The wise man grows happiness under his feet (СИ)

Алекс поморщился. Обмануть Маргарет оказалось сложнее, чем Мэтта — она много прожила, прекрасно знала людей, и почувствовала фальшь в его голосе.

— Ладно, я не скучаю по родителям.

— Лучше говори правду, — посоветовала она, придвигая к нему снова наполненную чашку горячего шоколада.

— Нет, спасибо, больше не влезет, — Алекс чуть отодвинул чашку. — Можно я просто не буду говорить? Я не хочу. Мне плохо, и я не могу ни с кем поделиться, но вместе с тем мне и не хочется.

— А Мэтт?

— Он пропадает на работе, и ему некогда меня слушать. Да и я лучше умру, чем скажу ему.

На этот раз Маргарет поверила — она слишком хорошо знала сына, и сказанное Алексом казалось очень правдоподобным.

— Влюбился, что ли? — она снова проявила чудеса проницательности. Правда, она, конечно, и подумать не могла, в кого именно влюбился Алекс.

— Ну… да, — а что было делать, как не сознаться? Наверное, у него и не получилось бы обманывать. Наверное, его чувства были слишком заметны.

— Не в ту ли девчонку, что живёт на вашей улице? Хорошенькая такая, с маленькой собачкой гуляет.

— Да ты что, бабушка, ей тринадцать, она маленькая, — искренне возмутился Алекс. И сделал ошибку. Больше никаких девочек в их коттеджном городке, хоть примерно близких ему по возрасту, не было.

— В кого же тогда? Там всё либо малышня, либо тебя лет на пять постарше. Да и Мэтт, вроде, говорил, что ты и не общаешься там ни с кем. В школе каникулы. В интернете, что ли познакомились?

О, это было спасение.

— Да. Она живёт в Канаде, и я даже не знаю, увижу ли её когда-нибудь, — Алекс внезапно ощутил столько сил на последний рывок, столько вдохновения, что его безбожное вранье сошло за чистую монету. Он заливался соловьём, а Маргарет верила. — Я даже её фотки не видел, но мне не важно, как она выглядит. Мне кажется, что я её уже тысячу лет знаю, и у нас столько общих интересов. Мы всем друг с другом делимся, и музыкой, и фильмами, она такая весёлая, и мне с ней легко. Я чувствую, что она моя родственная душа. И не знаю, что мне делать.

— Может, стоит пообщаться с ней в Скайпе? Увидеть её, услышать её голос, узнать, какая у неё улыбка? — предложила Маргарет, растроганно улыбаясь.

— Ага, и втрескаться ещё больше, — мрачно закончил Алекс. — У меня нет никакой надежды, понимаешь? Совсем никакой.

— Да что ты выдумываешь? Надежда всегда есть. Признайся ей в любви. Вдруг она тоже тебя любит? А если ты расскажешь Мэтту, он отправит тебя до начала занятий на недельку к ней в гости, а может, даже с тобой слетает.

Алекс кисло улыбнулся. Если бы всё действительно было так просто, он бы не мучился.

— Как её зовут? — не унималась Маргарет.

— Эми… Эмили, — голос Алекса прозвучал неуверенно, и, казалось бы, не заметить этого было невозможно.

— Нет, правда, съезди к ней. Или её в гости пригласи на недельку, а? Мэтт разрешит, вот увидишь.

— Ночами Мэтт водит домой мужиков, — в голосе Алекса прозвучала такая ненависть, что Маргарет насторожилась. — Я не хочу, чтобы Эмили видела.

— Стыдишься его?

— Мэтта? Что ты, нет, конечно нет, как я могу его стыдиться? Просто… ну, не все это поймут. Эмили не поймёт.

— А ты? — Маргарет прищурилась, будто о чём-то догадываясь. — Ты понимаешь?

— Нет, — честно ответил Алекс. — Я верю, что бывает любовь. Настоящая, крепкая, такая, из-за которой пойдёшь в огонь и воду, из-за которой иногда хочется умереть, такая, которую иногда можно спутать с ненавистью. Мэтт в такую не верит и тратит себя, свои чувства, свою молодость на… вот такое.

«Любовь, которую можно перепутать с ненавистью». Маргарет помнила эти слова, они были цитатой то ли из какой-то книжки, то ли из фильма. Однако слово «ненависть» хлестнуло её: ненависть в голосе, когда мальчик говорил о мэттовых любовниках, ненависть, которую можно перепутать с любовью. Глаза Алекса загорелись по настоящему, когда они заговорили о Мэтте. Безумная догадка, сначала показавшаяся бредом, постепенно находила всё больше и больше подтверждений. Маргарет содрогнулась при мысли о том, во что могут вылиться эти чувства, которые она умудрилась рассмотреть за ложью.

— Алекс, — её голос прозвучал мягко, так, чтобы сразу стало понятно — она не осудит. — Ведь нет никакой Эмили. Я права?

Алекс, не сумевший распознать интонацию, вздрогнул и отвёл взгляд. Мир перед ним крошился и рушился, который раз за это чёртово лето. Кровь схлынула с его лица, губы побелели, и он смог только кивнуть.

Он не смотрел на Маргарет, боясь, что она скажет, что подумает, как поведёт себя. Он готов был провалиться сквозь землю. Страх, недоверие, отчаяние так смешались в его душе, что он не мог даже пошевельнуться, почти не дышал. Женщина, сидевшая рядом с ним, могла сейчас сделать с ним всё, что угодно. Приласкать и пожалеть. Ударить по лицу и выставить. Кричать на него и потрясать кулаками. Чёрт, даже позвонить Мэтту и рассказать ему всё.

Конечно, Алекс слишком плохо знал Маргарет — даже при том, что догадка её шокировала, в последнюю очередь она стала бы усугублять ситуацию скандалами, отчитывать, тем самым причиняя ещё более острую боль.

Она прожила на свете шестьдесят лет, и за её плечами было несколько искренних влюблённостей, семейная жизнь и тяжёлый развод с мужем. Она прекрасно знала, что такое безответная любовь, что значат слова «нет никакой надежды», как больно бывает иногда чувствовать собственное бессилие.

Она знала Мэтта как свои пять пальцев, и потому не обманывалась насчёт шансов Алекса. Какие-то жалкие пять процентов из сотни. Девяносто пять процентов абсолютной безысходности. Кажется, сам Алекс это прекрасно понимал и чувствовал, и от этого его было жалко вдвойне.

— Детка, — от этого слова он вздрогнул, будто его хлестнули бичом. — Расскажи мне.

Алекс только помотал головой, съёживаясь, и замер.

— Я не хочу давать тебе ложной надежды, — она погладила его по ссутуленной спине. — Тебе лучше… перебороть это чувство. Пережить его. Не видеться с ним каждый день. Хочешь, поживи пока у меня? А потом ты пойдёшь в школу, и…

— И что? — Алекс вскинулся и посмотрел на неё. — Тут же влюблюсь в кого-то другого? Отвлекусь, да? Не выйдет. Я знаю. Не говори, что я путаю любовь с благодарностью, что в таком возрасте и вообще любить нельзя, — Маргарет открыла рот, чтобы возразить, что такого она не говорила и уж точно так не считает, но он не дал ей вставить и слова. — Я сумел убедить себя, что это не любовь. Что я влюбился в первого, кто попался мне под руку, но это неправда. Он не просто нравится мне, это не детское желание испытать что-то новое. Я люблю его. Я люблю даже его недостатки. И его характер, и его привычки, и маленькие шрамы, которые остались у него ещё с юности — под бровью, на колене, чуть выше запястий и на большом пальце правой руки. Я… я…

Ему стоило большого труда удержать слёзы. Он вынужден был замолчать, снова поник, чувствуя, что его оставляют последние силы. Маргарет не перебивала его — он сам сказал всё, что могла сказать она. Он сам всё понимал. И даже несмотря на это не мог ничего сделать со своими чувствами.

— Прости, детка, я даже не знаю, что тебе посоветовать. Но ты, кажется, и сам понимаешь, что к чему.

— Я много об этом думал, — он кивнул.

— Мне бы хотелось сказать, что каждый — творец своей судьбы, но в твоей ситуации это неправда. На самом деле, я и вообще говорить о подобном с тобой не должна.

— Мне больше не с кем об этом поговорить.

— Да. Выслушай меня и постарайся запомнить мои слова. Не бывает так, чтобы шансов не было совсем, но в твоём случае их катастрофически мало. Затащить его в постель — вот здесь да, здесь шансов порядочно. Но ты не этого хочешь.

— Не этого, — согласился Алекс.

***

Они говорили ещё долго, несколько часов. Маргарет едва ли могла что-то посоветовать Алексу, но ему стало легче уже от того, что она его выслушала и утешила. Он говорил долго, взволнованно — и чувствовал, как напряжение спадает. Он успокоился настолько, что пробыл у неё до самого вечера: помог ей протереть полы, перемыл всю посуду и даже выгулял Бинки.