Драко Малфой и Невозможное счастье (СИ)

Драко вскочил, опрокинув стул, и вылетел из столовой.

— Истеричка! — крикнул Гарри вслед ему.

— Папа… — тихо позвала Сольвейг, когда он сел на место. — Что случилось?

— Я ухожу воевать, детка, — ответил Гарри тускло. Дочь его всхлипнула. — А Драко не хочет…

— Он боится, — произнесла Сольвейг. Подняла глаза на Гарри добавила: — И я тоже боюсь.

— Я понимаю, солнышко, — тихо ответил Гарри. — Но я должен. Иначе война доберется и сюда, и мы нигде не сможем укрыться. А так нельзя.

Сольвейг ничего не сказала. Стиснув руки, она смотрела в свою тарелку.

Снаружи по-прежнему шел дождь, но гроза уже прекратилась. Драко в доме не было, и, накинув плащ, Гарри пошел искать его.

Драко нашелся в парке на качелях. Поодаль валялась пустая бутылка. Драко промок насквозь; длинные волосы выбились из «хвоста», налипли на лицо, грудь, спину. Глаза его были закрыты, и Гарри показалось, что он спит.

Он тронул мужа за плечо и услышал тусклый голос:

— Убирайся.

— Драко, ты простынешь.

— Тебе-то что?

— Ты мне нужен живой.

— Чтобы было кому встречать тебя из твоих героических походов? — усмехнулся Драко. — Ты же у нас солдат. Воин! Наверное, ты ужасно рад этой войне.

Правильно, ты ведь у нас так давно не подтверждал, что именно ты — Мальчик-Который-Выжил! Потерянное, блин, поколение…

— Ты несешь чушь, — Гарри сел рядом с Драко и привлек его к себе, прикрыв полой плаща. — Какой же ты мокрый и холодный, Драко!

— Не уходи от меня… — прошептал Драко. — Я очень тебя прошу… Как ты не понимаешь — ты все, что у меня есть!

— Драко… — начал было Гарри, но тот, не слушая, вдруг сполз на землю, цепляясь за его брюки.

— Я умоляю тебя… — услышал остолбеневший Гарри лихорадочный шепот. — Я… видишь, я тебя на коленях прошу? Пожалуйста, не уходи, пожалуйста, ты не понимаешь, я знаю, знаю, что тебя убьют, я знаю, что ты не вернешься, пожалуйста, Гарри, я умоляю тебя…

— Перестань! — Гарри вздернул его на ноги и прижал к себе. — Ты пьян, ты замерз и устал. Пошли домой, любимый, Сольвейг беспокоится…

— Если ты не вернешься, я прокляну всякую память о тебя! — прошипел Драко, вырвавшись из его рук. — Я превращу жизнь Сольвейг в ад, если ты погибнешь! Я клянусь тебе, слышишь?! Я буду еще хуже, чем мой отец!

— Что ты мелешь?! — рявкнул Гарри, еле сдерживаясь, чтобы не дать Драко пощечину. В конце концов, он снова сгреб Малфоя в охапку. — Она твоя дочь, псих ты ненормальный! И ты ее любишь!

— Тебя я люблю больше, — прошептал Драко.

— Не смей говорить такие вещи! — выкрикнул Гарри. — Не смей! Даже думать не смей ничего подобного, никогда! Или я тебя возненавижу…

Драко всхлипнул и затряс головой. Вздохнув, Гарри поднял его на руки и потащил в дом.

— Что с ним?! Что случилось?!

— Ничего, детка, — устало проговорил Гарри. — Просто он выпил лишнего и промок. Иди к себе, солнце.

Он поднялся с Драко наверх, в спальню, раздел и завернул в огромное пушистое полотенце. Обессиленный истерикой, Драко не сопротивлялся, лишь тихо всхлипывал. Добби принес горячего чаю, и Гарри сунул чашку в руки Драко.

Когда чай был допит, Гарри забрал чашку и поставил ее на каминную полку. Драко смотрел в пол.

— Прости, — произнес он наконец. — Я повел себя безобразно…

— Я… понимаю… — тихо сказал Гарри.

— Я очень боюсь за тебя, — Драко посмотрел своему возлюбленному в глаза. — Всю жизнь боюсь. Опасности любят тебя, все время рядом… — он поднес замерзшие ладони ко рту и, заметив этот жест, Гарри взял его руки в свои.

— Я вернусь, — твердо произнес Гарри. — Я люблю тебя. И потому не могу умереть. Я же знаю, что ты меня ждешь…

Он улыбнулся, и Драко скривил губы в бледном подобии усмешки. Стало тихо. Наконец Драко спросил:

— Когда вы уезжаете?

— Нам дали двухнедельный отпуск, — ответил Гарри.

— А куда?

— Точно не знаю. Куда-то в Россию… Там же война, в основном…

— Сначала бы со своими внутренними делами разобрались, а потом бы лезли на помощь кому ни попадя! — неожиданно яростно проговорил Драко. — Может, и не было бы ничего! Вечно эти русские…

— Тшш… — Гарри погладил ладони Драко. — Успокойся, — он опустился на колени. — Все будет хорошо…

Драко склонился к нему и поцеловал в губы.

— Значит, у нас две недели? — серые глаза блеснули.

— Да, — улыбнулся Гарри.

— А если я доведу тебя до такого состояния, что ты не сможешь встать с постели, тебя спишут как инвалида?

— Наверное, — усмехнулся Гарри. — Пособия, правда, не дадут…

— И как мы без него проживем? — саркастически прокомментировал Драко.

Две недели пролетели слишком быстро, по мнению Драко. За два дня до отъезда в Имении состоялась большая прощальная вечеринка. Сириус Блэк собирался отправляться на фронт добровольцем, а Люпин мило улыбался и непринужденно беседовал, и только Драко знал, что творится у него в душе.

Когда наступил последний вечер, и вещи Гарри уже уехали в Лондонский аврорский центр, Драко сидел на диване в маленькой гостиной и наблюдал, как Сольвейг и Гарри играют в шахматы. Сольвейг выигрывала.

Часы пробили полночь, и Драко вздрогнул.

— Тебе пора спать, солнце, — сказал Гарри, чмокнув дочь в лоб.

— Вы разбудите меня завтра? — спросила она.

— Да, — кивнул Гарри. Порывисто обняв его, Сольвейг ушла.

Стало так тихо, что даже тиканье часов казалось оглушительным. За окном шелестел дождь — он шел почти не переставая с того дня, когда разразившейся грозой закончилась чудовищная жара.

Драко встал с кресла, подошел к камину и сел рядом с Гарри.

— Пойдем наверх, — произнес он наконец.

Драко двигался медленно, глубоко, с невыносимой осторожностью и нежностью, но властно подчиняя любовника своему ритму, и хотя Гарри не очень любил этот темп, предпочитая более сильный, жесткий и даже грубый, сегодня он собирался позволить Драко все, что тот хотел. И он не собирался спать, хотя это и означало, что завтра он будет валиться с ног от усталости. Но это была слишком ценная ночь, чтобы тратить ее на сон.

Откинув голову на подушку, он не отрываясь смотрел в лицо Драко, на пятна румянца на его бледных щеках, на капельки пота, усеявшие лоб, на подрагивающие ресницы, на приоткрытые губы и влажно поблескивающие белые зубы. Он прислушивался к ощущениям там, где пальцы Драко переплелись с его собственными, где нежная кожа на внутренней стороне бедра соприкасалась с мокрой от пота, горячей кожей Драко, и, самое главное, там, внутри его тела, где любовник двигался, наполняя его без остатка, где рождалось великолепное удовольствие, прокатывающее от низа живота до солнечного сплетения, и оттуда — сияющими лучами по всему телу.

Гарри запрокинул голову, не в силах сдерживать сбившееся дыхание и стоны. Ритм был медленным, слишком медленным, и он знал, что Драко это знает, и знал, чего Драко от него хочет. И он начал просить, задыхаясь от своего желания и ответного желания Драко, которое ощущал кожей:

— Прошу тебя… быстрее… солнце мое… быстрее же… сильнее!

Розовый острый язычок скользнул по губам, и Драко наклонился к нему, впиваясь в рот Гарри жестким поцелуем, а потом его движения ускорились, стали сильными, почти яростными, почти ударами, врывающимися в тело Гарри; и он прогибался им навстречу уже без слов, со стонами, переходящими в крики. И, прикусив нижнюю губу Гарри, Драко кончил в него; и от жара, разлившегося внутри тела, Гарри кончил тоже.

Они лежали, переплетясь, и Гарри бездумно водил кончиками пальцев по спине Драко, втирая в кожу капельки пота. Когда Драко поднял голову, Гарри увидел, что глаза у него мокрые.

— Не надо плакать, — прошептал Гарри.

— Я тебя люблю, — ответил Драко, словно извинясь.

— Я тоже люблю тебя. И поэтому мне больно, когда ты плачешь…