Самолётик в самое сердце (СИ)

Юнги нехотя отпускает чужую теплую руку и разворачивается, чтобы… позорно сбежать, потому что у него сердце заходится в пляске от этого невинного создания рядом. Но ладошка чужая ему убежать не дает и сжимается крепче, тянет на себя.

— Я… Я вам не нравлюсь? — тихо спрашивает Чимин.

Юнги даже смотреть на него боится. Он так-то выглядит потерянным котенком, а после таких слов вообще страшно становится.

— Скорее, наоборот, — выдыхает Мин, но смотрит по-прежнему в другую сторону. — У меня дыхание от тебя сперло. Первый раз в жизни. А это плохо. Очень-очень плохо.

Вторая чужая ладошка внезапно оказывается на щеке Юнги, а Чимин оказывается напротив. Глаза широко распахнуты, губы пухлые приоткрыты, а пальцы впиваются в чужую руку.

— Почему плохо? У вас какие-то принципы?

— Да. Я с коллегами не встречаюсь.

Чимин замирает, руку с щеки убирает и как-то весь сникает.

— П-простите, я слишком навязчив. Я не хотел. Вы не подумайте обо мне ничего плохого. Я просто слишком давно влюблен.

Мин задыхается от такой честности. Парнишка влюблен в него давно, а Юнги его даже не видел нигде или… не замечал. Мин по жизни такой. Он вообще мало что видит и замечает, слишком занят тем, что происходит внутри, а не снаружи. А внутри пустота и удушающее желание быть кому-то нужным. Он уже пять лет один. Пять долгих лет. И он не железный.

Чимин руку чужую отпускает, отходит на шаг назад и извиняется бесконечно. У Юнги сердце сжимается.

— Стоя-я-ять, — рычит он и подходит к Паку вплотную, шепча в самые губы: — я мерзкий, угрюмый с тяжелым характером и ужасными принципами. Я все еще не хочу встречаться с коллегой и, тем более, своим вторым пилотом, но ты можешь попробовать переубедить меня. По крайней мере, я хочу, чтобы ты это сделал.

Юнги чувствует, как у Чимина сбивается дыхание, и уже жалеет о том, что сказал. Собирается отойти и позорно выбежать из зала, как вдруг ощущает на своих губах чужие, горячие и сладкие. Чимин целует его, медленно, еле двигает губами и весь дрожит. Юнги раздраженно выдыхает и хватает парня за талию, крепко прижимая к себе одной рукой, а вторую запускает в мягкие пшеничные волосы и давит, углубляя поцелуй. Чимин отвечает мгновенно, страстно, чуть постанывая в ответ. Но потом вдруг отодвигается, смущается и краснеет.

— Я вас… Я тебя… Господи, я, пиздец как, тебя хочу. — выдыхает он и упрямо смотрит в лисьи глаза напротив.

Юнги лишь ухмыляется и тянет парня за руку, еле восстанавливая сбившееся дыхание. Раздевалка совсем рядом, лишь за угол повернуть, и Мин чуть ли не вбегает туда, хлопая дверью и щелкая замком. Лишние глаза им не нужны. Чимин льнет сам, вновь впивается в губы и целует уже увереннее. Юнги чувствует себя внезапно таким счастливым, что улыбается в поцелуй, как дебил. Пак на это ругается и кусается, требуя сконцентрироваться. Юнги руку опускает на поясницу, а потом медленно соскальзывает вниз, пальцами впиваясь в аппетитную ягодицу. Ощущения невероятные, Чимин стонет ему прямо в рот, и Мин внутренне ликует. Этот парень действительно стонет потрясающе. Юнги бы записал на диктофон и пустил бы на повтор. Второй рукой Мин медленно расстегивает пуговицы на пиджаке, попутно цепляя языком выделяющийся кадык и легонько прикусывая его. Чимин выгибается и жмется ближе. Юнги с трудом удается расстегнуть последнюю пуговицу, он тянет рукава вниз, требует снять пиджак, а потом и вовсе отходит.

— Хочу посмотреть, как ты раздеваешься, — поясняет Мин на обиженный взгляд.

Чимин краснеет в который раз за вечер, и Юнги думает, что его принципы могут лететь к чертям так же быстро, как летают его самолеты. Пак снимает пиджак, тянет галстук, ослабляя его.

— Нет. Его оставь, — командует Юнги, и Чимин послушно кивает.

Парень хватается дрожащими руками за маленькие пуговички на рубашке и расстегивает одну за другой, громко сглатывая при этом. Юнги захлебывается собственной слюной, когда белая ткань распахивается, и Мин видит шесть четко очерченных кубиков и бронзовые ореолы сосков. Он не выдерживает и подходит к Чимину, помогает стянуть рубашку и впивается губами в шею, оставляя яркий засос. Проводит языком по ключицам, облизывает их и спускается к соскам, дует на них поочередно, наблюдает, как горошины твердеют и легонько прикусывает. Чимин стонет. Громко, с надрывом, заполняя раздевалку пошлым, тягучим звуком.

Мин внутренне торжествует. Со вторым пилотом ему очень повезло.

~

Юнги уже слышать не может от стюардесс о новом втором пилоте. Они ему надоели своими рассказами о том, какой он потрясающий. Сказали даже, что устроят соревнования за его сердце. Юнги на это лишь ухмыляется и молчит, потому что новенький потрясающе громко стонал вчера.

Под ним.

И, кажется, дал не только свой прекрасный зад, но и трещину в принципах Мин Юнги.

========== Чонгук и самолетик с фотографией ==========

Комментарий к Чонгук и самолетик с фотографией

Ну, ничего не буду говорить, ахахаха. Но это не последняя их история, уверяю)

Обожаю и обнимаю ~

already gone — sleeping at last

Чонгук вздыхает тяжело, пропуская удар сердца, когда из старого кошелька, который он собирался выкинуть, выпадает потертая, до боли в груди знакомая фотография. Чон морщится, раздумывает несколько секунд и все же поднимает ее с пола, боясь даже повернуть лицевой стороной. Слишком много воспоминаний и слишком много боли. Его первая и единственная любовь, которую он не смог удержать из-за собственной глупости.

Чонгук с тех пор вздрагивает каждый раз, как только слышит слово «измена». Потому что для него это слово теперь навсегда — боль, граничащая с помешательством. Как все это случилось Чонгук старается не вспоминать, но все равно каждую ночь вот уже восемь лет подряд ему снятся глаза цвета молочного шоколада, наполненные слезами и хриплый шепот, умоляющий объяснить, за что с ним так поступили.

Чонгук старается не вспоминать, но, на самом деле, помнит все до мельчайших подробностей. Помнит, как злился, когда думал, что ему изменяют. Помнит, как устраивал истерики, когда спать приходилось одному, а не обнимая чужое податливое тело. Помнит, как в один из вечеров не выдержал очередного «ночевать сегодня не приду, прости, люблю тебя» и зашел в первый попавшийся бар, чтобы забыться алкоголем. Но забылся в итоге в чужих руках, губах и ярко-рыжих волосах. Помнит, как пришел домой под утро и тут же во всем сознался, потому что никогда бы не смог промолчать о таком. Помнит, как в лицо швырнули чековую книжку с баснословной суммой, со словами «я всего лишь пытался заработать на наше счастье и дом возле моря». Помнит чужие слезы, сбор вещей и хлопок входной двери. А после не помнит ничего. Только боль.

— Эй, малой, ты домой планируешь? — раздается голос сбоку, и Чонгук поспешно вытирает слезы, выныривая из воспоминаний.

— Да, просто задумался, — отвечает парень и разворачивается, чтобы очень криво улыбнуться.

— Передо мной можешь не выделываться. Я ведь столько твоих слюней со своей формы стер, — усмехается Хосок, глазами пробегаясь по чужим дрожащим рукам.

Старший чуть хмурится, подходит ближе и выхватывает фотографию, не слушая возмущенных просьб вернуть. Смотрит внимательно и улыбается так светло, как умеет только Хосок.

— Красивый. Безумно красивый.

— Я знаю, — говорит Чонгук и фотографию обратно забирает, бережно прижимая к груди.

— Скучаешь?

— Ты же знаешь, что чертовски сильно.

— Связался бы. Восемь лет прошло, может, хотя бы просто поговорили бы. Вдруг, полегчало бы.

— Ага, обязательно, — бездумно соглашается Чонгук и выходит из раздевалки, попутно прощаясь.

Он никогда с ним не свяжется. Потому что трус. Потому что боится, что там, без него, счастливая жизнь, любимый человек рядом, и улыбка квадратная с лица не сходит. Улыбка, которая всегда принадлежала ему. Причиной которой всегда был только он.

Чонгук выходит из здания и ежится от пронзающего ветра. Тут же хочется вернуться обратно, желательно, в любимую кабину пилотов, где всегда тепло и Хосок рассказывает несмешные шутки. Чон поднимает воротник белого пиджака и голову в плечи втягивает, пытаясь спрятаться от холодных порывов ветра, которые лезут под форму, леденяще оглаживая оголенные участки кожи. Он благодарит всех богов, что сегодня его любимое парковочное место было занято вредным Юнги, и машина стояла на другом, более близком. Чонгук, практически, бежит до автомобиля и вскоре оказывается за рулем, тут же включая печку на максимум.