Билет в будущее (СИ)

– Это для меня, – признался он. – Хочу выйти на сольный танец с оголенным торсом.

– Рёбра хоть целы? – нахмурившись, участливо поинтересовалась Лена.

– Да.

Девушка села на пол, взяла на колени сумку и стала рыться в ней в поисках нужного тюбика. Ей не нужно было объяснять, что значило для танцора выйти на сцену с травмой.

– Спасибо, – Борис взял крем и, избегая сочувствующего взгляда, направился к туалету, чтобы там перед зеркалом нанести тон на тело.

Лена смотрела ему вслед, поджав губы. Ей было искренне жаль парня. Всего сутки назад он выглядел счастливым. А сейчас вместо веселых искр в глазах пустота и обреченность. Нельзя ему в таком состоянии выходить на сцену.

Борис был благодарен Лене за участие и понимание. Это было неожиданно – чтобы совершенно посторонний человек проявил сочувствие. Заканчивая маскировать синяк, Борис услышал шаги в коридоре. Он быстро закрутил крышку и спрятал тюбик в карман. Смыв лишний крем с пальцев, он потянулся за бумажным полотенцем, когда дверь со стуком распахнулась. На пороге появился Олег. Он явно не рассчитывал встретить здесь Бориса и не знал, как теперь себя с ним вести.

Сердце Бориса предательски ёкнуло и забилось в неровном ритме. Смотреть на Олега было все еще больно. Рана, через которую вытащили его душу, чтобы растоптать, не зажила – предательски царапала рёбра неровными краями.

Олег сделал шаг вперед, но, споткнувшись о полный ненависти и презрения взгляд, замер на месте, как пригвожденный. Вытерев руки, Борис поспешил выйти. Даже находиться рядом с Олегом в одном помещении было для него пыткой. Парень виновато опустил голову и, казалось, готов был принять любое наказание, но Борис не удостоил его даже словом. Он прошел мимо, задев Олега плечом. Дверь закрылась с тихим щелчком, но Олег вздрогнул, крепко зажмурив глаза, будто ею хватили со всей силы.

«Собраться, нужно собраться…», – твердил Борис, как мантру, прохаживаясь за кулисами, только чтобы не стоять на одном месте и не думать ни о чем, кроме выступления. Сейчас для него самым главным было выйти на сцену и выплеснуть там свои эмоции, чтобы самому в них не захлебнуться. Как ни странно, но образ главного героя спектакля, соло из которого он собирался танцевать, полностью отзеркаливал его душевное состояние.

Пустой зал без зрителей, четверка судей и голая сцена были сейчас в полной его власти. Борис вышел в центр, дико волнуясь, но не показывая этого внешне. Камера, закреплённая на подъемном кране, подлетела ближе, и равнодушный глаз объектива, как дуло пистолета, нацелился ему в лицо.

Пусть… Пусть снимают и делают из этого шоу… Он покажет, как выражают эмоции телом, не произнося ни слова. Включилась музыка, и танцор сделал первые движения, не сводя глаз с молчаливого собеседника с цифровой памятью. Это было легче, чем рассказывать свою историю живому человеку. Камера запомнит его именно таким – честным, открытым, напряженным, как оголенный нерв… С летящей душой, у которой подрезали крылья, но даже такая она пела в танце, потому что танец – это все, что у неё осталось. Он ломал в танце свое тело, забывая о боли. Подчинялся музыке, выполняя прыжки и трюки, падал и снова поднимался, несмотря на усталость. Это было его лебединой песней, апофеозом его участия в конкурсе, ему казалось, что в какой-то момент он вырвет из груди сердце и, как Данко, будет освещать себе путь в непроглядной, мутной тьме...

Борис не сразу осознал, что музыка стихла и номер закончился. Казалось, заиграй она снова, он продолжит с того же места, где и закончил.

Все… Это действительно все! Он вывернул свое нутро наизнанку и, как смог, выразил себя – настоящего. Судьи молчали, никто не хотел высказываться первым. Перед Борисом поставили микрофон, и он подошел к нему, выравнивая дыхание. Он чувствовал себя настолько выжатым, будто не показывал двухминутный номер, а разгружал всю ночь вагоны. Он ждал, что скажут судьи, но не строил иллюзий на свой счет.

Двое, Влад и Татьяна, весь номер не открывали глаз от движущейся фигуры на сцене и проживали вместе с ним его историю. Они понимали – такой внутренний надрыв должно было что-то спровоцировать, раз это вылилось в такое отчаянное исполнение на грани срыва.

Влад начал первым:

– Боря, скажи, пожалуйста, почему в Двадцатку мы должны выбрать именно тебя?

Это был стандартный вопрос. Борис слышал, как его задавали другим участникам, пока он ожидал своей очереди за кулисами, но не задумывался над тем, как сам на него ответит. Он переждал пару секунд, чтобы собраться с мыслями, и ответил честно, не лукавя.

– Этот проект очень важен для меня, потому что даже самые близкие мне люди не верили, что я вообще смогу сюда попасть. И я хочу доказать… им, – он сделал паузу перед этим словом, – и, прежде всего, себе, что я могу, что я чего-то стою, – слова давались с трудом из-за того сумбура, который творился у него в голове.

– Спасибо, до вечера.

Его отпустили. Борис медленно брел к выходу, чувствуя, как с каждым шагом, отдаляющим его от сцены, на него всё сильнее наваливается усталость, как деревенеют мышцы. Хотелось забиться куда-то в угол, свернуться калачиком и просидеть так несколько часов, чтобы собрать себя воедино. Но его поджидали на выходе с переносной камерой, сунули микрофон в лицо, не дали даже прийти в себя. Снова пришлось говорить – через силу, с трудом подбирая слова и почти в полуобморочном состоянии. Вопросы сыпались, как мелкий, колючий град. Резко, хлестко, вызывая раздражение и желание поскорее избавиться от всевидящего ока камеры. Он попытался отказаться от интервью, но ему напомнили о правилах проекта и контракте, так что пришлось остаться на месте и выдавливать из себя ответы.

– Я не расстроен, – объяснял он свое состояние, – просто накопилось за пять дней… Ну, сейчас уже все закончилось. Ждем только объявления результатов.

Большего от него ничего не смогли добиться, несмотря на все усилия редактора. Съемочная группа переключилась на другого участника, и Борис облегченно вздохнул. До времени Икс оставалось еще несколько часов.

Вечер неумолимо приближался. Горстка танцоров, оставшихся после всех испытаний в лагере, готовилась к нему со всей серьезностью. Ребята приводили себя в порядок, подбирали лучшую одежду. Они выложились на все сто процентов и добрались до финала, обойдя на поворотах слабых и сомневающихся. Путем нехитрых вычислений получалось, что каждый второй из них сегодня получит отказ. Но даже уходить нужно было красиво, с высоко поднятой головой.