Я учился жить... (СИ)

- Ты пил! – возмутился он и негодующе уставился на него.

- Немного, и во имя благих начинаний, - повинно опустил голову Глеб и осторожно коснулся носа Макара пальцем. – Работа у нас такая, с вечеринки на презентацию, а оттуда на деловой ужин. – Так как насчет чая?

Макар вскинулся и посмотрел на кружку, которая сиротливо стояла у кровати.

- Вот же блин! – буркнул он, вспомнив, что собирался выпить чай. – Ладно, иди делай, я сейчас.

Глеб смиренно кивнул головой и все-таки дотянулся до его щеки. Коротко и скупо поцеловав Макара, он встал и отправился на кухню. Макар рефлекторно отдернулся, но без былого азарта, больше по привычке, хотя и не преминул пробормотать что-то невразумительное. Глеб помедлил у двери и покосился на него; встретив настороженный и изучающий взгляд Макара, он недоуменно приподнял брови. Макар в ответ сдвинул свои к переносице и встал.

- Ну ты еще здесь, - недовольно произнес он. – Давай, давай, иди, работай на пользу обществу.

Глеб усмехнулся и склонил голову, аккуратно прикрывая за собой дверь.

Макар опустился на кровать и ссутулился, с облегчением рассматривая ковер у кровати. В голове билась одна-единственная мысль: «Пронесло». Что пронесло, и почему он испытывал облегчение, Макар предпочитал не думать.

Глеб стоял у окна и рассматривал улицу. За этим неблагодарным делом и застал его Макар.

- И чего туда пялиться? – со скептическим видом поинтересовался он, став рядом с Глебом и посмотрев пару секунд на улицу. Глеб перевел взгляд на него и усмехнулся. Притянув к себе и прижав, спрятав лицо у его шеи, задержав секунду в своих объятьях и легко коснувшись плеча губами, он сказал:

- Вы совсем не романтик, господин Самсонов, - усмехнулся он, отстраняясь.

- Ой беда-беда, - огрызнулся он. – Ну какая это романтика – пялиться на улицу? Да еще на эту улицу. – Макар поморщился. – Ты же посмотри: она обычная, совсем обычная! Дома одинаковые, деревья одинаковые, люди – и те на девяносто процентов одинаковые. Другое дело что-то такое, нестандартное, - Макар развел руками. – Ну такое, что выражает твою индивидуальность. Понимаешь?

- Панки, рокеры, эмо? – невинно предположил Глеб, опускаясь на подоконник и опуская руки Макару на бедра.

- Я тебя умоляю, - поморщился Макар, охотно приближаясь к нему и снисходительно глядя на Глеба сверху вниз. – Они же существуют строго в канонах. Вот выбрали канон, и все. Шаг вправо, шаг влево – расстрел. Скука!

- И тебе никогда не хотелось быть панком или рокером или эмо? – поинтересовался Глеб, осторожно поглаживая его поясницу, спускаясь ниже и снова возвращая руки на талию.

- Еще чего, - презрительно фыркнул Макар. – У меня, во-первых, не было времени, во-вторых, денег, и в-третьих, была своя голова на плечах. И я как-то мог сам выбрать, что я хотел делать и что не хотел, а не бегать с каждым чихом к вожакам.

Глеб усмехнулся и осторожно коснулся губами его шеи. Макар был максималистом, насколько может быть максималистом девятнадцатилетний парень, не беспокоящийся о завтрашнем дне. Пытаться объяснить ему, что человек в любом случае делает выбор, и не всегда свободный, между рамками, в которых ему предстоит существовать, Глеб не собирался. У него было непривычно-игривое настроение, и он с куда большим удовольствием обменивался с Макаром общими репликами, а взамен получал замечательную возможность ощущать чужое тело под ладонями.

- А они же тебя судят по своим тараканам, и фик ты знаешь, правильно ли то, что они говорят, или нет. Они могут теми еще мудаками быть, если честно, - вдруг буркнул Макар, отстраняясь. – Вот так нормальные, нормальные, а потом опа – и выкидывают что-то такое непонятное.

Глеб пристально смотрел на него, изучая неожиданно потускневшее выражение лица только что такого самодовольного Макара. Очевидно, проблем у него куда больше, чем он хочет показать. Это, наверное, и не удивительно: Макар был откровенно конфликтным типом, и едва ли подростки – наиболее консервативная часть общества с более чем жесткими кодексами поведения – это так просто спускали ему с рук. Понимающе кивнув, Глеб встал и обнял его.

- Не без этого, - механически отозвался он, подумав, что последняя фраза Макара очень хорошо подходит и к нему. Тополев вел себя более чем прилично, Глеб при всем своем старании даже взглядов подозрительных приметить не мог. Глеб взъерошил волосы Макара, находя в этом какое-то странное, фривольное удовольствие. Макар предсказуемо отдернул голову. – А ты, однако, быстро обрастаешь, - заметил он.

- В смысле? – мгновенно ощетинился Макар.

- Ты буквально пару недель назад щеголял такой облагороженной шевелюрой, - ласково усмехнулся Глеб, рассматривая воронье гнездо на его голове, - а теперь снова очень эксцентричная прическа.

- Да какая это прическа, - отмахнулся Макар. – Так, растут, как им растется. Хотя надо подстричься, - задумчиво признался он, потеребив волосы на темени.

- Тебе дать телефон моего парикмахера? Он занесет это на мой счет, - легко предложил Глеб, устраиваясь за столом и продолжая наблюдать за Макаром.

Макар подошел к кухонному столику и включил чайник.

- Ха, тебе дать телефон МОЕГО парикмахера? – тут же вздернул он нос.

- Даже так? – развеселился Глеб.

- Ага. Он рядом с теть Наташиным кафе. У них вроде бухгалтерша одна, и теть Наташа дала ему денег, чтобы он свою парикмахерскую открыл, - тут же начал рассказывать Макар. Глебу показалось, что он весь тут же ободрился, оживился, воспрянул духом и даже расправил плечи. – Он классный, суперский, на меня прошлый раз один раз посмотрел, и раз-раз – и прическа готова. Даже тетя Наташа тут же сказала, что классно получилось. А она суровая тетка.

- Да что ты говоришь?

- Ага. Ты бы послушал, как она всех у нас гоняет. Классная тетка.

Макар залил заварку и перенес чайник на стол.

- Тебе твоя работа не мешает учиться? – внезапно поинтересовался Глеб, наблюдая за тем, как Макар разливает чай, усаживается и привычно подбирает ногу.

- Ну вот завтра и посмотрим, - беспечно отозвался Макар, присматриваясь к пирожным, которые Глеб принес домой. – Но вообще нет. Нормально. Да я всегда так жил, так что не переживай. – Макар вскинул голову и посмотрел на него невинными глазами. – И в школе, и потом. Так что нормально. – И он опустил голову, откровенно давая понять, что его не интересует ничего, кроме пирожных.

Глеб усмехнулся и взял чашку.

Макар сбежал учить экзамен, Глеб пошел в гостиную. Он принес с собой бокал вина, из которого периодически пригубливал, лениво листая каналы. Время было позднее, и взглянув на часы, он решил отправиться спать. Глеб подумал, что ему странным образом не хватало общества; он с удовольствием потрепался бы еще немного с Макаром, или просто посидел бы рядом на диване, ощущая его всем телом, наслаждаясь возможностью перебрасываться ленивыми репликами, да просто угукать в ответ на его комментарии. Он уже имел возможность убедиться, что Макар чуть ли не физиологически не способен утаивать в себе свои мысли. И даже по тому, как торчат вихры на его макушке, можно определить, в каком настроении находится их обладатель. Глеб с гурманским удовольствием вспоминал, как брови Макара то съезжались к переносице, то взлетали почти до линии волос, то самодовольно расслаблялись над довольно прищуренными глазами. Нос Макара тоже был отменным индикатором настроения; Глебу даже подумалось, что в самый его кончик встроен маячок, и на волну этого маячка он теперь настроен. И губы – небольшие, красноречивые губы, которые очень легко поджимались, растягивались в улыбке или приоткрывались в задумчивости. С ним было просто, совершенно не нужно было придумывать очередную тему для разговора или для молчания – Макар с легкостью заполнял паузы и выпытывал то, что его интересовало, с легкостью выбалтывая все, чем считал нужным поделиться, а этого было много.

Глеб смирился со скудным выбором телепродукции, несмотря на обилие каналов, остановился на какой-то научно-популярной передаче и лениво следил за происходившим на экране, делая мелкие глотки вина и периодически возвращаясь к Макару и к тому, что изменилось за то время, которое он жил в квартире Глеба. Изменилось немного. Но изменились существенные вещи. Макар обладал удивительным энтузиазмом во всем, что касалось ее обустройства, притаскивая цветы, которые размещались в квартире соответственно инструкциям, и ревностно следя за тем, чтобы они хорошо себя чувствовали. Со стен исчезали фотографии, и на их месте появлялось что-то попроще и поуместней. Журналы, с которыми Глеб не мог решиться расстаться, перечитывались – Глеб убеждался в этом, то находя их в других комнатах, то обнаруживая небольшие закладки, которыми пользовался Денис, но не видя журналов, в которые они были вложены. Он хотел разозлиться и оказывался неспособным. Потому что Макар прилетал к нему с сияющим видом, потрясая тем самым журналом, бесцеремонно плюхался рядом и совал под нос страницу с фотографией, и совершенно иной фотографией, не той, которую бы выбрали они. Макар сунул ему под нос фотографию, ткнул пальцем в пару предложений и потребовал денег на «занавески». Через пару дней они висели в гостиной, Глеб держал в руке чек и сдачу, которую Макар по своей замечательной привычке вернул не полностью («Это мне копытные, что я, даром, что ли, по магазинам ноги бил?!»), пытался рассердиться и не мог: Макар стоял вроде рядом, но заглядывая в лицо встревоженно-заискивающими глазами и пытаясь определить по скудным признакам, нравится ли Глебу. Считать информацию с его лица было не так просто, Глеб был слишком давно приучен держать хорошую мину при любой игре, и счастливо блестевшие глаза Макара тускнели, а уголки губ медленно обвисали. Глеб улыбался, одобрительно отзывался о его энтузиазме, получал в ответ вспыхивавшие радостным блеском глаза и считал, что счастье ребенка достойно любой жертвы.