Удавка на собачьей шее (СИ)

Узкий зад расходится медленно, но от нетерпения Рамси ощутимо течет еще, и с этим чуть легче. Согласно с движениями отцовских бедер – медленно и слабо вперед, чтобы чуток разошлось, и не менее аккуратно назад. Рамси тонет в кровавом мареве вожделения и тратит все силы на то, чтобы удержать себя, не засадить по яйца и не спустить сразу же. Русе спокойно наблюдает за ним, расслабившись на шкурах, только его бедра слегка подрагивают, и член твердо лежит на почти впалом животе. Рамси не сдерживает громкий выдох и жестко сдавливает отцовские бедра в ладонях, когда тугой зад сходится за его головкой, почти больно зажимает ее целиком. Но, как ни странно, дальше – легче, и медленно, но настойчиво Рамси протискивает член почти до конца, то и дело сплевывая на пальцы и обмазывая ствол, то и дело кусая нижнюю губу, даже не замечая. Он не знает, чувствует ли себя Русе хорошо, когда его зад распирает такой здоровый член, но наклоняется снова, снова берет под спину и начинает двигаться. Не так, как с загнанными суками, медленно, до того, что почти больно сводит яйца, крутит кишки, бьет кровищей в голову. Бережно.

Когда Русе поддает бедрами ему навстречу, Рамси не выдерживает и воет, утыкаясь мокрым прыщавым лбом в его жесткое плечо. Воет, как собака, не заметив, как и когда волосы все вымокли от распотевшейся кожи и облепили спину, плечи и лицо. Воет и начинает вбивать Русе в шкуры, в разошедшийся зад, по горячей смазке, и жжется, жжется, и вся кровь налилась в пах. Рамси не может кусать, но его ведет, сильно ведет, он ищет маленький отцовский зад, зажимая ягодицу в своей крестьянской ладони, оттягивая, чтоб удобнее засаживать, и вдалбливается по самые тугие, поджатые яйца. Лицо у него, должно быть, зверское, но он не знает и не думает. Хочется, хочется, хочется.

Капли пота выступают у Русе на лбу, слабые вздохи срываются из узких губ. Рамси слизывает пот с его лица, как огромный пес, обмирает вдруг – одним лицом, бедра так и долбятся в бедра, – глаза холодеют, это будет грязно, я этого хочу. Он вкусывается в узкий приоткрытый рот, жадно и глубоко пихает язык. Перед глазами красным-красно, и хочется грязного, грязного, похотливого. Это его первый полюбовный поцелуй, если так вдуматься. Удавка сперва натягивается поверх глотки, но после отпускает. Русе разрешает сыну вылизывать свой рот, разрешает кусаться и лизать зубы. И только когда Рамси настойчиво начинает толкаться языком глубже, ползет рукой по спине к шее, Русе тянет цепь. Есть тонкая грань между похотливыми и страстными поцелуями, не четкая, не логическая грань, и Рамси не должен ее переступать, даже несознательно. Переступишь единожды – запросто назад не повернешь. Но Рамси понимает и перестает еще до того, как полностью перекрывается воздух. Хорошо.

Русе чувствует упертыми в постель ногами движения мощных бедер, чувствует собственную легкость в крепких ручищах Рамси. Сын раза в два больше него, и это взаправду как лечь под огромного пса, дикого, мохнатого, капающего слюной. Но таково доверие. Доверие и удавка на шее. Хороший хозяин доверит псу свою жизнь без сомнения, но никогда по-настоящему не спустит с цепи. У Рамси слиплись все волосы на груди, пот течет с висков по длинным прядям, а член рвет и нестерпимо распирает зад с каждым толчком – бедра до упора в бедра. Русе вздыхает и закрывает глаза. Дыхание на лице пахнет медом, мясом и порченной кровью.

Рамси все сложнее и сложнее держать себя, Русе уже зажимающейся и визжащей целки, и ведет от этого и от того, что это первый раз без злости, без насилия – без смерти в конце. Ладно, без скорой смерти. Но пока и сейчас – Рамси сбивается в дыхании, шумно пыхтит, тяжело наваливаясь, но на самой грани стараясь уберечь худое тело в руках, и часто поскрипывает крепкое дерево постели, качается красный камень серьги в ухе. По спине бежит мелкая, злая, неконтролируемая дрожь, колени и ладонь скользят по лоснящемуся меху, утробный звук сам рвется из горла, и яйца жмутся совсем плотно. Удавка бьет по мощной, напрягшейся шее, и перед глазами идут пятна. Русе требовательно распахивает глаза, но Рамси не может остановиться, только рвет воздух толстым, мокрым ртом и дрожит весь. Но ярость не успевает зародиться в сером взгляде: добив до конца, последним движением Рамси выходит, сразу спуская на шкуры, промеж разведенных, слегка подрагивающих бедер. Он видит, как поджимаются отцовские яйца, как сокращаются ягодицы, и ничего не слышит. Дыхание в какой-то момент возобновляется, но Рамси даже не замечает этого. Белое-белое семя течет на постель.

Русе отсаживается, с едва видимой ноткой брезгливости вытирая брызнувшие на внутреннюю сторону бедра капли, обтирая после руку о шкуры. Его член еще поднят, но ни он сам, ни Рамси не тянутся к нему. Это негласное правило о том, что болтонское семя не расходуется зря. Когда Рамси женится на ком-то, с кем будет плодить детей, ему тоже придется это запомнить. Но пока псу делаются поблажки.

Русе поднимается с постели, удержав руку, чтобы жестом собачника не потрепать Рамси по холке, по жестким, ломким волосам – сгрести в кулак черную шерсть, насадить слюнявой пастью на член. Дредфортский лорд одевается легко и быстро, неудобно поправляя никак не опускающийся член в бриджах и искоса отмечая, как лениво, вальяжно валится Рамси на постель, следя за ним. Прислушивается, принюхивается. Удавка так и висит с толстой красной шеи, и Русе удерживает еще и глоток, сухое сокращение горла, которое слишком часто сегодня лизал холодный воздух непротопленной спальни. Есть вещи, которые делаются для семьи. Чтобы в ней царили мир и покой. Есть вещи, которые делаются, чтобы приручить дикого зверя. Чтобы он ложился к ногам по первому приказу и не смел жадно пялиться на обнаженную хозяйскую глотку. И есть вещи, которые делаются вне зависимости от того, что неизбежно произойдет после. Русе знает, как однажды с хрустом треснут звенья цепи, как кровавая морда повернется к нему, как пена, капающая с зубов, смешается с его кровью. Но, в конце концов, никто никогда не спрашивал, как именно сам лорд Русе унаследовал свой титул. Русе много знает о том, что случается однажды со всеми дурными псами. Бешены ли они или, наоборот, подозрительно тихи. Однажды каждый из них перегрызет хозяйскую глотку. Все они.

Тщательно одевшийся Русе уходит, еще думая о собаках. И немного – о том, как прозрачное семя течет по красной прыщавой коже. Рамси лениво и довольно вытягивается на постели, закрывая глаза. Холодный ветер гуляет по коридорам и комнатам Дредфорта, оставляя следы мурашек на коже. Рамси думает, что его отец ничего не понимает в воспитании. Русе и сам знает об этом.

Пса можно вести за собой и пускать вперед, можно подчинить или приручить, но если ты не сам воспитал щенка, отняв от жирной материнской сиськи, если взял дикого выкормыша – держи, крепче держи цепь. И не корми с руки, если не хочешь, чтобы он вырвал ее из плеча. Не смотри в кровавые, бешеные глаза, потому что пес не человек, и для него это лишь щенячья игра. Долгая, злая игра, приглядки к хозяину на слабину – то и дело потягивает цепь, проверяет, как, не устала держать человечья рука? И тянется эта игра день за днем без отдыха. И завтра начнется…

День первый.