Истинный где-то рядом (СИ)

Вот это он зря сказал. В мозгу махом нарисовалась картинка обнаженного Пашки, томно развалившегося на постели, и низ живота скрутило сладкой истомой. Бля! ПТС* проклятый! Где там мои таблеточки?

- Честное слово, Санчо, омеги, они почти такие же как мы, только поизящней, конечно, и почувствительней, – изрек романтичный Артур.

- Ага, - хмыкнул Никита, - и еще им лапшу всегда можно навесить на уши, потому что мозги у омег, конечно, послабее наших. Видел, как они глазками хлопают, когда тупят?

Я украдкой зыркнул на друга. Ну, погоди, медведина двухметровая, я тебе еще припомню тупость омег. Сдохнешь у меня и не поймешь от чего!

- Но это даже ми-и-ило, - неожиданно расплылся в добродушной улыбке Ник, и я сменил гнев на милость. Ладно, пусть живет.

- А еще, - подхватил Артур, - у них соблазнительные попки яблочками и такие нежные маленькие членики.

Ну, насчет маленьких члеников я мог бы и поспорить.

- Да, они, конечно, не такие, как мы, но все же: «Нет в мире счастья альфам бе-е-ез омег», - пропел Пашка куплеты Бони.

И эти три придурка, схватив меня под руки, выдали канкан на фоне Артуровой машины и заорали на всю улицу.

- «В них наши страсти, в них любви рассвет!»

Рядом раздалось хихиканье, и несколько омег игриво стрельнули глазками в нашу сторону.

- Ах, какие четыре мушкетера!

- Всегда к вашим услугам, - Пашка послал воздушный поцелуй красавчикам и затолкал меня в машину.

Ну, вот как, как я после всего этого скажу им, что я - омега? Когда эти самые омеги мне глазки строят. Никак!

Меня вообще никто омегой не зовет. Кроме родителей. Да, пожалуй, еще врачей. Правда, после того, как они УЗИ мне сделают. Посмотрят на то, что умный экран им показывает, и сразу начинают величать омегой. И ржут при этом, гады, забыв про всякую медицинскую этику. Потому что никому в здоровую голову не взбредет, что парень под два метра ростом, накачанный и брутальный, которому, по словам Пашки, в стриптизеры идти не стыдно, на самом деле обыкновенный омега со всеми его гормональными фишками. Природа явно имела зуб на моих предков, если решила так посмеяться над отпрыском отцовского рода.

Как же я не хотел быть омегой! Приставания альф, сальные шуточки. И еще эти сволочные течки, во время которых думать можешь только задницей, а самый нормальный и целомудренный омега превращается в похотливую сучку. И я с детства упрямо всем представлялся альфой. Папа сердился, а отец добродушно посмеивался: мол, с возрастом все пройдет. Смеяться он перестал, когда однажды позвонил классный руководитель и сказал, что родители могут гордиться сыном, ибо воспитали достойного альфу, который не побоялся вдвоем с другом выступить против толпы хулиганов и защитить одноклассника.

Стоит ли говорить, что друг, с которым мы отпинали пришлых отморозков, был Пашка Гриднев по прозвищу Кэп. С ним мы дружили с первого класса. Вопрос альфа-омега у малышей еще не возникал, и все мы одинаково мерялись пиписьками в туалете, у кого больше. Пашка всегда был вне конкуренции. В достославный момент моего пубертата родителей Кэпа перевели в столицу, и он, конечно, не мог быть свидетелем моей первой течки. Спасибо папе, он научил меня, как переносить это омежье проклятье без ущерба для общества, и о моей течке вообще никто не узнал. А с Пашкой общаться мы стали еще теснее. Постоянно висели на телефоне, в скайпе, в ВКонтакте. И он часто, тоскливо глядя на меня с монитора, говорил, что не будь у него такого друга, как я, он бы давно повесился от приставучих родаков, двух младших братьев омег и уродов одноклассников в новой школе. Да и я не мог прожить ни дня без его голоса, хрипловатого смеха и веселых подколов.

А по ночам я, как придурок, смотрел на его фотку в телефоне и погружался в пошлые эротические фантазии, в которых участвовали мы с Кэпом, одновременно усердно помогая себе рукой. Сам же Пашка продолжал ныть, как он одинок без меня. Поэтому, когда стал вопрос о поступлении в вуз, мы, ясное дело, выбрали один универ и один факультет. Тут уж я твердо решил по приезде рассказать другу правду. Купил соответствующую омежью одёжку, чтоб выглядеть как можно более привлекательно, если это вообще возможно с моей комплекцией, и с благословления папы и отца ринулся навстречу судьбе. Поезд уже пересек границу города, в котором мне предстояло жить, учиться и, как я надеялся, любить, когда позвонил Пашка, сказал, что встречает меня на вокзале и с раздражением стал жаловаться, как же его достали злоебучие омеги и какое это счастье, что рядом теперь будет надежный друг - настоящий альфа. И как я после всего этого мог предстать пред ним в абрикосовой кофточке и узких джинсиках? Ну не мог я его разочаровать, не мог потерять его, должен был любой ценой остаться рядом с Кэпом. Я ломанулся в туалет, не обращая внимания на вопли проводника о том, что началась санитарная зона. Путаясь в брючинах и рукавах, пытаясь не вляпаться в чистОты вагонного сортира, напялил привычную одежду и тоскливо посмотрел на смятую абрикосовую мечту в руке – что, Санчо, хотел жить по-настоящему? А хрен тебе в сумку! Будешь и дальше альфой, сука, как миленький! Потому что Пашке ты нужен альфой! Просто другом, блядь! Он тебя еще и с омегой своим познакомит. И ты ему будешь улыбаться.

От этой мысли я чуть не разревелся, но сцепил зубы. Запихнул омежью одежду в пакет, разлохматил аккуратную прическу (к стилисту ходил перед отъездом, козел!), пристегнул на физиономию соответствующий образу покерфейс и вышел в тамбур, вогнав проводника в состояние легкого шока своей неожиданной трансформацией. Короче, на перроне Пашка уже встречал вполне-таки уверенного в себе крутого альфу, с головы до пят облитого нейтрализаторами запаха и жестким брутальным отцовским одеколоном.

Вот так все и получилось. На первом курсе мы сдружились с отличными парнями Артуром и Никитой и стали неразлучной командой. Участвовали в стэме, играли в теннис и успевали еще грызть гранит науки. Парни жили с родителями. Я снимал квартиру. Всякие омежьи прибамбахи, которым научил меня папа, смирившийся с психологической проблемой единственного сыночка, успешно помогали мне скрывать истину. А отец учил конспирации. (Боже, до чего я довел своих родителей!) Я шифровался, как заправский шпион – одеколоны, нейтрализаторы, с собой всегда таблетки от течки и успокаивающие возбуждение, перепрятанные во флакончики из-под анальгетиков. Четыре раза в год я исправно дней пять «страдал» мигренью. Не знаю, что это такое, но прокатывало. И ни у кого из друзей и знакомых не возникало мысли, что в эти дни автор потрясных текстов для студенческих капустников Александр Кулагин, а попросту Санчо, мается дома, истекая смазкой, затыкая себе рот кулаком, чтобы пошлые стоны не возбуждали соседей по подъезду, и трахает себя силиконовым дилдо, готовый насадиться на любой пробегающий мимо член. Но представляющий себе при этом исключительно своего друга детства Пашку. Вот такой нетривиальный итерационный цикл**.