Там, где мы есть (СИ)

Cold — A Different Kind of Pain

Неверлэнд больше не имел того влияния на Робби как раньше, призывая его к себе. Теперь Питер Пэн появлялся на своем острове только лишь тогда, когда Робби сам этого хотел, и только с помощью волшебных браслетов. Но почти каждую ночь он уходил в свою другую реальность, потому что только там ему не нужно было притворяться, только там его всегда ждали и любили, несмотря на заполненное тьмой сердце, и только там он ощущал себя свободным и живым. Остров остановил свое саморазрушение, но пока еще оставался сумеречно серым миром с немного гнетущей атмосферой, которая вполне соответствовала душевному состоянию Хозяина Неверлэнда, поэтому он не торопился возвращать своей другой реальности прежний вид. Но при этом Хранитель снов все же вернулся к своим прямым обязанностям и снова переправлял Потерянные души в их реальности. В основном это были мальчишки, которые снова стали появляться в Неверлэнде, ставшим бесцветным. Потеряшки пугались мрачной, удручающей атмосферы и с удовольствием удирали в свои другие реальности. Им даже не нужно было устраивать никаких иллюзий и представлений. Поэтому у Питера Пэна было полно сил и времени, чтобы просто посидеть у костра с Феликсом и задержавшимися в Неверлэнде потерянными мальчиками, которые ни за что не захотели уходить в свои другие реальности, предпочитая своим цветным мирам сумеречный остров. Это были мальчишки, которые пережили здесь исчезновение Пэна, нападение пиратов, видели, как стремительно уходила магия Неверлэнда. Возможно, глупо было оставаться в этом мрачном мире, но они считали остров своим домом, а Питера и Феликса своей семьей, и в их глазах Пэн уже не замечал того страха, который увидел, когда вернулся из темного портала. Зато видел преданность. И Питер ценил эту преданность и использовал ее.

С некоторых пор они играли в особую игру — слежка за пиратом. Киллиан Джонс так и не ушел в свой темный портал. Хуже того, каждый раз он пытался встретиться с Питером Пэном. Питер же к таким встречам не стремился вовсе, и мальчики принялись отслеживать перемещения и действия Капитана. Пэна все это несколько забавляло. Он и сам мог обезопасить себя от неприятных ему встреч, потому что чувствовал самого Джонса и то, где пират находился каждое мгновение. Питер с момента своего возвращения вообще чувствовал каждого на этом острове — теперь никто без его ведома, не появлялся в Неверлэнде, и никто без его дозволения не мог покинуть остров. Но у всех правил есть свои исключения — только Капитану Джонсу не требовалось разрешение, чтобы уйти в свой темный портал, но он не уходил. И мальчишки решили: они будут охранять Хранителя снов от пирата, и были настолько увлечены этим занятием, что Пэн принял их игру — чем бы дети ни тешились, лишь бы были при деле. И теперь каждый раз Питер, выполнив все свои обязанности Хранителя, выслушивал подробный отчет о разведке и предпринятых действиях, а потом, устраиваясь в уютных объятиях Феликса, он наблюдал за веселящимися и танцующими у костра мальчишками, и чувствовал себя живым и защищенным. Что уж на самом деле предпринимали Потерянные для его защиты, Питеру было невдомек, но он действительно не чувствовал близкого присутствия Киллиана Джонса.

Пэн почувствовал Джонса в первый же сумеречный вечер, когда Потерянные на совете решили, что нужно снова вернуться в лагерь на берегу озера — там было уютнее, чем в лесной чаще, да и пресная вода была рядом. Вернув лагерю прежний вид с помощью магии, Питер уселся под их с Феликсом деревом и наблюдал, как мальчишки обустраивали свои домики и придавали лагерю более уютный вид. Ощущение близости Киллиана пришло к нему вместе с обжигающим висок неприятным ощущением. Питер прикрыл глаза, настраиваясь на Тень — Киллиан стоял в нескольких десятках метров справа от него, укрывшись ото всех за стволом дерева, и сверлил Питера тяжелым, замутненным взглядом — видимо, Джонс завязал с бутылкой рома очень крепкую дружбу. Чем еще заняться на острове одинокому пирату? Пэна удивляло то упорство, с которым Капитан до сих пор находился на острове. Прошло уже достаточно времени, чтобы понять, что здесь он никому не нужен. На что он все еще надеется? Что Питер простит его? Ну, что же, если нет добровольного желания уйти, может вызвать вынужденное?

— Боже, откуда у этих сорванцов столько энтузиазма и сил? — Феликс бросил на землю плащ и плюхнулся на него, чуть задев Питера, прислонился спиной к дереву и устало прикрыл глаза. — Сил моих больше нет, чтобы еще и стол сооружать. Может, поможешь и превратишь несколько чурбачков в предмет мебели? — ответа от Питера Феликс не дождался. — Ну, хорошо, ты прав — не все нужно решать с помощью магии, пусть сами помучаются… А я на сегодня — пас… Если что, я устал, сплю… умер в конце концов.

— Поцелуй меня…

Феликс от такой неожиданной просьбы распахнул глаза и удивленно уставился на Питера:

— Что, прости?

— Поцелуй меня, Феликс, прямо сейчас, — Питер обворожительно улыбался, но при этом у него был холодный, требовательный взгляд, от которого Феликс растерялся еще больше. — Джонс здесь, и я хочу заставить его думать, что мы теперь вместе, и чтобы он убрался, наконец, с острова.

Феликсу кажется, что он все же уснул и видит сон, воплощающий его желание. Пусть и не совсем так, как ему этого хотелось бы… Ему хотелось видеть в любимых глазах что-то такое, отчего его мертвое сердце оживет — ради этого он когда-то и остался в Неверлэнде навсегда. Но только не то, что он видит в этих глазах сейчас. А сейчас это была даже не просьба. Сейчас это было требование или приказ… И Феликс застывает в нерешительности, пытаясь разобраться в своих чувствах. Питер же все давно решил — он хватает Феликса за грудки и, резким рывком притягивая к себе, впечатывается в его губы. В поцелуе Хранителя больше агрессии, чем нежности, но Феликсу становится абсолютно все равно, когда Питер, не разрывая поцелуя, перекидывает ногу через его бедро и одним резким движением усаживается сверху и запускает свои пальцы в его запутавшиеся волосы. Феликсу этот поцелуй кажется таким сладким, что он растворяется в своих ощущениях и стонет Питеру в рот. Ему сейчас все равно, что Питер закрывает глаза, продолжая терзать его губы. Он знает, что Пэн сейчас через Тень наблюдает за реакцией Джонса. Ему все равно, что для Питера это только очередная жестокая игра. Очень жестокая. И непонятно, кому из них троих больнее… Но Феликс готов поддерживать эту игру и терпеть боль сладкой пытки такой близости Питера.

— Наконец-то, — Питер прекратил пытать Феликса своим поцелуем и посмотрел в ту сторону, где еще минуту назад был Джонс. — Я думал, что он никогда не уйдет. Спасибо, что подыграл, — Пэн подмигнул другу и слез с его колен, снова усаживаясь рядом. — Очень убедительно получилось.

— Всегда пожалуйста. Обращайся в любое время, — Феликс попытался улыбнуться, и ему это даже вроде удалось, но получилось как-то неубедительно.

— Что-то не так? — Пэн все же уловил его настроение. — Ты же как-то пытался меня поцеловать, а теперь я сам проявляю инициативу, — Питер легонько толкнул друга плечом. — Или тебе не понравился мой поцелуй? Обещаю в следующий раз быть более нежным, — Питер засмеялся и взлохматил опешившему Феликсу волосы.

— В следующий раз?.. — Феликсу хотелось ущипнуть себя и убедится, что он не спит.

— Послушай, — Питер мгновенно стал серьезным. — Я хочу, чтобы Джонс убрался с острова. Не знаю, что его здесь держит…

— Он говорил, что любит тебя… — не заметить промелькнувшую боль во взгляде Пэна было невозможно.

— Возможно, — Питер усмехнулся и пожал плечами.

— А ты? — Феликс пытался прочитать ответ в глазах Питера. — Ты любишь его?

— Нет, — в ставших неожиданно темными глазах Питера не было никаких эмоций — только пустота. — И хочу, чтобы он, наконец, это понял… Так ты поможешь мне убедить Джонса? Сыграем влюбленную парочку?

— Хорошо, — Феликс кивнул. — Но только при одном условии — это будет спектакль не только для Киллиана Джонса.