Мистер Порджи, или Как я перестал бояться и полюбил дьявола (СИ)

Держи косточку. Хороший пес.

Когда Джорджи распрямляется, Джерси решает, что вот так, голым, со сдвинутой назад шляпой и зажатым между сухими пальцами презервативом, он выглядит куда лучше, чем внизу в баре. Но кое-что ему все-таки не нравится.

– Тебе это не понадобится, – Джерси кивает на презерватив. Упаковка прозрачная, и, сложив статистику, Джерси может сказать, что Джорджи любит фиолетовый цвет.

– А ты, блядь, рот свой видел? – Джорджи брезгливо потирает верхнюю губу. – Я в такой рот свой хер без резинки ни за какие бабки не суну.

– Ты же знаешь, что это крэк, – Джерси неприятно морщится. Даже при его аккуратности иногда остаются ожоги от стеклянной трубки.

– А почем мне знать? – Джорджи передергивает плечами. – Может, и крэк, а может, сифилис или че еще.

– Сказания не болеют этим, – презрительно говорит Джерси.

– Я об этом первый раз слышу и проверять не собираюсь, – грубо отрезает Джорджи. – Так что либо в резинке, либо вали на хуй отсюда.

– О'кей, – но Джерси неожиданно легко соглашается. – Только тогда что насчет поцелуев? – он не без удовольствия смотрит на растерянность, появившуюся в глазах Джорджи. Дитя рекламной пропаганды. Им говорят только про секс, они не заражаются через целомудренные шалости на заднем дворе школы. – Расслабься, мальчик, я просто старый кокаинщик. И ты же доверяешь мне своих шлюх. А я всегда целую их, – напряженность в глазах Джорджи сменяется нерешительностью, а Джерси только посмеивается. И ждет еще немного, наслаждаясь тем, что Джорджи теперь очевидно не представляет, что делать, и одновременно не хочет этого показывать и хочет бравировать этим, не в силах выбрать. Но так как он все-таки решается подойти, Джерси не ищет нового повода для зацепок. – Садись, – просто предлагает он, откидываясь на спинку дивана и хлопая себе по колену.

– Зачем? – Джорджи подозрительно щурится.

– Затем, что я плачу тебе сотню сверху. Или думаешь, что за так ее получишь, Джорджи Порджи? – сарказм у Джерси особенно неприятный.

Взгляд Джорджи в ответ полон сомнений и злости, он словно приценивается к худым рукам Джерси, с пожелтевшей от возраста, пористой кожей, к его родимым пятнам, неприятному сочетанию проплешин и густых усов, к мягкому животу, с боков зажатому подтяжками. Джорджи явно не нравится то, что он видит. Но пять сотен делают свое дело: он кидает презерватив на диван и решительно забирается Джерси на колени, лицом к лицу. Непроизвольно морщит нос, готовясь вдохнуть прелый запах старости, пота и нестираной одежды. Но Джерси неожиданно и довольно свежо пахнет древесной корой, травой на срезе и, кажется, мягким мхом. И коньяком поверх.

– Я не всегда жил в городе, – негромко говорит он, замечая, как Джорджи начинает дышать свободнее. Рука с толстыми золотыми кольцами ползет по пояснице тихо и вкрадчиво.

– Я тоже, – грубовато отвечает Джорджи. Но он не пахнет Индией. Только потом, табаком и шалфеем. И смертью. – Чувствую себя мальчишкой на исповеди, – он неожиданно и сухо смеется, – "о, отец МакКензи, зачем это вы трогаете меня за жопу?" – очевидно, он нервически следит за движением руки Джерси и злится от этого. А потом набирает в легкие воздух, и взгляд меняется на решительный – как за секунду до того, чтобы с не удержанным бабьим визгом нырнуть с головой в ледяную прорубь.

Джорджи целуется странно, как на вкус Джерси: умение компенсирует напористостью, пытается протолкнуть дрожащий от напряжения язык как можно глубже и сталкивается с Джерси зубами. Джерси посмеивается, легко и животно умиротворяя и направляя движения его языка. И не ожидает, когда распалившийся только больше от этого нарочного умиротворения Джорджи резко кусает его за мягкую и расслабленную нижнюю губу.

– Что за дерьмо? – недовольно взрыкивает Джерси, прихватывая кожу Джорджи стрижеными почти под корень ногтями.

– Это мой клуб, – Джорджи, слегка отодвинувшись, говорит ясно и четко, а его холодные глаза откровенно смеются, – и правила здесь – мои. Правило первое: я не лижусь с гребаными карамельными педиками.

Он с удовольствием смотрит, как постепенно краснеет губа Джерси. Но сам Джерси только тихо улыбается в усы.

– Как скажешь, Джорджи-бой.

Джорджи не слишком умен, но это Джерси знает уже давно. Тупой ирландишка даже не замечает, как удлиняются и покрываются темной лоснящейся шерстью пальцы на его заднице, когда Джерси грубо берет его другой рукой за загривок и пребольно кусает между шеей и плечом. У Джорджи вздрагивают упертые в диван колени, и он резко отдергивается – Джерси чуть не вырывает кусок кожи над некрасиво торчащей ключицей, – смотря с ненавистью. И так глубокие морщины от носа к губам становятся еще глубже.

– Да. Как я скажу, – он резко сдергивает очки Джерси, оставляя сальные отпечатки на стеклах. Чуть стопорится, первый раз столкнувшись с открытым взглядом под ними: глаза Джерси голубые, с яркими вкраплениями зелени и золота. Но Джорджи не умеет бояться – и эта ошибка однажды стоит ему жизни, уже знает Джерси, – и решительно кусает его в шею, придавив за плечи. И Джерси это нравится. Потому что Джорджи это на самом деле нравится тоже.

Отмеченные родинками и пигментными пятнами пальцы больно давят на худые бедра, Джерси запрокидывает голову, когда Джорджи наваливается на него всем своим легким весом. К его жестким, истеричным, почти насильным поцелуям мешается горький вкус табака.

Джерси наконец снимает с Джорджи шляпу и бросает на пол, хватая всей пятерней лысый затылок, а зубами – верткий язык. Джорджи гневно мычит от боли, зажимая Джерси бедрами, и бьет кулаком ему в плечо. Но Джерси даже не замечает этого и дает Джорджи высвободиться, только когда тот напрочь обдирает язык.

– Джерсийская сука! – Джорджи сразу зажимает рот, и его голос звучит глухо и невнятно.

– Разве твоя мать никогда не говорила тебе не играть с дьяволом? – но Джерси только смешливо хмурится.

Джорджи не отвечает, гневно смотря из-под широких бровей, пока Джерси почти ласково, по-отцовски гладит его голые ноги.

Новые поцелуи еще больнее и злее, перемежаются рычанием. Джерси тискает маленький зад Джорджи, заставляя его ерзать. Следы зубов идут полосами и крапинами лопнувших сосудов, сливаясь с краской татуировок и родимыми пятнами. От плотно притиснувшегося тела у Джерси потеет грудь, все сочнее пахнет мокрой корой и мхом. Джерси чувствует как это, так и то, что член Джорджи слегка приподнимается, упираясь ему в ширинку.