Мы больше не проснемся (СИ)

Они продолжали смотреть на парня, словно он через секунду должен достать свою знаменитую палочку и начать пытать детей.

Ох, как нелегко было её достать… Удивительно только, как Министерство Магии не заинтересовалось такими мощными всполохами магии в Хогвартсе. Но это вполне объяснимо — иногда у младшекурсников, которые провели детство в маггловских семьях, случались магические выбросы. А иногда учителя разрабатывали новые заклинания. Дамблдор лично наблюдал за процессом, чтобы никто не пострадал.

Но больше всего его удивлял вовсе не изменившийся Том Реддл, а его новый друг — Гарри Поттер. Этот невозможный мальчик перешагнул свой страх перед могущественным тёмным волшебником, оставил позади себя ненависть к убийце своих родителей. Именно он заставил Реддла повернуться лицом к свету, именно Гарри смог стать его другом, пробудив в заблудшем ядовитом змее светлые чувства. Он, Дамблдор, не смог этого сделать в своё время за долгие годы бесконечных чаепитий и «разговоров по душам», а тринадцатилетний ребёнок сделал это за несколько дней. Возможно, всему виной была их связь. Дамблдор делал большие ставки на этот вариант.

Но полагаться только на их дружбу не стоило. Мудрый волшебник чувствовал, что скоро Реддл должен всё понять. Если не вспомнить, то узнать все целиком и полностью — точно.

Хоть он и позаботился обо всем: убрал из библиотечных книг любое упоминание о Тёмном Лорде, попросил деканов всех четырёх факультетов приказать своим подопечным не распространяться про Сами-Знаете-Кого, как его продолжают называть в магическом мире. Насчет гриффиндорцев и равенкловцев директор не был уверен. Но вот Снейп смог в достаточной мере припугнуть свой серпентарий. Хаффлпаффцы попросту не горели желанием наживать себе проблем. А уж говорить о самом Лорде Волдеморте… Нет, они послушаются декана.

Факультет Равенкло слишком горд. Дамблдор, положа руку на сердце, был абсолютно точно уверен, что они и ухом не повели на указ своего декана. Самая высокая цена для этих детишек — знание. Поэтому они могли бы удовлетворить любопытство Реддла в любой момент, когда он захочет. Да и кто смог бы отказать его очарованию? А уж похвастаться знаниями?

Но основная проблема — гриффиндорцы. Его милые львята. Храбрые, честные. И Гарри Поттер — один из них.

Только вот Дамблдор был уверен, что уж кто-кто, а Гарри точно не расскажет правды Реддлу.

Остальное — неважно. Когда-нибудь этот день всё равно должен будет наступить.

Директор и не предполагал, что он наступит настолько скоро.

Очнувшись от своих размышлений, он встрепенулся и наткнулся на многозначительный взгляд профессора МакГонагалл. Директор кашлянул и слегка покраснел.

Затем на головы гриффиндорцев полился самый настоящий ледяной дождь. Послышался визг и смех.

Смеялись все: и обычно серьезные равенкловцы, и добродушные хаффлпаффцы, и напыщенные слизеринцы, которые со злым удовлетворением наблюдали за расплатой непослушных и своевольных врагов, и сами гриффиндорцы, которые весело отфыркивались от воды. Девушки визжали, закрывая руками лица, а некоторые смелые парни пытались продолжить атаковать соседей. Только им помешала тут же исчезнувшая с тарелок еда.

— Минус десять баллов с гриффиндора. - Весело сообщил Дамблдор. — Ах, молодость. Помнится, в ваши годы занимался тем же самым.

— Швырялись едой? — громко спросил Джордж, смахивая с волос крошки хлеба.

Раздался смех.

— Баловался водяным проклятием, поливая разбушевавшихся студентов, — так же весело ответил директор, и в подтверждение его слов на голову Уизли обрушилось ещё ведер пять холодной воды.

По залу вновь прокатился смех. Реддл же, пытаясь сохранить серьёзный вид, невозмутимо отряхивался от еды.

Гарри посмотрел на парня и вновь прыснул: он был абсолютно мокрым! Волосы завивались еще сильнее, а лицо покрывал яркий румянец стыда за свой порыв.

В этот момент из-под стола вылезла Гермиона и невозмутимым видом осмотрела масштаб причиненного ущерба: мокрые и грязные студенты, точно такие же стол, лавки и пол вокруг них. В ее взгляде читалось: «И с ними я учусь!»

Старшекурсники быстро очистили пространство вокруг себя, бросая виноватые взгляды на преподавательский состав школы.

Гарри, отсмеявшись, принялся отряхиваться сам, а Гермиона наложила на троих парней высушивающее заклинание, приговаривая что-то об их интеллекте.

На пары шли медленно, так как у гриффиндорцев завтрак закончился намного раньше, чем у остальных: еда-то с тарелок исчезла.

Том наклонился к мальчику и шепнул ему, что хочет поговорить наедине. Гарри привычно покраснел, но кивнул.

— Ребята, я вас догоню, хорошо? Идите без меня пока.

— Не забывай, у нас сейчас сдвоенное зельеварение. — Рон закатил глаза. — Потом намилуетесь.

— Да иди ты! — беззлобно пробурчал Гарри и утянул улыбавшегося чему-то Реддла за угол.

— Что такое? — Гарри оглянулся по сторонам: пусто.

— Буду ждать тебя после ужина на восьмом этаже.

— Что? Почему там?

— Увидишь.

— Ой, Том. У тебя тут… — Гарри хихикнул и выудил из ещё влажных кудрей парня желатинового червячка. Реддл не смеялся и не сердился, лишь неотрывно смотрел в глаза гриффиндорца, у которого что-то сильно ёкнуло в груди.

Медленно поднеся вторую руку к лицу слизеринца, мальчик нерешительно коснулся его щеки подрагивающими от напряжения и предвкушения пальцами.

— Том… — повторил он, когда Реддл наклонился к лицу мальчика и замер от него в нескольких миллиметрах, прикрыв глаза. Гарри почувствовал, как к его губам прикоснулось горячее дыхание, и подался вперед.

Это был словно наркотик, словно дурман.

Мальчик запустил обе руки в волосы слизеринца, чтобы тот — не дай Мерлин — не передумал, но Том только притянул мальчика ближе, не веря своей удаче. Реддл чувствовал невероятный триумф, ведь Гарри решился, сам. Он позволил себя поцеловать, сам желая этого. И каким сладким показался обоим парням поцелуй! Волна удовольствия накрыла их, вызывая тихий трепет. Магия взметнулась вверх чистым белым светом, распаляя своих носителей все больше.

Гарри учащенно дышал через нос, а воздуха все не хватало — ему сейчас всего было мало: и горячих рук Тома, блуждающих по его спине и бокам, которые будто прожигали его кожу сквозь мантию, и совершенно потрясающего ощущения чужого сбившегося дыхания, которое Гарри ощущал собственной грудью, когда его прижимали к чужой, так часто вздымающейся, и не менее потрясающих губ, которые лишь покрывали его лицо невинными поцелуями, не заходя дальше. Все это было настолько чувственным, что Гарри буквально задыхался от наслаждения, прижимая Реддла еще ближе к себе, желая ощутить его тело еще явственнее. Это не были поцелуи страсти или острого желания плоти. Это было желание души — покорить и отдаться без остатка, подарить тепло и получить его взамен. Не выдержав собственного бездействия, Гарри нерешительно прикоснулся губами к открытой шее парня, куда мог дотянуться. Мальчик боялся, что его действия могли вызвать отторжение или смех: ведь он ничего не умел, лишь поддался собственному желанию. Но, услышав хриплый стон над ухом, мальчик повторил своё действие, одной рукой притягивая голову Реддла ниже, чтобы суметь дотянуться до его лица. Гарри помедлил секунду, разглядывая расслабленное лицо Тома. Он улыбался. Чуть подрагивающие веки были опущены, и длинные ресницы бросали мягкие тени на раскрасневшиеся щеки, волосы были сильно растрёпаны, но всё это делало Реддла ещё более прекрасным.

«Словно кукольное. Никогда не видел лица более красивого, чем у него.» — Невольно подумалось Гарри, перед тем как он уже более уверенно накрыл губы парня своими, чувствуя сладостную дрожь по всему телу. Реддл подхватил внезапно ослабевшего мальчика, удерживая того от падения на каменный пол. Оба тяжело дышали, а перед глазами темнело от нехватки воздуха и перенасыщения магией. Возле них утихали серебристые искры, а в воздухе растворялась мерцающая белым светом пыль.

Гарри тряхнул головой, пытаясь навести в своей голове порядок и уже встал на ноги ровнее, все еще держась за плечи Тома. Тот жадно разглядывал лицо мальчика, запоминая его смущение, точно такие же нежность и удовольствие. Том видел отражение своих чувств, и это приводило всегда хладнокровного слизеринца в ласковый трепет, поднимало где-то в недрах его сердца бушующую бурю из чувств, о которых он доселе не догадывался.