Твой силуэт как иллюзия (СИ)

— Никто не застрахован от ошибок.

— К чёрту. Обдери этого урода как липку. Можешь забрать всё вплоть до коронок на зубах, а я подготовлю для этого почву.

— Не переходи черту.

— Я знаю, где моя черта. Не беспокойся, Диня.

— Сделай так, чтобы он забыл о том договоре. С остальным я разберусь в рамках закона.

— Оплату получишь от меня, ты же понимаешь?

— Меня не волнует, кто именно будет платить. Переведёшь на мой счёт. Как обычно, — Динияр отмахнулся.

— Мне дорого обходятся твои услуги.

— Не дороже, чем остальным.

— Шучу. За всё, что ты для меня уже сделал и ещё сделаешь, я должен платить тебе раза в три больше.

— Не нужно лишнего. Эта тема закрыта.

— От тебя так и веет холодком, — Костенко усмехнулся. — Обожаю твою принципиальность в некоторых вопросах.

— Один принцип я всё-таки нарушил, — Хайруллин лениво скользнул взглядом по любовнику.

— Ты не виноват. Давным-давно одна зажравшаяся сучка нарушила запрет, который не должна была нарушать. Это в крови у людей.

— Звали ту сучку случайно не Евой?

— Угадал!

— А ты у нас змей-искуситель?

— Я запретный плод.

— Действительно…

Между этими мужчинами не было и не могло быть любви.

Они встретились довольно давно, но любовниками стали куда позже, так как Динияр долго держался за свой принцип не спать с клиентами. Но в конце концов ни одна крепость не выдержит напора Леонида Костенко и падёт. Любил ли Хайруллин Лёню? Нет. По его мнению, ни один здравомыслящий человек не выберет объектом своей любви такого, как Костенко. Сердцу, конечно, не прикажешь, но не может же этот мышечный орган быть настолько слепым?! С Лёней можно дружить или спать. Можно даже совместить.

Лёнечка же в принципе не был способен любить. Он любил своих близких, тех, кого считал друзьями и семьёй, но посвятить всего себя кому-то одному — увольте. Разве можно так глупо тратить свою жизнь? Она ведь одна, другой не будет.

— Спасибо, что подождали, — Настя выскочила из квартиры с небольшой дорожной сумкой в руке и поспешно захлопнула дверь.

— Очнулся? — спросил Лёня, забирая у девушки ношу.

— Нет, но всё равно как-то не по себе. А он точно очнётся?

— А ты не хочешь? Могу вернуться и…

— Нет! — Перовская испугалась.

— Я пошутил.

— Лёнь, не все могут оценить твоё непревзойдённое чувство юмора. Пойдёмте отсюда. Не нужно привлекать внимание соседей. К тому же внизу места себе не находит один очень нервный тип, который рвался с нами, — Динияр вызвал лифт.

— Его только не хватало, — вздохнул Костенко. — Но надо признать, у него хватило ума обратиться к Щербатому, а не лезть на рожон.

— А Анатолий Евгеньевич…

— Нет, — Костенко не дал девушке договорить. — Можешь не беспокоиться. Никто ничего не узнает.

— Спасибо.

— Поблагодари молодчика внизу. Не нас.

***

— Я изменил жене, — единственное, что услышал Тарас, открыв дверь на настойчивый звонок, после чего в его объятья рухнул пьяный в стельку Павел. Дальнейшее бормотание и мычание едва ли можно было назвать связной речью. Опальский был в шоке. Он рассчитывал провести вечер после трудового дня в тишине и покое перед телевизором с пиццей собственного приготовления и баночкой вреднющей колы, но никак не в компании пьяного лучшего друга, кающегося в измене. Измена. Ничего нелепее Тарас ещё не слышал. Крюков изменил жене? Бред же! Скорее коровы начнут летать и гадить золотыми слитками.

— Паш, объясни толком! — Опальский пытался растормошить Павла, дотащив его до зала и сгрузив на диван. — Что случилось? Где Ира?

— Дома. Пла-а-ачет, — Крюков жалобно всхлипнул. — А я сво-о-олочь!

— Всё. Я звоню Ирке, — Тарас оставил попытки вытрясти что-нибудь адекватное из друга.

Он не успел найти нужный номер в мобильнике, как в дверь снова затрезвонили. Не менее настойчиво. Надеясь, что это Ирина догадалась, где искать муженька, и приехала за ним, Опальский распахнул дверь с широкой улыбкой на лице, которая тут же померкла, стоило ему увидеть, кто стоит на пороге.

— Здравствуйте, — вдавил он из себя.

— Привет. Спирохета у тебя? — Лёня всегда находил красное словцо для Павла. Сейчас он был не просто зол, он пребывал в ярости, и ещё удивительнее была его относительная мягкость в обращениях.

— Только что пришёл… приполз.

— Отлично. Предсказуем, как сюжет любовного бабского романчика, — фыркнув, Костенко вошёл в квартиру, плечом задев Тараса.

— Здравствуйте. Извините, — Динияр обратил на себя внимание.

— Здравствуйте, — Опальский зачарованно смотрел в синие глаза. Ему ещё не доводилось видеть такого яркого синего цвета. — Тарас, — он протянул руку.

— Динияр, — Хайруллин ответил на рукопожатие и вошёл вслед за отступившим в коридор хозяином квартиры.

— Кажется, они там надолго, — поморщившись от криков и мата, доносящихся из зала, пробормотал Тарас. — Может, кофе?

— С удовольствием.

— Тогда пойдёмте на кухню. Не разувайтесь, у меня не прибрано, — он зашаркал тапками по коридору.

Динияр кивнул, но всё же снял ботинки, потому что порядок и чистоту в квартире было видно невооружённым глазом. Только злой как чёрт Леонид не был способен оценить чужой труд и оставил на линолеуме песочные крупинки, слетевшие с подошв.

— Не нужно было, — Опальский покачал головой, взглянув на ноги гостя. — Я принесу тапочки, — он испарился из кухни, оставив Хайруллина в одиночестве, чем тот воспользовался, как дарованной минуткой, чтобы осмотреться. Чисто, уютно, по-домашнему тепло и вкусно пахнет. Большего он не мог бы сказать, да и не требовалось.

— Вот. — Перед ним на пол шлёпнулись серые тапки.

— Спасибо.

— Вы друг Леонида? — осторожно спросил Тарас, доставая из шкафчика маленькие чашки с гжельской росписью.

— Да, — Динияр улыбнулся уголками губ. Его позабавила заинтересованность, отчётливо слышавшаяся в голосе собеседника. Вот уж у кого слепое сердце… Ему даже стало немного жаль этого парня. Увы, лицом и телом он для Лёнечки не вышел. А ведь мог бы разок получить желаемое…

— Вы не знаете, что всё-таки произошло? — Опальский возился у плиты, не оборачиваясь.

— В мелких чертах. Кажется, супруга вашего нетрезвого гостя беспочвенно обвинила его в измене и, от природы обладая невероятным даром убеждения, внушила ему эту мысль, а когда осознала содеянное, его и след простыл. Она попросила о помощи Костенко, и мы, собственно, нашли его у вас по почти остывшим следам.

— Скорее по запаху, — Тараса заметно передёрнуло.

— Не любите алкоголь?

— Ненавижу. — Ответ был настолько резким, что Хайруллину не захотелось продолжать данную тему.

— Вы, кажется, дружны с этим семейством?

— Да.

— Беспокоитесь?

— Уверен, что всё разрешится, раз за дело взялся Леонид.

— Без сомнения.

— Вот, — Опальский поставил перед гостем чашку и сел напротив. — Угощайтесь, — он придвинул ему и тарелку со свежеиспечённой пиццей.

— Сами готовили?

— Да.

— В таком случае мне вдвойне неловко за вторжение. Думаю, вы хотели бы провести вечер иначе.

— Ничего страшного. — И по ответу Динияр с удивлением понял, что гостеприимный хозяин действительно не злится. Он просто принял ситуацию и подстроился под неё. Странный…

— Благодарю.

— Угу, — Тарас уткнулся в свою чашку. Он не поднимал глаз, чувствуя, что его внимательно изучают. Он не любил, когда на него пристально смотрят. Складывалось ощущение, что он какой-то подопытный.

— Вкусно, — констатировал Хайруллин, попробовав пиццу. Именно констатировал, а не похвалил.

Только тогда Опальский оторвал взгляд от чашки и тут же пожалел об этом, потому что синие глаза буквально впились в него, не позволяя отвернуться. Казалось, что гость читает его как открытую книгу, поспешно перелистывая скучные страницы и жадно вчитываясь в самое интересное.

— Перестаньте… Пожалуйста, — Тарас устыдился собственного голоса, показавшегося сейчас таким жалобным.