Помрачение сознания (СИ)

— Можешь сбегать в «Нью-Йорк Таймс», поделиться, что ты меня трахнул, - сообщаю я потолку.

Джастин, лениво поглаживающий мое бедро, пожимает плечами.

— Не думаю, что их заинтересует. В Нью-Йорке вообще мало что кого-то интересует.

Я бросаю на него быстрый взгляд, раздумывая, расскажет ли он мне когда-нибудь об этих восемнадцати месяцах, которые он провел в одиночестве и толпе Большого Яблока. Думаю, нет. Не в ближайшее время точно.

— Я есть хочу, - замечаю после паузы, Джастин делает демонстративную попытку подняться и падает назад.

— Ешь апельсин. Я не встану.

Я достаю апельсин откуда-то из-под своей правой лопатки - слегка помятый, зато теперь теплый.

— Между прочим, - притворно укоряющее говорю я, - мог бы завтрак сделать. Ты меня девственности лишил.

Он неприлично весело ржет и перемещает свою ладонь мне на живот.

— Ну, это ты загнул.

— Она у меня восстановилась за это время, - возражаю я.

Джастин смотрит на меня долгим взглядом, а потом качает головой.

— Все равно нет. Ты кстати имя-то мое на утро не помнил, о завтраке я уже не говорю.

Это правда.

— Прости меня.

Я первый раз извиняюсь не за то, что произошло полтора года назад, а за то, что был не слишком подходящим объектом для первой любви. И вообще для любви.

Джастин поворачивается на бок и смотрит на меня. Его рука все еще медленно скользит по моей коже.

— Я пытаюсь.

Я киваю и начинаю чистить апельсин.

*

На следующее утро я просыпаюсь один. Джастин обнаруживается в студии, задумчиво смотрящим в окно на серое небо. Я подхожу ближе, обнимаю его сзади, касаюсь поцелуем-покусыванием голого плеча, наслаждаясь солоноватым вкусом кожи, и говорю:

— Если ты не хочешь, чтобы я тебя изнасиловал на глазах у всего квартала, то лучше возвращайся в постель.

Джастин выныривает из своих размышлений, улыбается, откидывая голову мне на плечо, и дает себя поцеловать.

— Мы не можем, - отвечает он. – Нам пора собираться, чтобы успеть на свадьбу.

Он прав.

Дресс-код - белое и зеленое, и два продемонстрированных мне галстука, из которых выбирает Джастин, просто пугают.

— Ярко-зеленый? – уточняю я, даже не пытаясь скрыть, что думаю по этому поводу.

— Муаровый, - отзывается Джастин.

— Ярко-зеленый, - поправляю я. – Солнышко, в мире есть много вещей, которых я не знаю, но мне точно известно одно – тебе от этого галстука надо держаться как можно дальше.

Он хочет что-то сказать, но его перебивает телефонный звонок от Элайсы.

— Мы уже выезжаем, - поспешно говорит Солнышко, включив громкую связь.

— Не стоит, - отвечает ему та. – Вы все равно не доедете сегодня в церковь. Мост рухнул.

— Что?

— Ну не сам мост, конечно, - поправляется Элайса. – Под тяжестью снега проломились верхние стяжки и конструкции упали. Проезд закрыт. Приезжайте сразу в банкетный зал – по счастью, свадьба – это не что иное, как уикенд с кучей еды.

Джастин пытается выразить свое сочувствие, но она отмахивается и вешает трубку. Ее голос не звучит расстроено или нервно.

Когда мы садимся в машину, вокруг царят почти сумерки несмотря на то, что нету и четырех вечера. Небо темно-серое, а снег валит густой пеленой.

— Видит бог, Брайан – до Бруклина мы с тобой сегодня не доедем, - мрачно предсказывает Солнышко.

Я пожимаю плечами.

— Доедем без проблем.

Машина катит по глубокой колее, руль рвет из рук так, что у меня едва хватает сил его удерживать. Попытка съехать с колеи приводит к тому, что нас вышвыривает с дороги и мы зарываемся задранной мордой в сугроб.

— Брайан, ты едешь по обочине, - сообщает мне Джастин шелковым голосом.

Я выбираюсь задним ходом из сугроба и дальше мы едем почти без приключений – спасибо мощному двигателю внедорожника.

Впрочем, мы все равно безбожно опаздываем на церемонию и пребываем только к началу самого банкета. Элайса встречает нас в белых джинсах и голубом свитере.

— Рада, что вы все же добрались, ребята.

— Брайан органически не способен не опаздывать, - вставляет Солнышко.

— Конечно, - соглашаюсь я, - потому что кое-кто умудряется потерять собственный выходной костюм в собственной квартире.

Элайса смеется, откидывая назад длинные прямые черные волосы. Поймав наши взгляды на ее наряд, она поясняет:

— Платье осталось в лофте, а туда не проехать.

— Какая жалость, - сочувствует Джастин.

— Ерунда. Одену в другой раз – мы купили простенькое белое платье в стиле 40х, и Роберто расписал его цветной пастелью. Зато даже сейчас мы соблюдали все традиции: этот свитер новый, голубой и, насколько я знаю, Роберто за него на кассе ближайшего супермаркета не заплатил.

— Роберто украл для тебя свитер?

— Ну, идея принадлежала Марисе, но сама она сделать этого не могла – у нее не истек еще условный срок за то, что она пальнула в очередную подружку Роберто.

— Но он украл? – допытывается Джастин.

— Взял взаймы, - поправляет Элайса. – Я его верну после свадьбы.

— А что тогда старое? – перебиваю я их спор о морали.

— У меня завалялся кондом, который я таскала в кошельке лет с двенадцати.

— «Несбывшаяся надежда»? – уточняю я.

Она смеется и показывает на пробирающегося к нам с бокалом Уолта.

— Я его сегодня, кажется, первый раз в жизни вижу одетым. Ему идет.

Нас с Солнышком периодически разносит на разные концы зала, а потом мы снова сталкиваемся, как будто нас тянет друг к другу магнитом.

Играет музыка, слышен смех, щелкают вспышки фотоаппаратов. Женщина с чудовищным сооружением на голове, украшенным половиной всех известных науке фруктов, и с декольте ниже всего разумного слезливо целует Уолта в щеку. Элайса ловит мой взгляд и демонстративно закатывает глаза.