Мистер Рональд Клейр (СИ)

Разговор этот происходил на кухне антоновой холостяцкой двушки, куда дерганый, какой-то перепуганый Денис заявился среди ночи напару с ничего не понимающим американцем. Последний сидел всё это время в зале, тихо недоумевая, зачем его сюда притащили и кто этот конопатый рыжий мужик, на котором его Дэн все время виснет.

Впрочем, это хозяин квартиры и его любовник так думали. А вот если бы кто-нибудь из них догадался в тот момент заглянуть в комнату, ему бы предстал отнюдь не удивлённый и потерянный турист, а злой как чёрт, но серьёзный и собранный мужчина.

Он прилетел в Россию уже пару недель назад и вчера вечером, покончив с делами, решил, наконец, познакомиться лично с московским парнем, переписка с которым изрядно развлекала его последние несколько месяцев. Тот, конечно, перегибал палку в попытках казаться скромным и утончённым, зато был далеко неглупым, симпатичным, хорошо владел английским и обладал замечательным чувством юмора. А самое главное, понятия не имел, с кем общался, что позволяло надеяться на искренний интерес. Вполне возможно, всего лишь дружеский, но чем чёрт не шутит. Глядишь, и последние пару дней в России обзаведутся приятным бонусом. А нет, так хоть будет с кем выпить вечером.

Денис — Дэн — как раз недавно переехал и хвастал фотографиями нового жилья. Не узнать специфические формы элитного жилого комплекса на Давыдковской было сложно даже туристу. Номера квартиры, правда, он не знал, зато знал фамилию и имя. Но вот дальше началось что-то непонятное. Допустим, он подозревал, что не все любят сюрпризы. Даже не особо удивился, когда Дэн не позволил ему подняться в квартиру, хотя в переписке и озвучивал приглашение в гости. Но кому он врал, что приехал посыльный от важного клиента, которому понадобились услуги переводчика среди ночи? Интерком почему-то остался включен, и он слышал, как Денис тарахтел в ответ на чьё-то возмущенное бурчание:

— Они японцы. У нас вечер, у них утро. Понимаешь? Что ж теперь, не работать с ними? Что значит, почему не предупредил? Не успел, ты же только прилетел. Да ты спи, спи, я быстро.

«Что за глупости, — подумал мужчина. — Какое утро? В Токио сейчас глубокая ночь».

Потом была эта поездка на другой конец Москвы, полная странных вопросов. Было даже забавно понять, что Денис этот — типичнейший содержанец, расчитывавший поменять одного спонсора на другого — побогаче и с американским гражданством. Наблюдать за крушением его надежд стало достойной платой за испорченный вечер.

Но этот вот рыжий с его сочувственным, ни черта не понимающим взглядом был явно лишним. Себя бы пожалел, дебил.

Вечер перестал быть томным, и всё, чего сейчас хотелось, — смыть с себя липкость той ситуации, в которую он попал по собственному идиотизму, и лечь спать. Не то чтобы он расчитывал на встречу с невинной и чистой душой, но всему есть предел, а эти русские на кухне даже и не пытались говорить тише. Ну, конечно. Что ж шушукаться, если тупой американец их все равно не понимает?

Наконец голоса перебрались в коридор. Рыжий звучал неуверенно:

— Хочешь куда-нибудь пойти сегодня вечером?

— Хочу, конечно. Но сегодня не получится. Работы завались. Давай на выходных? Я позвоню?

— Я сам позвоню, — о, а вот теперь рыжий раздражён.

И резкий хлопок двери. Вот и всё. Наконец-то. Рон устало прикрыл глаза. Да пошло оно всё!..

— Ты мне здесь что, спать собрался? — резкий окрик рыжего на английском. — Поехали, отвезу тебя в гостиницу.

— Не надо, я сам.

— Ага, сам, — рыжий на удивление хорошо говорил на английском, бегло и без акцента. — А расплачиваться натурой будешь? — Не просто бегло, а ещё и со сленгом знаком. Надо же. — Я оплачу гостиницу.

— Тебе-то какое дело? — вечер вновь становился интересным. — На митинг в защиту ушастых сов не позвали, решил меня облагодетельствовать?

— Да ладно тебе, — подозрительно — в данных обстоятельствах — миролюбиво протянул конопатый любовник Дениса. — Не психуй. Ты в чужой стране, без денег к тому же. А Москва — город дорогой. Я понимаю, что ты злишься, но мозгами-то пораскинь. Две недели бомжевать собираешься?

— Да пошёл ты…

— Так, мужик, слушай сюда, — хозяин квартиры наконец-то перестал разыгрывать радушие. — Я тебе не друг, не брат, и вообще ты меня бесишь одним своим существованием. Так что попридержи язык. Но и выкинуть на улицу не могу. Жалко тебя, идиота. Ты же не виноват, что… Не важно. На вот, — рыжий безуспешно попытался всунуть ему пачку купюр. Пришлось спрятать руки за спину. Рыжий скривился и забормотал себе под нос на русском: — Гордый, да? Вот, бл@тво. Что ж с тобой делать-то теперь? — И снова вернулся к английскому: — Ну, послушай же… Дэн… эм… Дэн очень извиняется, но у него сейчас обстоятельства и он не может быть с тобой, хотя очень хочет. Наверное. Вот. И он попросил, чтобы я позаботился о тебе…

— Спасибо, не надо. Я пойду, — американец уже почти вышел из комнаты, когда внезапно остановился и, полуобернувшись к хозяину квартиры, бросил через плечо на чистейшем русском, пусть и с сильным акцентом: — У меня имя есть. Рон. И я тут не один такой идиот. Эти его обстоятельства сейчас дрыхнут на Давыдковской три, так что тебе сегодня вряд ли что-то обломится, — и, полюбовавшись отвисшей челюстью, вышел вон.

— Стой, придурок, — тяжёлая рука легла ему на плечо, когда он уже подходил к стоянке такси. — У меня поживёшь. Я Антон, кстати.

Вот так и получилось, что Рон Смит, «гражданин Соединённых Штатов Америки, но не банкир», поселился в квартире Антона. Он ещё по дороге назад от парковки такси успел рассказать о своих злоключениях с Денисом — в красках, с подробностями, сопровождая сочными и едкими комментариями, специально пытаясь сделать больнее. В ответ Антон лишь пожал плечами:

— Я его, по крайней мере, трахал. И буду ещё трахать после того, как обстоятельства вернутся назад в Германию.

— Нет, не будешь, — уверенно заявил Рон, проходя в квартиру.

— Ты прав, не буду, — согласился Антон. — Но это не твоё собачье дело.

Поначалу они практически не общались. Рон даже чемодан не распаковывал: как был в деловом костюме, он постоянно с кем-то переписывался, перезванивался, чатился, проверял рейсы и вообще создавал впечатление человека, готового в любой момент сорваться и уйти. Через сутки он, наконец, отложил телефон, закрыл планшет и соизволил переодеться в домашние вещи Антона. Теперь он создавал впечатление человека, делающего одолжение.

Антона одинаково раздражало что предыдущее поведение, что нынешнее. О чём он и сообщил, используя всю доступную ему обсценную лексику английского языка. Рон ответил, как обычно, неуместно и язвительно, попутно делая академические замечания о правомерности использования британских ругательств в перебранке с американцем. Антон перешёл на русскую лексику. Рон, на удивление, подхватил. А дальше слово за слово…

Рон оказался интересным собеседником — начитанным, образованным, с типично английским чувством юмора, которым Антон всегда восхищался. На правомерный вопрос он пояснил, что, хотя и имеет американское гражданство и большую часть времени проживает в Нью-Йорке, по воспитанию он, скорее, британец.

Выяснилось, что они учились в одном университете — Кембридже. Только в разные годы и на разных факультетах. Рон делал магистратуру на экономическом, а Антона отец спрятал от своих «конкурентов» на факультете английского.

— Изначально предполагалось, — пояснил он, — что я просто пересижу там передел сфер влияния в лихих девяностых. Мой папаша, знаешь ли, не всегда был честным бизнесменом. Но у жизни оказались свои планы. Так что теперь и ему некому передать свой бизнес, и я вместо академии занимаюсь переводами контрактов.

— О, знакомо, — протянул Рон. — Я тоже не желал идти по стопам отца, бунтовал, искал себя. Русский вот выучил назло — отец-то вёл дела с французами.

— А потом?

— А потом перестал выпендриваться, Антон. Подумал и понял, что далеко не каждому так везёт. Мне не было необходимости начинать с чистого листа, как большинству людей. Наша с отцом сфера интересов не настолько отличалась, чтобы нельзя было найти компромисс.