Самый легкий выбор (СИ)

- Не хочу я садиться, - угрюмо отозвался Риверте. - Где бутылка?

- Нигде. Вы уже вылакали две, я не позволю вам дышать на сиру Лусиану перегаром, когда вас позовут. Ну не волнуйтесь вы так. У вас же сотни четыре детишек по всей Вальене. Вы, небось, обрюхатили не меньше половины женщин, которых сражали своими чарами.

- Да, но ни одна из них не рожала при мне, - мрачно сказал Риверте и возобновил свой стремительный рейд по коридору. Уилл, сидя на стуле перед дверью в спальню Лусианы, смотрел на него со смесью жалости, насмешки и любви. Он предполагал, зная сира Риверте, что тот довольно близко к сердцу воспримет близящиеся роды своей супруги, но такой бури чувств, признаться, не ждал.

Все эти семь месяцев они провели в Тэйнхайле. Король Рикардо, едва узнав о случившемся штурме, немедленно выслал в Хиллэс своего полномочного представителя и грамотой, в формальных дворцовых выражениях предлагавший сиру Риверте провалиться к чёртовой матери, а затем сгореть в аду за своё нехорошее поведение. После чего следовал приказ оставаться под домашним арестом в Тэйнхайле вместе с сиром Нораном до тех пор, пока император не придумает, как сохранить жизнь им обоим в обход справедливого гнева аленсийской княгини Оланы. Уиллу в этом странном темпераментом сообщении чудилось запоздалое раскаяние и попытка загладить вину. Король Рикардо тоже выбрал, когда на разных чашах весов оказались Фернан Риверте и его родная страна; и, в отличие от Уилла, не похоже, что он совершил этот выбор легко и безропотно, ни на миг о нём не пожалев. Риверте сказал, что теперь восстановление мира и спокойствия в отношениях между императором Вальены и его непокорным главнокомандующим - вопрос времени, и пламенно пожелал, чтобы это время наставать не спешило.

- Тэйнхайл, конечно, не Даккар, - небрежно заметил он, делая вид, что не замечает обиженный взгляд Уилла, - но жить тут можно. Кроме того, здесь хозяин не я, а вы, и это для разнообразия даже забавно.

И они остались в Тэйнхайле.

Роберт какое-то время сидел в темнице, впрочем, Уилл следил, чтобы он не особенно там страдал и нуждался. Потом за ним явились люди короля Эдмунда - хиллэсский монарх обвинил Роберта Норана в незаконном и вероломном пленении графа Риверте, а следовательно, в провокации междоусобной распри, так как было очевидно, что сир Уильям Норан, хроникёр, друг и любовник графа Риверте, непременно вмешается в этот конфликт, и прольётся кровь. Объяснение было не слишком изящным - Риверте поморщился, когда о нём услышал, и сказал, что Рикардо совсем утратил хватку - однако оно, видимо, сработало. Роберта перевезли в столицу Хиллэса, под надзор короля Эдмунда, а тот, в свою очередь, передал его Вальене, и в течение нескольких следующих месяцев Роберта постоянно таскали из тюрьмы в тюрьму, из замка в замок, пока внезапно не женили на перезрелой леди Глейдон, в точности соответствовавшей описанию, ранее данному Риверте потенциальной супруге лорда Норана. Пока что счастливые новобрачные жили в Сиане, но должны были вернуться в Тэйнхайл, как только закончится ссылка Риверте и Уилла - а Риверте письменно уговорил короля, чтобы кончилась она не ранее, чем родит сира Лусиана, которой лекари настоятельно рекомендовали воздержаться до родов от длительных переездов (равно как от размахивания арбалетом и штурмов вражеских крепостей).

И вот сира Лусиана наконец рожала, а сир Риверте очень нервничал по этому поводу. Когда из-за запертой двери раздался первый мучительный крик, он остановился, как вкопанный, и в ужасе посмотрел на Уилла.

- Вы слышали?!

- Что?

- Да это же! Вот, опять! Она кричит!

- Женщины имеют такое обыкновение при родах, сир.

- Да... и правда... чёрт, - сказал Риверте и продолжил носиться по коридору. Уиллу очень хотелось встать, подойти и обнять его, чтобы заставить оставаться на месте хоть пару минут, но он боялся, что, стоит ему подняться со стула, Риверте кинется на дверь и вынесет её.

Прошло ещё около получаса, прежде чем за дверью раздался шорох. Уилл встал, отодвигая стул и не глядя на круто обернувшегося к двери Риверте. Дверь приоткрылась, и в проёме показался лекарь - тот самый, что семь месяцев назад успешно вправил Риверте сломанные пальцы.

- Двойня, - устало сказал он, утирая со лба пот платком. - Мальчик и девочка. Оба здоровы. Мать в порядке.

- Стоять, - беззлобно сказал Уилл Фернану Риверте, который рванулся к двери, и тот, к некоторому его удивлению, покорно замер на месте.

- Ещё несколько минут, сударь, - сказал лекарь, кинув на Риверте извиняющийся взгляд. - Сира Лусиана просила дать ей время, чтобы отдышаться.

Он закрыл дверь, и Уилл повернулся к Риверте, улыбаясь.

- Она хочет привести себя немножко в порядок, сир, - пояснил он. - Не хочет, чтобы вы видели её такой...

- Какой - такой? - слегка одуревшим голосом спросил Риверте, и Уилл вздохнул. Да уж, тут бесполезно объяснять, даром что сам Риверте в этом отношении от своей супруги ничем не отличался.

- Ну вы же ждали три часа. Потерпите ещё три минуты, - непререкаемым тоном сказал он, а когда Риверте протяжно застонал, наконец ступил к нему, не удержавшись, и крепко обнял.

- Поздравляю, монсир, - прошептал он, и задохнулся, когда две крепкие руки сжали его с такой силой, что разом выбили из лёгких весь воздух.

Риверте поцеловал его в висок, потом ещё раз, и ещё, а потом дверь открылась. Руки на спине Уилла разжались, и он ступил в сторону, глядя вслед Риверте, широким шагом двинувшегося вперёд, с какой-то новой, незнакомой ему прежде нежностью.

Так закончилось их пребывание в замке Тэйнхайл.

Но всё остальное - только начиналось.

Уилл не совсем представлял себе их жизнь после того, как сира Лусиана разрешится от бремени. Они никогда об этом не говорили, а Уилл, как и прежде, боялся спрашивать первым. Их дни в родовом замке Норанов мало чем отличались от медового месяца Риверте и Лусианы в Шалле, только времени вместе они проводили больше, потому что Риверте не надо было всё время бегать по каким-то делал. Уилл иногда поглядывал на него в страхе, гадая, не скучает ли он здесь. Он ведь знал своего Риверте - его не удержишь долго на одном месте, как ни старайся. Ответ на свой незаданный вопрос он получил как-то вечером, месяца за полтора до родов графини, когда Риверте позвал его в кабинет и заговорщицким тоном сказал:

- Уильям, у меня появилась одна мысль насчёт возможной экспансии в Нарвай.

- Нарвай? Но это же за морем!

- Знаю. Потому и говорю: у меня вдруг возникла идея, слушайте...

И он воплотил её, на следующий же год, как воплощал все - почти все - свои безумные проекты. Он был Фернаном Риверте, и он не менялся. Ни один из них не менялся, даже меняясь, и это было самым чудесным.

Когда Лусиана родила, король Рикардо наконец позволили ей встретиться с её дочерью от первого брака. Девочку забрали из монастыря, как только Риверте оказался в плену, но не пускали к матери - так Рикардо наказывал сиру Лусиану за неповиновение. Все эти месяцы дочь графини жила в Сиане, и, когда близнецам Риверте исполнилось десять дней, наконец приехала. Лусиана плакала, обнимая свою потерянную и обретённую дочь - Уилл впервые видел, как она плачет, и ему было неловко. У Мадлены Далнэ были волосы матери и её винно-карие глаза, она тоже плакала, повиснув у Лусианы на шее. Но вскоре Уилл понял, что девочка была сущим дьяволёнком: она не могла усидеть на месте и вечно норовила забраться куда-то, откуда её потом приходилось снимать при помощи самых длинных замковых лестниц. Как она выдержала семь лет в монастыре, и, главное, как смогла сохранить при этом такую живость характера - оставалась загадкой. Вероятно, в ней бурлил неукротимый дух её матери. Уилл её, честно говоря, слегка побаивался, хоть ей и было всего лишь тринадцать лет.

Именно с приездом Мадлены Риверте завёл речь о том, что хиллэсскую ссылку пора заканчивать.

- Простите, Уильям, что опять разлучаю вас с родным домом, - сказал он, впрочем, не выглядя особенно виноватым. - Вам, я вижу, понравилось быть хозяином замка больше, чем хозяйкой моего сианского особняка, но жизнь вносит свои коррективы.