Опекун из сказки (СИ)

====== Глава 2. Знакомство ======

Валерий Михайлович, умудренный жизнью человек, в данный момент пребывал в глубоком культурном шоке. Однажды в детстве в советские времена родители отправили его в пионерский лагерь. Это только советская пропаганда твердила о самых счастливых детях в Советском Союзе, а реальность оказалась просто удручающей. Обшарпанные корпуса, заляпанные краской оконные стекла, железные скрипучие кровати, постельное белье грязно-рыжего цвета, надбитая посуда в пищеблоке и алюминиевые столовые приборы. Кругом убогость и запущенность. А про то, как их кормили, концлагерный режим и жутких теток-воспитательниц лучше вообще не вспоминать.

Сейчас, оказавшись в этой школе-интернате для детей с ограниченными возможностями, как гласила вывеска у входа, на Валерия Михайловича накатила ностальгия по «счастливым» детским временам советского лагеря. Весь вид этого заведения одним словом можно было охарактеризовать так – убогость. Грязно-серые цвета, обшарпанность, холодность и затравленный вид встретившихся ему по пути воспитанников. В противовес всему этому директор, Лидия Эдмундовна, была крайне цветущая и очень ухоженная дама глубоко бальзаковского возраста. При этом дама была так приветлива и любезна, что от всего этого начинало сводить челюсть, как от оскомины. И от понимания, что это только благодаря сопроводительным документам, становилось еще поганей на душе. Лидия Эдмундовна уже битый час увещевала его, как у них все чудно и замечательно, как их воспитанники все абсолютно счастливы, но до сих пор так и не пригласила Андрея. Кашлянув в кулак, тактично прерывая этот монолог, Валерий Михайлович уточнил:

- Так что именно мешает мне увидеться с Андреем?

- Понимаете, – замялась дама, – у нас дети больные и им нужно строго соблюдать режим. Сейчас тихий час…

- Извините, но Вы сказали, что он до шестнадцати часов, а сейчас уже начало пятого.

- Так полдник сейчас. Дети покушать должны. У нас отличное шестиразовое питание, – тут же затараторила директриса.

- Не будут же они целый час полдничать. Хотя я вполне располагаю временем и могу подождать еще часа четыре, – с улыбкой добавил юрист, лишая директрису возможности потянуть еще время. Чем дольше она противилась этой встрече, тем сильнее ему хотелось увидеть мальчика.

- Что ж, пойду узнаю, может он уже и поел, – поджав губы, изрекла дама и тут же покинула кабинет, оставив гостя наедине с его мыслями, а подумать было над чем. После гибели в аварии Андрея Веснова старшего с женой, весь его бизнес перешел к выжившему сыну, но пока тот несовершеннолетний, управляет этим бизнесом его опекун. Сейчас мальчику уже шестнадцать и через два года его дядя должен будет вернуть ему бизнес. Только вот, по словам директрисы, Андрей через полгода окончит девятый класс с какой-то справкой и если дядя его не заберет домой, то его отправят в ПНИ станицы Киевской. Воспользовавшись отсутствием директрисы, Валерий Михайлович решил посмотреть в инете, что же это такое за ПНИ. «Психоневрологический интернат, – гласил заголовок. – Это что психушка? Значит, если Андрей попадет туда, его признают умственно недееспособным и его дядюшка на законном основании приберет все его состояние к своим рукам. Вот мудак!» Дальнейшие его размышления прервала появившаяся директриса, причем не одна. Следом за ней вкатили инвалидное кресло.

- Вот, Валерий Михайлович, это и есть Андрей Веснов, – широким жестом руки, будто рекламируя товар на рынке, представила директриса. Юрист с интересом начал рассматривать мальчика. Его щуплая фигурка была слишком сгорблена, худенькие плечики остро выпирали вверх, а голова, напротив, низко опущена. Складывалось такое впечатление, что он словно страус пытался спрятать голову. По фигуре мальчику можно было дать лет тринадцать-четырнадцать, а никак не шестнадцать. А по лицу… мальчик так и не поднял головы, не проявляя ни капли любопытства и оставалось только рассматривать его рыжеволосую макушку.

- Давай знакомиться, Зотов Валерий Михайлович, – бодро начал юрист, протягивая руку. За годы работы, он довел практически до совершенства умение располагать к себе людей. Мальчик медленно поднял голову, уставившись на него широко распахнутыми зелеными глазами. Увидев его лицо, у Зотова на какое-то мгновение просто пропал дар речи. Под огромными глазами, обрамленными пушистыми рыжими ресничками растекались синеватые мешки-отеки, высокие скулы и впалые щеки обтягивала бледная, почти прозрачная кожа, сквозь которую просвечивалась сетка голубоватых венок-капилляров. Тонкие, желтоватые губы были пересохшими и потрескавшимися, а на самой крупной трещинке на нижней губе влажно блестела сукровица. И весь этот образ дополнял фиолетово-лиловый синяк, покрывавший почти всю левую сторону.

- Ой, не смотрите Вы так на него, – тут же затараторила директриса, – Веснов такой неаккуратный. Совсем недавно упал с пандуса вместе с коляской, вот и синяк заработал.

От ее голоса мальчик вздрогнул и сжался еще сильнее. Но Зотов не привык отступать и придвинул свою руку еще ближе к нему. Мальчик, наконец разомкнул руки, сжатые в замок и неуверенно прикоснулся к руке мужчины:

- Ан-дрей, – с легкой заминкой произнес он и, почувствовав легкое ответное пожатие пальцев, тут же опустил голову.

- Вот и познакомились. Как у тебя дела?

- Хорошо, – он опять сцепил пальцы в замок, сжав их практически до синевы. От внимательного взгляда юриста не ускользнули желтоватые пятна застарелых синяков, выглядывающие из-под рукава свитера Андрея.

- Дядя тебя навещает?

- Нет.

- А друзья у тебя здесь есть?

- Нет.

- Андрюша, ты в комнате живешь один?

- Нет.

- И сколько вас человек в комнате?

- Четыре.

Этот странный диалог напоминал Зотову детскую игру «Да и нет не говори…», только наоборот. Как он не пытался разговорить мальчика тот совсем не шел на контакт. По всем внешним признакам Андрей напоминал одного из участников его самого первого процесса. Это было дело о лишении родительских прав мужчины, подвергавшего домашнему насилию своих детей. Андрей сейчас был полной копией тех детей, но там был отец-садист, а здесь государственное образовательное учреждение. И в этот самый момент у Валерия Михайловича проснулась Совесть. Его Великая и Ужасная Совесть не могла позволить бросить мальчика здесь.

====== Глава 3. Приехал! ======

Говорят, что деньги решают всё, но это не так. Иногда «всё» решают связи. В данном случае сначала подвязали связи Семы, и вот уже в специализированный интернат города N-ска прибыла комиссия из Краевого департамента социальной защиты населения. Непродолжительная беседа с Лидией Эдмундовной и получено заключение внутреннего медико-педагогического консилиума о нецелесообразности дальнейшего пребывания Андрея в этом заведении, о необходимости поместить ребенка в домашнюю среду, а также повторного комплексного медицинского обследования на соответствие заболевания и проводимого лечения. Тут же был выдвинут судебный иск к дяде Андрея о ненадлежащем исполнении обязанностей опекуна, повлекшим за собой тяжелую психологическую травму и, как следствие, ухудшение здоровья ребенка. Так же в судебном порядке Зотов подал прошение об опеке и повода ему отказать ни у кого не нашлось. Единственное, так это требовалось непосредственно согласие самого Андрея. Когда мальчику предложили сменить опекуна, он спросил только одно: «А меня заберут отсюда?» и, получив утвердительный ответ, сразу согласился.

Лев Веснов был категорически не согласен со сложившейся ситуацией. Ведь, по сути, у него прямо из рук уплывал хорошо налаженный бизнес, за который он собирался побороться. О своем племяннике он даже не вспоминал. Зотову, наоборот, нужен был только ребенок, но понимая настрой бывшего опекуна, решил попортить тому кровушки, и если не вернуть бизнес, то хотя бы развалить его, ничего не оставив этому человеку. Чего-чего, а опыта в подобных судебных делах у него было вполне достаточно.

Единственным человеком, который даже и не подозревал о проходившей «войне», был сам Андрей. Все эти дни он находился в некой прострации. После того, как директриса объявила о том, что его скоро заберут в семью, жизнь круто изменилась. Самым главным для мальчика стало то, что его просто оставили в покое и перестали бить. Может быть, желающие и были, но только воспитатели теперь следили и не допускали произвола со стороны более сильных воспитанников. Хотя словесно его и задирали, но Андрей, вжимая голову в плечи, словно мантру твердил про себя одно и то же: «Это все скоро закончится. Я уеду отсюда, и все закончится. Совсем чуть-чуть потерпеть, и все закончится».