Разреши мне побыть с тобой еще чуть-чуть.... (СИ)

Савада Тсунаеши бесил Реборна весь: от макушки до пяток.

Злость кипела, клокотала в нем, ядом растекалась по жилам, отравляя кровь и существование. Хотелось сломать, избить, уничтожить. Увидеть его слезы и то, как кровь будет заливать эту бежевую кожу, расписывая её неведомыми доселе узорами. Хотелось видеть его унижение, увидеть его сломленным.

Ещё более никчемным, чем раньше.

Бесит то, что теперь он стал улыбаться ещё чаще. Даже когда Реборн бьет его, даже когда говорит гадости, он продолжает улыбаться. А в ореховых глазах стоят слезы.

Никчемный слабак.

"-Вставай, Никчемный Тсуна, - репетитор отвешивает смачный пинок. - Ламбо снова съел твой завтрак.

О, боги, как же приятно видеть непонимание и детскую обиду в его глазах. Видеть, как синяк медленно проступает изнутри, распускается, как цветок. Божественно! Удовольствие растекается по телу, губы сами по себе растягиваются в торжествующей ухмылке.

Ученик тут же все портит.

- Доброе утро, Реборн! - сияет, как начищенный медный таз. - Скушал? Ну и ладно, он ещё маленький, ему расти надо.

И репетитору остается только скрипеть от злости зубами."

"- Ты даже не можешь зажечь пламя без пилюль посмертной воли. Ты стал ещё более никчемным, Тсуна!

Улыбка.

- Спасибо, Реборн, я буду стараться!"

Как же он бесит!

Через два дня он бросил тренировки, стал постоянно где-то пропадать.Это вызывало рык у репетитора. Как он смеет игнорировать киллера! Как он смеет игнорировать свои обязанности. Пропадать где-то по вечерам.

Проследить за ним никак не получалось, люди киллера наталкивались на его Хранителей, почему-то прогуливающихся именно в этих местах каждый вечер. Даже Мукуро соизволил выбраться из кинотеатра и объединиться с Хибари! Тсуна сумел совершить невозможное и сплотить Туман и Облако. Раньше Реборн бы порадовался, но сейчас ему требовались заверения в том, что подобное никогда больше не повторится. И чтобы ученик вернулся к прежнему образу жизни.

Но Тсуна терпеливо сносил все упреки, пинки и все равно поступал по-своему.

За это Реборн стал бить сильнее, и не только физически. Самую большую боль всегда причиняют слова. Надо только найти ту точку, удар по которой вызовет большие страдания. И Реборн искал. С упорством маньяка-психопата и азартом кладоискателя прощупывал он всю неделю Саваду Тсунаеши.

Прощупывал и не находил. Пока не находил.

Что-то во всем этом было глобально неправильное. Только вот Реборн не понимал пока, что именно.

Киллер помотал головой. У него будет время все выяснить.

Теперь у него вся жизнь впереди.

Пинком поднимает ученика.

- Подъем, Никчемный Тсуна!

- Хиии! Реборн, ну почему так жестоко!

Убедившись, что парень встал и насладившись его воплями, киллер пошел к двери. Черт его дернул посмотреть в это время в зеркало, висящее сбоку от дверного косяка.

Он понял, что не так было в его ученике. Что увидело чутье убийцы, и не увидели глаза.

Взгляд. В глазах Тсуна стояла такая дикая тоска, вперемешку с грустью, радостью и отчаянием, что становилось не по себе от подобного коктейля. Он словно тянулся к Реборну, словно все его существо было привязано к надменному киллеру. Он смотрел, жадно впитывал гордо выпрямленную спину.

Он плакал без слез и смеялся без звука. Причудливый танец теней, одной из которых было счастье, другой - настоящая, взрослая грусть.

Никчемный Тсуна не мог так смотреть. Это был уже не его ученик.

Реборн поспешил выйти, чтобы наедине с собой обдумать увиденное.

***

Реборн, Реборн, Реборн.

Он рядом, он снова рядом. Его сердце в груди Тсунаеши пело и плясало от радости. Даже не радости - настоящего счастья, что пузырьками шампанского переполняло тело и улыбкой выходило наружу. Друзья отметили, что Тсуна стал более живым в последнее время, и парень охотно этому верил. Живым. Тсуна жив, потому что жив ОН.

Реборн, Реборн, Реборн.

Имя текло по венам вместе с кровью. Сердце жило только этим именем.

Реборн, Реборн, Реборн.

Имя-мантра. Имя-молитва. Дорогой человек будет жить, радоваться. Будет чувствовать вкус ветра на своих губах.

Но в каждой бочке меда есть ложка дегтя. Понимание того, как мало времени ему осталось портило картину. Черной нитью рассекало оно золотой цвет будней Тсунаеши.

Каждый визит к врачу напоминал о том, что время утекает сквозь пальцы, как песок. Конечно, врачи искали донора, но Тсуна помнил, как ничтожна такая вероятность, если даже Реборну сразу не нашли.

В больнице его жалели, и он старался сбежать оттуда поскорее.

Вернуться к своему прОклятому Раю.

Тик-так, тик-так.

И он пытался, пытался напиться, насытиться прикосновениями, редкими взглядами и словами своего репетитора. Он замечал все: каждое малейшее движение, каждый шаг. Как он хмурит брови, когда чем-то недоволен, как прикрывает глаза, наслаждаясь чашечкой утреннего кофе, как низко опускает поля шляпы, когда задумывает очередную гадость в отношении ученика. Он старался показать свои чувства, каждый раз раскрывал свою душу и сердце. Он жил и дышал Реборном, им  были наполнены сны. Так легкий аромат цветов наполняет комнату, и ты уже не сможешь забыть его. Ты сможешь дышать обычным воздухом, но это будет совсем не то.

И пусть слова учителя наполнены ядом, а движения - желанием причинить боль, унизить. После этого Тсунаеши всегда замечал улыбку Реборна, и становилось чуточку легче.

Пусть так. Если ему необходимо для счастья пинать никчемного Тсуну, пусть так. Ученик все перенесет, лишь бы был счастлив учитель.

И все равно больно.

Это было бы похоже на одержимость, если бы Тсуна не знал, что сможет отпустить Реборна. Скорее это была наркотическая зависимость.

И она пропадет через месяц.

Тик-так, тик-так. Реборн. Реборн. Реборн.

Невозможность прикоснуться по-настоящему, запустить пальцы в волосы и провести по линии бровей. Даже нельзя послать такой же полный страсти взгляд, как Бьянки. Это убивало, мучило. Внутренности скручивались в шар, чтобы затем разорваться и вспыхнуть в голове неоновым салютом.

А учитель проходил мимо, недосягаемый и прекрасный, сильный, гордый, независимый, словно эльф из сказки. Словно дикое животное, не подчиняющееся никому. В такие моменты горели кончики пальцев, манили длинные черные ресницы и жгучие глаза.