Добро пожаловать домой (СИ)

Плюнув на это дело, стянул с себя толстовку, еле выдрав ее из цепких пальчиков, отбросил в сторону, снося что-то, подвернувшееся по пути этой тряпке. Но вот когда с футболкой возникла уже знакомая мне проблема, прижал своим телом тело подкидыша к стене, в последний раз втягивая в себя мягкий, горячий язычок, и со звонким чмоком оторвался от сладких губ, которые мне сейчас были нужнее, чем кислород. Пока мальчишка жадно глотал воздух, вырвал из его рук на этот раз уже свою футболку, поспешно стягивая и выкидывая, и раздел его самого. Руки тут же начали шарить по обнаженной, разгоряченной коже. И кто это у нас тут боится, а? Разве это так называется? Коленом раздвигаю тонкие ноги, прижимаясь к паху, и даже сквозь плотную джинсу меня обдает нехилым таким жаром. О, да, мой мальчик, ты хочешь меня. Потому и не сопротивляешься. А я грубый. Сам виноват!

Дошли до кровати. Доползли. По стенке. Мальчишка упал на мягкую, не заправленную постель. Черные волосы, белые простыни. Черт! Склоняюсь над ним, просовывая колено между разведенных ног. Целую все его тело, считая каждый миллиметр, каждую родинку, свою любимую, между ключицами. По ней тебя узнала Лилия, такая же была у твоего отца. Плевать, она моя, мой личный фетиш.

- Том, еще не поздно…

Поздно! К черту, Билл, не зли меня! Я хочу… И ты хочешь! На хрена все это? Давай, малыш, взрослей… Или со мной сейчас, или с кем-то другим, потом… Что?! Нет, ни с кем, не позволю, мой!

Сам не понимаю, о чем думаю, не хочу думать, не получается. Все завтра, потом, не сейчас.

Зацеловываю худенькое тельце, а малыш уже и вовсе ничего не говорит, не противоречит. Сдался. Мне? Или себе? Не важно. Дышать все тяжелее, у него уже не получается. Задыхается и пропускает момент, когда я, расстегнув ширинку, стягиваю с него узкие джинсы. Весь исцелованный, смущенный, глаза зажмурены, мальчишка переворачивается на правый бок, притягивая к груди худенькие коленки. А я смотрю на ... Простые, черные боксеры с белыми крыльями на заднице. Блин, вот знал же, что святой и крылатый, но чтобы тут…

Нервный смешок проходит по телу, разгоняя напряжение. Окидываю взглядом возбужденного и пытающегося вспомнить, как там нужно дышать, подкидыша. Бл*, что я творю? Он отдается мне, доверяется, как всегда, а теперь – до конца. А я его пугаю. В груди разливается щемящая нежность, такое странное, непривычное, незнакомое чувство. С тобой все иначе, малыш. А почему – я не знаю. Потому, что ты чистый? Не такой, как все, с кем я был. Не такой, как я? Да, наверное, поэтому. И только поэтому.

Такой хрупкий. Лопатки выпирают, словно маленькие, прижатые к телу крылышки. В моей постели ангел. Господи, я в тебя не верю, но кто-то же создал его. Отвернись, не смотри на это. Не мешай нам. Я забираю его.

Склоняюсь и начинаю целовать ушко, прикрытое черными прядками. Нежно, невесомо. Мята. Твой шампунь. Ты пахнешь свежестью. Легкими касаниями оглаживаю горячее, дрожащее тело. Все, мой хороший, успокойся. Расслабься. Тонкие руки перестают так судорожно удерживать в груди сердце, и у меня получается коснуться, почувствовать его биение. Такое частое. Мое тоже. Ты можешь его услышать. Ласкаю кожу, спускаясь ладонью все ниже. Не бойся, все хорошо. Ты возбужден. Такой твердый. Все нормально, все правильно, так и должно быть, так и бывает, малыш, не пугайся. Себя, своего тела. Оно не лжет и не ошибается, в отличие от людей. Оно хочет. Ты хочешь. И я. Давай же, раскройся. Красивый.

Билл переворачивается на спину, доверяясь, открываясь. Выгибается под моими руками. Еще, мне мало. Спускаюсь поцелуями по гладкой коже, задержавшись на сосках. Твое сердце. Кажется, что я пью его биение. Какой же ты худенький. Но красивый. Вот как могут быть красивыми выпирающие то тут, то там косточки? Эти ребра, животик чуть впалый. Целую бледную кожу вокруг пупка, и ты втягиваешься еще сильнее, выгнав воздух из легких несдержанным стоном.

- Том?

Ты зовешь меня, тянешь ко мне тонкие ручки. Не надо, малыш, я сам. Просто чувствуй. Я вырываю ангела из Рая, и должен показать, что и здесь, на земле есть по истине райское наслаждение. Не смущайся, ты идеальный. Ты должен собой гордиться, точно так же, как гордо сейчас стоит перед моим взглядом доказательство того, что тебе все нравится. Очень даже. Простонав обреченно и пристыжено, притягиваешь кулачки к лицу, скрывая ярко-алые щеки. А я лишь усмехаюсь и наблюдаю, как на автомате притягиваются к груди и коленки, в попытке прикрыться. То, что надо. Не даю им сомкнуться, разводя в сторону, и под твой удивленный выдох склоняюсь, пробуя на вкус, целуя нежную, горячую плоть с уже выступившей смазкой. Малыш, ну, не смущайся ты так, не хватало еще, чтобы кто-то откинулся от сердечного приступа у меня в постели.

Ты вкусный. Никогда не думал, что дойду до таких мыслей. Бл*дь, я минет в первый раз делаю! Радует то, что тебе его тоже делают впервые, вот тебя и уносит. Невинный мой, надолго не хватает. Пытаешься оттолкнуть мою голову, отстраняюсь, тут же оплетая ладонью. Черт, какой же у тебя голос.

Пока подкидыш пытается отдышаться и ловит звездочки перед глазами, я рассматриваю стекающую по руке смазку. То, что надо. Поднимаюсь и склоняюсь над ним, расслабленное тело не сопротивляется и колени послушно разводятся в стороны. Для меня. Умница. Не спеши, не приходи пока в себя. Начинаю нежно целовать, постепенно углубляясь и наращивая темп. Отвлекая. А пальцы, тем временем, находят сжатое колечко мышц. Билл вздрагивает, сжимаясь еще сильнее, но я начинаю шептать какую-то полную хрень, какие-то глупые нежности, отрываясь от губ и целуя маленькое ушко. А малыш слушает мой голос, вцепившись в мои плечи, и это, кажется, его успокаивает. Голова запрокидывается, тело выгибается, грудь прижимается к моей вплотную, холодный метал не снятых часов отдается током, соприкасаясь с обжигающей кожей, и наши сердца начинают бешено рваться друг к другу.

Никогда я еще так себя не сдерживал. Никогда мне еще не было так тяжело.

– Черт, какой же ты узкий, малыш.

Бл*, я же порву его! А терпения все меньше. И ему уже хорошо, уже не больно, я нашел ту заветную точку, и Билли окончательно потерял разум, растворяясь в ощущениях. Единственное, что он помнил, это, кажется, мое имя, так как выдыхал его время от времени. При этом свое, он, видимо, позабыл, потому, что, когда я звал его, даже не открывал глаз. Вот он закусывает губу, дергаясь и сжимаясь, хныкает, а я все, не могу больше. Три пальца, малыш, может, хватит уже? Черт, надо было все же купить смазку, прости. Подхватываю тонкие ножки под коленями и закидываю одну из них себе на плечо. Вторая тут же плотно прижимается к правому боку. Дотягиваюсь до, чудом не свалившейся, как все остальные, с кровати подушки, подкладывая ее под спину подкидыша. Плюю на силу воли и ладонь, размазывая слюну по, кажется, уже проклинающему хозяина, то бишь меня, органу. Малыш пытается успокоить дыхание и сердцебиение, закрыв глаза и стараясь расслабиться. И где только этому нахвататься успел? Не важно, умница мой. Прижимаю его к себе, притягивая голову к свободному плечу, потому что чувствую, что сдерживаться уже не в состоянии. Сдохну щас!