Обратная сторона Луны (СИ)

– К чему ты клонишь? – спросил во время образовавшейся паузы Тим.

– Тима, там не было бездомных собак. Ни одной. Господи, там даже сейчас нет их – район из рабочего успел превратиться в элитный за эти шесть лет. А главное, ну ты сам себе представляешь, дворовую псину на людей нападать учить? Не, я понимаю, что они умные, на автобусах умеют ездить и всё такое, но это больше сюжет для голливудского кино, чем для российской провинции. Короче, – вздохнул Тимур, – оборотень этот мальчик. Заебал его этот пьющий обрубок от человека, вечно поколачивающий папку. А дальше дело случая: он обратился, загрыз его в приступе бешенства, но так как мелкий ещё весь был, ну там, зубы-когти, все на собаку подумали.

Тимур замолчал, давая Тиму время всё обдумать, но у того думалка буксовала. В голове был рой вопросов, и он почему-то решил задать, наверное, не самый важный, но самый актуальный.

– А, так мы к нему, что ли, едем?

– Ага, Михаил выходит сегодня, – кивнул Тимур.

– Откуда он выходит? – спросил, уже догадываясь об ответе, Тим, но надежда, чтоб её, умирала последней.

– Ты вообще слушал меня? – всплеснул руками омега. – Из колонии он выходит. Где сидел последние четыре года за убийство отчима, которого он собственными зубами загрыз в двенадцать лет.

– А почему его в тюрьму не перевели, ему ж восемнадцать уже должно быть? – снова обошёл стороной вопросы поважнее Тим.

– С прошлого года закон, что до девятнадцати в колонии можно оставаться, – ответил Тимур.

– Ну ладно, – глянул в окно Тим и заскользил взглядом по припорошённому первым мокрым снегом борщевику, невольно прищурившись от обилия белого, – главный вопрос: почему ты думаешь, что он мне в стаю подойдёт?

Тимур глянул на него настороженно, пытаясь уловить издёвку, но Тиму действительно было интересно. А тот сначала сглотнул шумно, поджав губы до побелевших линий так, что уголки устремились вниз, и потом только ответил уже не этим поставленным голосом профессионального рассказчика баек, а таким, который, скорее всего, только Тим и слышал:

– Он потерянный и злой. Вырванный из общества ребёнком и ненужный этому обществу взрослым. С повышенным чувством справедливости, ради которой смог шагнуть за черту, но в систему правосудия ему дорога заказана. У него сейчас ничего нет: ни семьи, ни стаи, ни каких-либо представлений о том, что сейчас в мире происходит, про отношения волков – тоже. И папа, и отчим были людьми, некому было научить, рассказать, показать. – И как последний аргумент: – Не возьмём его к себе, он выйдет и станет нашей проблемой. Возьмём – и на одного не прирученного отморозка на улицах твоей территории станет меньше.

– Логично, – коротко кивнул Тим и уточнил кое-что ещё: – А он вообще знает, что мы за ним едем?

Тимур усмехнулся, сбросив с себя драматичный настрой, и заверил:

– Знает. Я в колонию звонил, представлялся его соцработником, узнал, когда Михаил выходит, и с ним самим тоже парой слов успел переброситься. Я ничего такого не говорил, – мотнул головой он, хотя Тим почему-то и не сомневался в этом, – только намёки, которые поймёт лишь оборотень. Ну, и что встретим, пообещал.

– А вот прикинь, если он не оборотень, – истерично хохотнул Тим.

– Ну, подбросим пацана до города, делов-то, – пожал плечами Тимур.

– На обратном пути я за рулём, – предупредил альфа, – надоело улиткой плестись.

Дорога под колёсами наконец перестала напоминать поле боя, ровным асфальтом оповестив о том, что где-то поблизости находится федеральный объект. Потом замелькали указатели, что через столько-то километров они будут проезжать мимо Архангельской воспитательной колонии, и Тимур, неловко затормозив на повороте, едва вписался в нужный, благо что Тим буквально на автомате придержал руль для более резкого манёвра.

Наверное, летом здесь должно было быть живописно: за высоким забором из рабицы виднелись низенькие корпуса, отделанные сайдингом пастельных тонов. Но сейчас, в конце ноября, когда на улице шёл мокрый снег огромными шматкáми прямо в лицо, а под ногами все ещё хрустел позавчерашний гололёд, описать происходящее можно было только одним словом – отстой. Тим даже выбираться из машины не хотел, но надо было сделать это как минимум для того, чтобы поменяться с Тимуром местами.

Однако Тимур не торопился возвращаться в машину, зачем-то подставляя лицо прямо под хлопья, и Тиму пришлось остаться с ним. В отличие от поездки по безликому шоссе, сейчас их окружал хвойный лес, и оставлять омегу одного на улице было некомфортно. Тот, заметив недовольное лицо Тима, без лишних раздумий встал на цыпочки, собрал с крыши машины налипший на неё снег, а потом шутливо бросил его в альфу. Тим попытку атаки оценил и напихал снега Тимуру прямо за шиворот. Тут же получил сдачи горсткой холодной субстанции точнехонько по голове, но в долгу не остался, натерев половинками снежка раскрасневшиеся омежьи щёки. В тот момент, когда игривая потасовка рисковала переквалифицироваться в мордобой, до чуткого антиповского слуха дошёл разговор:

– Ты глянь на этих двух дебилов, – с усмешкой.

И ответ со вздохом:

– Это, наверное, за мной.

Тим моментально выпрямился, перестал третировать повизгивающего от щекотки Тимура и оглянулся на ворота, около которых они припарковались. Тимур устремил взгляд следом, и вместе они уже наблюдали, как в будке КПП прямо перед выходом происходит какой-то короткий разговор между сотрудником колонии и молодым человеком, предположительно Михаилом, после чего замок на воротах щёлкнул и на улице показался блёклый на фоне снега силуэт.

– Михаил? – первым отмер Тимур, когда альфа в казённой телогрейке нерешительно подошёл к ним.

– Миша, – поправил он и протянул руку, – а вы Тимур?

– “Ты”, – поправил в свою очередь тот и вернул рукопожатие, – это Тимофей Антипов.

Тиму тоже пришлось обменяться любезностями и отметить, что это первый оборотень, который не спросил про фамилию. Просто потому, что никогда не слышал о ней – непривычно.

Миша выглядел ровно так, как выглядят подростки в колониях: не худой, не толстый, с коротким ёжиком, тенью щетины на высоких скулах и парой небольших шрамов: один рассекал бровь, второй прятался на краю резко очерченного подбородка. Тим заикнулся было об их появлении, но Миша опередил его, заставив отбросить сомнения насчёт его сверхъестественной составляющей, и темно-серые глаза сменили цвет на насыщенный жёлтый. Всего на секунду, но Тиму хватило, а потом он моргнул и своими.

– Поехали, нечего жопы морозить, – скомандовал он, кивнув на машину.

Тимур поспешно запихал досье на Мишу обратно в бардачок, пока устраивался на переднем пассажирском, а тот забрался на заднее. Тим повернул ключ в замке зажигания, и они тронулись обратно в город.

Разговор больше поддерживался Тимуром, который задавал дежурные вопросы про жизнь в колонии, о том, что стало с папой, надо ли помочь с документами. Миша отвечал односложно, и Тим подозревал, что не от назойливости омеги, а наверняка потому что по-другому не умел. Сам же Тим только изредка вставлял свои пять копеек, рассказывая, как изменился Архангельск в одних местах и как остался неизменным в других.

– Можешь остановить? – спросил его Миша во время образовавшейся паузы.

Ехали они сейчас по безлюдной трассе, вокруг которой были одни сплошные поля. Тим подумал было, что тот к этому времени захотел отлить, и остановил тачку, съехав на обочину. Но Миша хотел не этого. Истинная причина стала ясна, когда тот торопливо начал сбрасывать с себя всю одежду. Тимур сделал вид, что копается в телефоне, а Тим даже не смог на этот порыв ничего возразить, слишком хорошо понимал Мишу, да и спешить было некуда.

Из машины Миша выскользнул человеком, но в боковом стекле силуэта уже не показалось, было только видно, как колышется высокий борщевик, расступаясь по бокам от юркнувшего в белые поля волка. А дальше… Дальше Тим тайно радовался, что они сейчас стоят на забытой богом трассе и ни единая душа не видит, как огромный оборотень наматывает круги по полю и подпрыгивает на добрые полтора метра, чтобы поймать устрашающим оскалом падающие снежинки. Тим, конечно, не чувствовал Мишу, но прекрасно понимал, что тот сейчас испытывает после стольких лет заточения не только в колонии, но и в клетке человеческого тела и разума.