Юноша из восточного гарема-2 (СИ)

В номер врывается несколько человек охраны. Они замирают, как и я. А шейх продолжает:

— Тебя будут судить за нападение на шейха. А законы у нас строгие. Боюсь, ты всю свою жизнь проведешь в тюрьме.

Не верю своим ушам. Этого просто не может быть. Почему Азиз так со мной поступает?

— Это твой брат... — удается привести мне довод потухшим голосом.

— Он не мой брат, он перестал им быть! — едва не кричит мужчина. — Его не существует для меня. Как и тебя!

— А, — хмыкаю я, не смотря на весь кошмар происходящего, — поэтому сейчас ты целовал меня?

Он темнеет, отвешивает мне пощечину, кивает охране и меня грубо скручивают, заламывают руки за спину. Но мне смешно. Из-за ревности и обиды Азиз даст погибнуть собственному брату. Не пойму эти восточные заморочки. Никогда не пойму.

— Увести его! И чтобы я больше никогда его не видел! И Наджа с Сафи ко мне!

Глава 3

Только когда я оказался в камере, до меня дошел весь ужас моего положения. Я здесь, заперт, а Хаким в плену у этого ненормального латиноса, и время неумолимо движется вперед.

Азиз постарался. Эта тюрьма ужасна. Каменный мешок где-то глубоко под землей. Затхлый, невентилируемый воздух. Сырость, плесень. Тусклый свет лампочки освещает грязный пол и матрас на нем. Больше здесь ничего не было. Кроме дырки в углу, понятно, для каких дел. Хуже и придумать было нельзя. Ну почему все всегда так плачевно?

Чувство, что я сам виноват, не отпускает. Зачем я еще и съязвил? Идиот, какой же идиот… Называется, выкопать самому себе могилу. Придурок. Еще и Надж с Сафи… Шейх приказал их привести. Он наверняка догадался, что управляющий и старик помогли мне. Надеюсь, их наказание не будет слишком жестоким… Однако, учитывая, что Азиз так запросто засадил меня сюда…

Скручиваюсь в комок на матрасе.

Хаким, прости меня, я подвожу тебя. Я ни на что не способен.

***

Спать здесь просто невозможно. Тишина такая, что давит на уши. Из-за потока лихорадочных мыслей, не могу отключиться хоть на пару минут. А это плохо, потому что отчаяние, которого я так боялся, начало потихоньку подбираться ко мне. Это моя вина, моя, моя… Из-за меня погибнет человек. Мой любимый человек. Так нельзя… Почему жизнь такая несправедливая?.. Хотелось плакать. Нет, рыдать, биться головой о стенку, причитать, сетовать, кричать во весь голос. Но я сделал иное. Неожиданно собрался и обшарил всю свою камеру в поисках хоть какого-нибудь выхода. К сожалению, мне не повезло. Кроме тяжелой двери входа-выхода не было. Я честно потолкал ее плечом. Затем врезался в нее с разбега. Вскрикнув, я сидел на полу минут десять, пережидая растекающуюся по телу боль. Странно, ударился же плечом, а больно везде. После этого мне оставалось только признать, что я в безвыходном положении. Но я не терял надежду.

***

Я понял две вещи: меня не кормят и времени тут нет. Перед тем, как меня поместить в эту камеру, у меня забрали все: часы, сотовый, мелочь из карманов. Босым, в рубашке и джинсах меня заперли здесь. Я даже не знаю, сколько времени прошло. День? Полдня? Это было хуже, чем бурчание в желудке. И если судить по этому, то здесь я примерно сутки. Нужно поспать. Нужно не паниковать. Нужно не поддаваться тоске и отчаянию. Пытаюсь принять удобную позу на жестком матрасе. Вдруг слышу далеких звук шагов, эхом разносящихся по коридору. Подскакиваю. Кто бы это мог быть? Дверь с натужным скрипом открывается. Я вижу смутный силуэт. Незнакомый мне человек. Ставит на пол поднос с едой. Стоит мне пошевелиться, он предупреждающе говорит:

- Не двигайся. А то применю электрошокер.

Замираю. Человек уходит.

- Стойте, пожалуйста! – кричу я в бессилии. – Мне нужно…

Дверь захлопывается. Черт! Это невыносимо! Пока я сижу тут, Хаким, может быть, умирает! Подскакиваю к двери и со злостью колочу по ней кулаками. Пара ударов, и я разбиваю руки в кровь. Какой я неженка… Сил нет. Сажусь прямо на пол, плевать, что грязный, смотрю, что мне принесли. Не густо. Лепешки и какая-то каша или пюре… Ни ложки, ни салфетки. Правда, есть еще бутылка воды, которую я с жадностью выпиваю. Заставляю себя съесть все до кусочка. Силы мне еще нужны.

***

Почему Азиз так поступил со мной? Как можно быть таким жестоким? Засадить меня в это ужасное место, дать своему брату спокойно умереть? Это просто бесчеловечно! Неужели я сделал ему так больно? Или это особенный восточный менталитет?

Разбираться в этом я мог бы бесконечно. Боюсь, именно это мне и придется сделать, потому как, запертый в этой темнице, я ничего не могу. А отмеренные мне две недели рано или поздно подойдут к концу.

Не может все так кончиться! Не может! Я подскакиваю со своего матраса, мечусь по камере. Нет, пожалуйста, помогите мне, пожалуйста, пожалуйста…

Недоверчиво прислушиваюсь к шороху за дверью. Высшие силы меня услышали? Невероятно… Дверь распахивается, морщусь от света, но почти сразу узнаю голос Наджа:

- Алекс, быстрей!

Он встревожен, тяжело дышит, словно бежал только что. Я выбегаю к нему, обнимаю его. Мужчина хватает меня за руку и тащит куда-то по коридорам. Освещения почти нет, кое-где неяркие желтые лампочки, запах все такой же затхлый.

- Надж… - пытаюсь узнать я хоть что-нибудь, но получаю резкое:

- Потом.

Мы бежим долгое время. Петляем, поднимаемся по лестницам. Один я бы давно заблудился. Лабиринт Минотавра какой-то. Не верю своим глазам, когда вижу перед собой лифт в необработанной глиняной стене. Мы забегаем в него, Надж нажимает кнопку, и мы синхронно приваливаемся к стенкам, чтобы отдышаться.

- Надж, что…

- Замолчи и слушай, Алекс. Сейчас мы окажемся на поверхности, там тебя ждет машина и Сафи. Ты должен будешь как можно быстрей добраться до аэропорта и улететь на личном самолете шейха, пока он не спохватился. Я постараюсь, чтобы до него вести о твоем побеге не дошли как можно дольше.

- Надж, я…

- Тебе не стоило так злить повелителя, - с разочарованием произносит управляющий.

Как же много бы я отдал, чтобы не слышать этого ранящего тона.

- Надж, послушай…

- Нет, послушай ты, делай все быстро и окажешься на свободе. Самолет приземлится в Москве. И никогда, слышишь, Алекс, никогда не возвращайся!

Лифт останавливается. Распахиваются створки лифта, Надж хватает меня за руку, и мы снова бежим. Мы на поверхности, в каком-то здании. Глупо звучит… Где же меня держали? Времени спрашивать нет. Тут светлей, и я могу рассмотреть свежие кровоподтеки на лице управляющего. Он заметно хромает, хоть и бежит, припадая на правую ногу. У меня сжимается от жалости сердце. И от вины. Это я натворил…

Мужчина распахивает входную дверь и на меня обрушивается жаркий, липкий воздух. Не успеваю привыкнуть, потому что меня толкают к одной единственной машине возле обочины. Вышли мы из какого-то заброшенного здания посреди пустыни.

- Не теряй ни секунды, Алекс, от этого зависит не только твоя жизнь, - говорит Надж и неожиданно крепко обнимает меня.

Стекло машины с пассажирской стороны опускается и показывается голова Сафи:

- Скорее.

Управляющий кивает. Я сажусь за руль, понимая, что в горле пересохло, а от избытка чувств я не могу сказать даже спасибо, лишь беспомощно открываю рот. Надж наклоняется ко мне:

- У тебя самые красивые глаза на свете, Алекс.

Сафи не выдерживает:

- Давай же, газуй!

И мы срываемся с места, оставив верного мне Наджа в облаке пыли.

В груди пульсирует неравнодушное сердце. Я механически веду машину, закрываю окна, чтобы жаркий ветер не заносил частички песка. Господи, я даже не понимаю, что это за машина! Вцепляюсь в руль так, словно это мое единственное спасение. Кажется, нога на педали газа онемела. Стрелка, показывающая скорость, неумолимо ползет вверх.

- Вздохни, Алекс, давай, глубоко, - спокойный голос Сафи приводит в чувство.

- Что он с вами сделал?

В этот самый момент я ненавижу Азиза как никого на этом свете. Какой нужно быть сволочью, чтобы так поступить со своими преданными слугами? Сафи выглядел не лучше брата. Синяки, ссадины. Правую руку он прижимал к животу.