Потрясти сахарное дерево (ЛП)

Он даже жестикулировал во время проповеди, чтобы объяснить Ною конкретные

вещи, которых не было в его проповеди.

Это было довольно необычно, и я был оправданно ошеломлѐн. После многих лет

отношения, как к позорному изгою от отца Джорджа, отец Гиндербах действительно

отступил от своих канонов, чтобы поприветствовать Ноя в церкви и включить его в

проповедь, относясь к нему так, будто он на самом деле был любимым ребѐнком

Господа и таким же важным, как все остальные дети на скамьях в этот день.

Я едва мог поверить в это.

Ной гордо улыбался. У него никогда не возникало проблем с тем, чтобы быть в

центре внимания.

— Иисус разъяснил, что его царство создано из "таких, как эти" детей, и что

именно они видят лицо Господа. Мы не должны препятствовать "таким, как эти", не

тогда, когда они так важны для царства, — сказал священник.

После проповеди на нас смотрели ещѐ больше, но уже по-другому. Это были

взгляды любопытства, даже принятия, даже счастья от того, что мы здесь. Даже мама

сидела немного прямее.

Впервые за долгое-долгое время я чувствовал связь с церковью своего детства. Я

на самом деле почувствовал, по крайней мере, на некоторое время, что у нас с Ноем

может быть место в этой церкви.

Я пошѐл за сыном в очередь для Причастия.

Гиндербах одарил меня любопытным взглядом, протянув облатку*. Из-за того,

что я провѐл так много времени среди глухих, я намного более чуток к едва заметному

взгляду или намѐку на смену выражения лица. Как и он, без сомнения. Его глаза явно

говорили, что он точно знал, кто я — и по его книге со мной всѐ было в порядке. Это

напомнило мне то, как на меня иногда смотрят священники-геи, которые точно знают,

через что я прошѐл, и знают, что есть путь через это, который не включает потерю

себя или своей веры в искренне любящего Бога.

*Облатка — небольшая круглая лепешка из прессованного пресного теста, употребляется

для причащения по католическому обряду.

Общение с прихожанами на улице после мессы собрало большое количество

людей, они на самом деле потрудились подойти и поприветствовать Ноя, как живое

человеческое существо.

— Что не так с этими людьми? — прошептал я маме.

— Может быть, тебе следует почаще ходить в церковь, — предположила она.

Глава 39

Нанесение удара

Билл, Шелли и их дети приехали в мамин дом на обед, который янки, как

Джексон, называют ланчем. Джош и Эли взяли Ноя с собой поиграть с фрисби. Шелли

и еѐ дочь Мэри, чья грудь росла довольно быстро, помогали маме завершить все

оставшиеся приготовления к трапезе.

103

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

Билл стоял и курил на крыльце, плюясь и прихлебывая пиво из холодильника в

кузове своего грузовика, в это же время пытаясь завести с нами разговор, пока дед

наблюдал, улыбаясь своей тайной улыбкой.

— Значит, ты работаешь в больнице? — произнѐс Билл.

— Я медбрат в педиатрии, — сказал Джексон.

— И он признаѐтся в этом, — вставил дед.

— И ты не отсюда, — отметил Билл, услышав в голосе Джексона акцент

северянина.

— Я из Бостона.

— И в этом он тоже признаѐтся, — недоверчиво произнѐс дед.

— Путь из Бостона не близкий, верно? — с подозрением спросил Билл.

— Чем ты занимаешься, Билл? — спросил Джексон.

— Я работаю в "Лэйн", — сказал он, будто это было достаточным объяснением.

Для большинства местных так и было.

— Хорошее дело, — ответил Джексон, когда дальше ничего не последовало.

— Вы ходили на кемпинг? — спросил Билл. — Ловили рыбу?

— Разве мы не всегда еѐ ловим? — произнѐс я.

— В той реке ублюдок-сом, которого я пытался поймать с четырнадцати лет, —

сообщил нам Билл. — Этот сукин сын забирает твой крючок и оставляет тебя с

яйцами. Если я когда-нибудь поймаю этого ублюдка, то возьму за яйца его, и он не

будет от этого счастлив.

Джексон рассмеялся, затем резко остановился, не уверенный, была это шутка

или... что ж, он не был уверен, что это было.

— Значит, ты и мой брат... — произнѐс Билл, под его щекой выступал комок

жвачки.

— Мы встречаемся, — сказал Джексон.

— Вы так это называете?

— А как это называешь ты?

— Я могу придумать несколько названий, — заявил Билл.

Джексон молчал. Он снова не был уверен, что это значило; не знал, как

реагировать.

— Они педики, — сказал дед, просто чтобы убедиться, что всем было понятно.

— Спасибо, деда, — сказал я, глядя на него недобрым взглядом.

Пришла Мэри, чтобы позвать нас на ланч. На ней было симпатичное платье и

ленточка в длинных, спадающих по спине волосах.

— Бабушка сказала, чтобы вы перестали пить и затащили свои задницы в дом, —

объявила она. — Ты куришь, папа? Боже! Я думала, мама велела тебе бросить.

— Разве я когда-нибудь слушал твою маму? Иди, скажи мальчикам, чтобы шли в

дом.

— Привет, — сказала она, глядя в упор на Джексона. — Ты... друг дяди Вилли?

— Да, — ответил Джексон.

— Бабушка говорит, что ты разговариваешь как чѐртов янки... — отметила она.

— Мэри, следи за своим языком и иди позови мальчиков, — сказал Билл,

перебивая еѐ.

— Я услышала тебя с первого раза, папа!

— Тогда сделай это, чѐрт побери! — рявкнул он.

Она подошла к краю крыльца и прокричала:

— Эли! Джош! Есть пора!

Мэри повернулась обратно к нам с милой улыбкой.

— У этой особы те ещѐ лѐгкие, — отозвался дед.

104

Потрясти сахарное дерево. Ник Вилгус

— Пока, — попрощалась она, разворачиваясь и направляясь в дом.

— Она симпатичная, — отозвался Джексон.

— Она симпатичная заноза в моей заднице, — сказал Билл.

Билл выплюнул жвачку, и мы последовали за ним в дом.

Мы расположились за столом: Джексон и я с Ноем между нами на одной стороне,

Билл и Шелли — на другой, с Мэри посередине, дед в конце стола, мама во главе, а

мальчики втиснулись туда, куда смогли.

— Давайте помолимся, — сказала мама.

— Ты и твои чѐртовы молитвы, — произнѐс дед.

— Тише, папа, — отозвалась мама.

Мы взялись за руки и прочли молитву.

— Как тебе Тупело, Джексон? — спросила Шелли, пытаясь завести разговор,

пока мы передавали по кругу жаркое, пюре, морковку, спаржевую фасоль, жареную

окру и рулеты.

— Мне нравится, — сказал Джексон. — Пожалуйста, зовите меня Джек. Но

город маленький.

— Тупело маленький? — произнесла Мэри, и еѐ глаза расширились.

— По сравнению с Бостоном, — добавил он.

— Оу, — произнесла она.

— Мэри, дай старшим поговорить, — сказала Шелли.

— Есть, мэм.

— Мама сказала, что вы ходили купаться нагишом, — сказал Билл, резко меняя

тему.

— Что в этом плохого? — спросил дед.

— Билли, не за столом, — сказала мама.

— Я хочу высказать своѐ мнение на этот счѐт, — ответил Билл.

Шелли смиренно закатила глаза.

— Не заводи его, — сказала мама.

— Я его не завожу, — сказал Билл, глядя на меня.

Я нацепил свою улыбку а-ля «давай-выкладывай».

— Мне плевать на твой выбор образа жизни, Вилли, но не вовлекай в это своего

сына, — сказал Билл. — Ты не думаешь, что это своего рода неприемлемо, что вы так

обнажаетесь перед ребѐнком?

— Почему каждый разговор в этой семье должен быть о моѐм пенисе? —

спросил я, закатывая глаза.

Джексон фыркнул.

— Вилли! — воскликнула мама. — Не используй это слово в этом доме!

— Пенис, — сказал я. – Пенис, пенис, шменис. Кому какое дело, мама?

— Ох, начинается, — сказала Шелли, печально качая головой.