Девять кругов ада (СИ)

– Хорошо, – улыбнулся он и, мысленно взмолился Мерлину и всем известным магловским богам, чтобы его голос не задрожал также позорно, как дрожали руки и, кажется, внутренности. – Я обещал не смеяться, и ты не смейся!

Драко на это лишь выгнул бровь, поуютнее закопался в подушки и уставился на каминную решетку, приготовившись слушать, и Гарри за эту тишину и отсутствие взгляда был ему бесконечно благодарен.

Глубоко вздохнув, он зажмурился, а затем решительно уставился в свиток.

– Каждый человек перед сном создает свой мир, свое… будущее, – начал Гарри полушепотом. – Мы мечтаем, придумываем то, чего, наверно, нет и быть не может, и хотим в это верить. Постепенно мир вокруг оказывается совсем не таким, как ты думал, а человек, который занимает все твои мысли, оказывается совершенно не таким, как тот «идеальный», которого нарисовало твое воображение, – Драко слегка улыбнулся, но продолжил молчать. – Но мир почти раскалывается надвое, когда ты понимаешь, что именно этот «неидеальный» оказывается для тебя самым лучшим, – краем глаза Гарри уловил, что Драко взял какую-то бумагу из общей кучи, но, поддавшись желанию продолжать читать, предпочел не заострять на этом внимания. – Я никогда не думал, что можно знать кого-то так хорошо и в то же время понимать, что в этом человеке еще столько неразгаданного. С которым часы пролетали бы за считанные минуты, с которым не хотелось бы расставаться ни днем, ни ночью, – он снова бросил беглый взгляд на Драко, отчего-то смущаясь вспыхнувших алым малфоевских скул. – Вспоминаю, как я впервые тебя увидел, услышал первую фразу, адресованную мне, как незнакомцу в твоей жизни, и удивляюсь, в каком необычном, но, безусловно, прекрасном узоре переплелись ниточки наших судеб, – голос предательски дрогнул, и Гарри прочистил горло, стараясь больше не отводить взгляда от пергамента. – В моей несчастливой жизни, окрашенной лишь багровым цветом крови погибших из-за меня людей, этот узор - лучшее, о чем я только мог мечтать, – закончил он несколько скомкано и еще пару секунд мял пергамент в руках, не решаясь поднять взгляд на по-прежнему молчавшего Драко.

– А ты романтик, Поттер, – холодно отозвался тот, сжав губы в полоску и смотря в огонь. – Ей повезло.

– Кому - ей? – тем же шепотом переспросил Гарри, отрывая взгляд от узора на ковре.

– Ей, – выплюнул Драко, кидая ему то, что Гарри изначально принял за свиток.

В отблесках огня на конверте блеснула надпись «мистеру Гарри Поттеру».

– Причем здесь Джинни, – потерянно не то сказал, не то спросил он, кончиком пальца повторяя плавные завитушки своего имени.

Драко не ответил, только завозился на полу, выпутываясь из пледа.

– Не знаю, как там у полукровок, – хлестко проговорил он, поднимаясь на ноги и зачем-то отряхивая брюки, хотя ковер был идеально чистым. – Но в чистокровных семьях принято отвечать на корреспонденцию как можно скорее. Иначе это расценивается как неуважение к отправителю, – кинул он через плечо и зашагал в сторону ванны.

– Эй, – потерянно окликнул его Гарри, решительно не понимая, что он сделал не так, – а твое письмо? Где оно?

Драко горько ухмыльнулся и молча указал пальцем на камин, в котором мирно догорал пергамент с блестящим черно-зеленым гербом.

Комментарий к VI круг. Расскажи

* Здравствуйте! Драко Люциус Малфой, я могу переговорить с миссис Венсан?

** Да, я здесь.

*** Вокруг меня всегда было великое множество парней и девушек, но ты - единственный, кому удалось украсть мое сердце.

**** Можешь себе представить, сколько лет я хотел в этом признаться?

***** И даже сейчас мне не хватает смелости сказать о чувствах открыто.

========== VII круг. Люби ==========

POV Драко

Не знаю, сколько я здесь стою. Может, минуту, может, час. А может, уже несколько дней, и, когда я выйду, в комнате вместо Гарри меня будут ждать лишь авроры и дементоры.

Гарри. Снова все сводится к Гарри. Снова ударяюсь головой о каменную стену ванной, но короткая вспышка боли не отрезвляет. Если бы что-то вообще могло отрезвить от этого наркотика под названием «Поттер».

Поттер. Он ведь теперь не Поттер даже. Сам же и просит называть его Малфоем. А у меня в горле застревает эта фамилия. Та самая, которая когда-то заставляла гордо вскинуть подбородок и на всех смотреть свысока.

Очкарик. Шрамоголовый. Гриффиндурок. Уже и не вспомню, как еще я обзывал его за все эти годы, но Малфой… Это как обмакнуть его в помои, лишив возможности отмыться. Я видел, как он отшатнулся тогда, когда я пытался выплюнуть память о своей «прошлой» жизни и наших «гостях». Что я крикнул? «Ты не Малфой. И никогда им не будешь». Но ведь я прав. Малфои не готовят друг другу завтраки, не волнуются так откровенно и не переживают вот так, на глазах у всех.

Что ты, прославленный Гарри Поттер, наш Спаситель и Надежда, видишь хорошего в том, чтобы быть Малфоем? Почему настаиваешь, чтобы я звал тебя именно так? Наш род давно привносит зло в размеренную жизнь волшебного мира. Мы приложили руку к убийству его родителей, а он…

Он старается. Это видно. Старается изо всех сил если не полюбить меня, то увидеть во мне хорошее. Пытается прикасаться, говорить со мной откровенно. И так хочется поверить, просто по-человечески поверить в то, что меня можно полюбить. Можно полюбить такому, как Гарри. Только вот я слышу, как он запинается каждый раз, когда встречаются наши глаза. Чувствую, как вздрагивает, стоит нам соприкоснуться. Так зачем это все? Зачем заставлять себя быть с тем, кто отравлял тебе жизнь изо дня в день?

Ах, он обещал моей матери. Долг Жизни, да? Только вот я отработал его, кинув Гарри палочку, вырвав из рук красноглазого урода. Хотя я, разумеется, думал тогда совершенно не о том, что мне не хочется быть у него в долгу, а о том, что он должен жить. Гарри Поттер должен жить.

Вода в ванне давно остыла, но мне абсолютно плевать. Мне жарко, горячо до ожогов на коже от одной мысли о том, чтобы вернуться в комнату и лечь с ним в одну постель. Когда-то, лет в тринадцать, я мог об этом только мечтать, как в детстве мечтал подружиться с Мальчиком-Который-Выжил. И я сам, сам виноват, что исполнить эту мечту не удалось.

Одна минута, две фразы, и семь лет проведено в одних лишь фантазиях о зеленых глазах и теплой улыбке.

Семь лет. Изо дня в день я мог только мечтать, чтобы на меня смотрели с этой неподдельной прямолинейной радостью гриффиндорца, чтобы ценили разговоры со мной, помогали мне, когда помощь действительно нужна, чтобы обнимали, когда я делаю что-то правильно, чтобы обещали быть рядом, даже если придется сражаться против всего магического мира… И я был бы воистину счастлив, если бы мог делать то же самое. Если мог бы помочь ему перестать стонать ночами имена погибших или звать своих родителей. Если бы мог подставить свое плечо и разделить ношу мира, что он тянет в одиночестве. Если бы мог подарить ему спокойствие и жизнь, что он заслужил… Если бы только мог.

Ложусь на самое дно. Всегда уходил от навязчивых идей подобным образом: опускал уши под воду, чтобы слышать лишь собственный пульс, и смотрел в матовый потолок невидящим взглядом.

Печалиться не о чем. Проблем нет. Нет причин для паники. Есть только вода, я и мое дыхание. Вдох. Выдох.

Не помогает. С каждым вдохом я чувствую, как ускользает мое время с Гарри.

Всего сутки. У нас впереди всего сутки.

Он бесится, переживает, пытается все исправить, но невозможно - слышишь меня, Гарри? - невозможно полюбить того, кто открыл врата ада, даже если на самом деле потянул за ручку дверь обычного шкафа.

Какая разница, как выглядят эти врата, если через них проходят демоны, верно?

Выныриваю, когда воздуха начинает катастрофически не хватать. Умирать вот так я не готов. Не тогда, когда впереди еще несколько часов… счастья. Я никому в этом не признаюсь, но прошедшие шесть дней были для меня самыми счастливыми во всей моей жизни. Уже одних воспоминаний о них хватило бы для вызова целого учебника по Магозоологии в качестве патронусов. Но у меня воробей. Символ бессмертной любви, возвращающей любимых с того света. Если это не признание, то что тогда? Любой идиот бы уже все понял, я же так возмутительно несдержан!