"Авантюристы" (СИ)

- Пароль в гостиную Слизерина – «Флёрдоранж», – донеслось мне вслед из-за почти захлопнувшейся двери.

Вот, хотите – верьте, а хотите – нет, но это слово мне ни о чём не говорило. Но просветили меня быстро, очень быстро. Было что-то около семи утра, когда я, назвав пароль, шагнул в уже знакомую мне по второму курсу гостиную и… нос к носу столкнулся с раздражённым чем-то Драко Малфоем:

- Х… Драко, что ты здесь делаешь? – вовремя поправившись (надо же, чуть не выдал себя на первой же минуте испытания), я, как надеялся, с достаточной долей грации и всегдашнего Паркинсоновского заигрывания с Малфоем проплыл…а в комнату.

- Где ты была? Ты что, забыла, что за нами в семь часов прибудет моя maman?

- Что-о?! Ах, да-а, конечно, помню, но… Дракусик, мне так необходимо было принять ванну… – я и сам не понимал, что тогда нёс – меня вела моя интуиция, хоть и обиженная на любимого хозяина за пренебрежительное отношение, но, как всегда, готовая вытащить мою задницу из очередного капкана.

- Сколько можно говорить тебе, Панс, чтобы ты не смела меня называть этим дурацким прозвищем? Ты бы ещё Бон-Бон сказала, как эта гриффиндорская подстилка Браун.

Оп-па, какая, оказывается, у нашей красавицы репутация. Я тогда сразу решил предупредить Рона, чтобы поосторожней с ней общался, а то магия магией, а сифилис с гонореей никто не отменял. В общем, какие-то посторонние мысли дали мне те несколько секунд, которые позволили взять себя в руки, и я не менее рассерженно, чем Малфой, зашипела в ответ:

- Тогда не называй меня Панс, ты же знаешь, что я ненавижу это сокращение! – это, между прочим, было чистой правдой, я сам случайно слышал, как Паркинсон жаловалась Булстроуд, но… как оказалось, Драко Малфой об этом ничего не знал. Как-то странно посмотрев на меня, он вернул на лицо свою обычную маску пренебрежительного равнодушия и, кивнув нагруженным вещами хогвартским эльфам, появившимся в этот момент в гостиной, предложил мне свою руку, на которую я автоматически опёрся, разворачиваясь вслед за ним к выходу из этого гадюшника. Всё моё внимание было занято тем, чтобы не сверзиться с каблучищ и изобразить походку, которую регулярно демонстрировали в Большом зале хогвартские старшеклассницы. Поверьте, это было очень нелегко: как оказалось, у девчонок где-то не там находится центр тяжести, и мне с трудом удавалось не изображать из себя то переваливавшуюся утку, отклячившую зад, то беременную мантикору. Особенно если учитывать, что доставшееся мне «по наследству» тело имело рубенсовские пропорции. Кстати, это выражение я от Гермионы подцепил, а когда поинтересовался, что оно значит, она мне такую лекцию с демонстрацией репродукций прочитала, что меня к концу от живописи уже тошнило. Не знаю, может, кому-то такие… э-э-э… дамы и нравятся, но, по-моему, они «слегка» полноваты. Так вот Паркинсон как раз из таких, и при эдакой-то фигуре у неё голос мелкой надоедливой шавки. Представили себе это чудо? Вот-вот, а я ею ещё и должен был целые сутки притворяться! Да меня от собственного «ангельского» голоска мигрень замучила. Ну, в общем, из-за сильного акцентирования моего внимания на проблеме передвижения, времени на обдумывание сложившейся ситуации у меня не хватало. А ведь ежу же было понятно, что провести сутки в спальне слизеринок в Хогвартсе или двадцать четыре часа хрен его знает где – это две большие разницы. К тому моменту, как мы добрались до лестницы в кабинет директора, я потихоньку восстановил способности к прямохождению и успел даже задуматься: «А куда, собственно, меня ведут?» Вопросы Хорьку задавать было глупо. Похоже, Паркинсон великолепно знала о намечающемся мероприятии, поэтому я, высветив на физиономии, как мне казалось, достоверное выражение «я богатая дура», наиболее соответствовавшее недалёкой слизеринке, под ручку с Малфоем шагнул в кабинет директора. Там нас сразу окружили две кудахчущие… нет, не так: две манерно восхищающиеся нашим видом наседки. То бишь Нарцисса Малфой и… как же её? А! Джорджиана Паркинсон. Хорошо хоть, мать Хорька сама к ней обратилась, а то вот был бы номер, если бы «доченька» матушкино имя запамятовала. С этого момента и разверзся мой персональный ад на земле. Всей компанией мы дружно перенеслись в Малфой-менор, и меня немедленно потащили в предназначенную мне комнату. И начались «Казни Египетские». С чего вдруг в моей голове всплыло это выражение тёти Петуньи – понятия не имею, и что оно означает – тоже, но мое, тогда ещё детское, воображение, выдавало именно то, что со мной творили в последующие несколько часов. Массаж, затем контрастный душ, потом ванна с какими-то приторно пахнущими маслами, педикюр, маникюр, завивка, макияж и, наконец, самое страшное… эпиляция! Если бы я знал, что подразумевают ни на миг не замолкавшие светские львицы под этим словом, сбежал бы, не оглядываясь, послав на хрен близнецов и гриффиндорскую гордость. Небось, Годрику такие пытки и не снились?! Даже я, переносивший несколько раз «Круциатус», едва вытерпел это издевательство.

А Нарцисса с Джорджианой ещё постоянно ко мне цеплялись: «Пенелопа, детка, не хмурь так лобик – ранние морщины появятся…», «Панси, дорогая, как тебе нравится моё новое боа из шерсти граквиаротопской эмадриллы?» Знать бы ещё, кто это такая. Тьфу! Эти две бабы достали меня просто до печёнок. Ещё бы полчаса такого кошачьего концерта, и я бы точно озверел не хуже покойного Волдеморта, чтоб ему земля болотом оказалась!!! Но пока мне удавалось держаться из последних сил, цедя манерным голосом: «О, да, Нарцисса, ваше боа – просто последний писк магической моды», «Maman, я не хмурюсь, я провожу гимнастику лицевых мышц по системе мадам Ваблацки». Мордред меня дёрнул это сказать! Целый час потом пришлось придумывать, что это за система, и что самое интересное, мне безоговорочно поверили!!! Представляете?

Ну, в общем, когда я был…а уже одета, завита, накрашена, напомажена, надушена, обвешана драгоценными цацками, как рождественская ёлка, с ног до головы, за нами прислали домового эльфа, и я наконец-то смог избавиться от общества двух великосветских сплетниц. Даже важный и самодовольный Люциус Малфой, который со второго курса вызывал во мне чувство глухой неприязни, в этот раз воспринимался как легендарный спаситель – рыцарь на белом коне. Был бы девчонкой на самом деле, ей-Мерлин, расцеловал бы! От этой нелепой мысли моё лицо залила краска стыда, и мне пришлось опустить голову, чтобы скрыть замешательство. Наверное, это девчоночьи гормоны толкали меня на такие возмутительные мысли, самому мне в голову подобное никак не могло прийти.

Не, я не ханжа, к тому же в мире магов однополая любовь – вариант нормы, да и сам я все месяцы после этих Амортенций задумывался, что иметь дело с парнями проще, чем с экзальтированными девчонками, от которых не знаешь, чего и ждать, но расцеловать отца Хорька – это точно сумасшествие. Не то чтобы у меня было много опыта на любовном фронте… точнее говоря, его у меня и вовсе не было. Ну, не сложилось как-то. То турнир, то министерские байки про моё сумасшествие, то нависшая угроза Волдеморта. В общем, я в тот миг жалел, что ничегошеньки в этом не понимаю… Тьфу!!! В Святого Мунго за такие мысли и без промедления!

Ну, в общем, пока я выпадал в осадок и улаживал внутренний раздрай, лорд Малфой с сыном в качестве радушных хозяев провели всю компанию, включавшую моих драгоценных «родителей», в красиво украшенную комнату к великолепно накрытому столу, уставленному разными вкусностями, и пригласили всех отобедать в «тихой семейной обстановке». Ага, щазз, в семейной обстановке! Ну, если только они не обедают каждый день в соответствии с правилами полного королевского протокола. Хотя… от них всего можно ожидать, одно слово – Малфои.

Откуда я знаю про все эти правила этикета? Да очень просто: на шестом курсе, за месяц до летних каникул, Герми взяла нас с Роном на «слабо», что мы не сумеем всё это выучить за оставшееся до конца учёбы время. Рональд продул пари, а я выиграл. Правда, это стоило-таки пары недель почти бессонных ночей, зато сегодня я мог не бояться разоблачения только из-за того, что взял за столом не ту вилку. Но знать – это одно, а пользоваться, как прирождённые аристократы – другое. Всё моё внимание было сосредоточено на том, чтобы не выпустить невзначай из рук коварные столовые принадлежности, и обращать внимание на разговоры просто не было ни сил, ни времени. Да ещё сидевшие по обе стороны от меня Нарцисса с «maman» создавали значительную шумовую помеху своей «лёгкой», ничего не значившей светской болтовнёй. Нет, краем глаза я, конечно же, видел, как Малфой-старший и «papa» обсуждали какой-то текст, написанный на красиво украшенном пергаментном свитке, а Хорёк очень-очень достоверно делал вид, что всем доволен, но иногда, когда он думал, что никто не смотрит в его сторону, серые глаза приобретали выражение, свойственное… побитым собакам, что ли. Помню, я ещё тогда подумал, что есть, оказывается, что-то, что может привести в такое состояние даже высокомерного чистокровного ублюдка вроде нашего «Дракусика». В общем, я на полном серьёзе думал, что это простой рождественский ужин – только в великосветском исполнении. Нет, я, разумеется, слышал, что Паркинсон вроде как обручена с Малфоем, но особо не верил. Хорёк – он хоть и сволочь добрая, но мозги у него есть, да и внешностью не обижен, такая, как Панси… ну-у, не пара ему, что ли. Каким же я был идиотом!!! Ну, просто таки клиническим. Меня вовсе не насторожило, что лорд Паркинсон и отец моего врага один за другим подписали тот самый пергамент, я тупо проигнорировал взметнувшийся после этого по комнате вихрь магии, спокойно поглядывал, как пожимают друг другу руки бывшие Упиванцы и как светится самодовольством лицо папаши Паркинсон. Правда, на секунду мне показалось, что Люциус чем-то недоволен, но это было лишь интуитивное ощущение (ни в лице, ни в глазах блондина ничего не дрогнуло), и поэтому я просто забыл об этом мимолётном чувстве. К тому же меня опять втянули в разговор о модных тряпках мои дражайшие «родственницы». Весь ужас моего положения дошёл до меня только тогда, когда, забрав перо у уже подписавшего договор мрачного Драко, лорд Паркинсон с ноткой самодовольства в голосе, позвал: