Мое табу (ЛП)

И я должен признать, что хоть он и выглядит странно, это типа как охерительно круто – то, что он делает, чтобы я почувствовал себя принятым.

Я кручу головой.

– Ты выглядишь, как неправильный панк, – говорю, потом усмехаюсь. – Но все равно почему-то клево.

Папа прекращает размешивать шоколадное тесто.

– Прошу прощения, – произносит он. – Кажется, пирсинг повредил мои уши. Мне послышалось, ты сказал, что я клевый.

Я краснею и пожимаю плечами.

– Может, тебе стоило подумать о необратимом ущербе до того, как ты пошел и воткнул себе в ухо иглу. – Дотянувшись до миски, я запускаю палец в шоколадную смесь и слизываю ее. Она густая, сладкая и с привкусом карамели. – Хотя мама обалдеет, когда узнает. – Я пытаюсь подчерпнуть пальцем еще, но папа шлепает меня по руке. – Она решит, что ты оказываешь на меня дурное влияние. Типа, вдруг я тоже захочу наделать дырок в ушах.

Выливая смесь в форму для выпечки, папа что-то бормочет себе под нос насчет того, что так далеко он не загадывал.

– Что? – говорю я.

Он поднимает взгляд.

– Твоей маме необязательно быть в курсе всего. И не вздумай делать дырки в ушах, пока тебе не будет шестнадцать. Как минимум.

– Я и так не стал бы прокалывать уши. Вот бровь, может, да. Или сосок.

Папа, смеясь, делает вдох.

– Поверь, сосок лучше не надо. Больно так, что просто… – Он замолкает, но я уверен, что он собирался сказать одно очень, очень нехорошее слово.

Я ухмыляюсь.

– А ты-то откуда знаешь? – Внезапно я понимаю, что не хочу слышать ответ, потому что папа притрагивается к груди, и до меня мигом доходит. – Не может быть. Ты и там себе проколол? Охренеть!

В этот момент на пороге кухни появляется Люк.

И одновременно происходит пара вещей. Папа становится красным, как свекла, и, заикаясь, просит, чтобы я перестал выражаться, а Люк уморительно застывает, как вкопанный, и говорит, весь такой сбитый с толку:

– Там? – Тут он замечает папино ухо, потому что начинает часто моргать. – Окей. Такого я точно не ожидал. – Потом, когда он вновь переводит взгляд на отца, его голос снижается: – Там? – повторяет он, словно до него только-только начало доходить, что серьга есть где-то еще.

Я щелкаю себя по соску под футболкой.

– Он спятил, Люк. – Папа сияет, словно это был комплимент. – Слетел с катушек. Тотально.

– Ладно, – говорит папа, улыбаясь Люку, пока тот заходит на кухню, – что я хочу знать, – он снова поворачивается ко мне, – так это, как прошел твой последний день в школе? И что ты получил за то задание по математике?

– Четыре с плюсом. И это, я считаю, неплохо.

На самом деле, это просто фантастика. Но хорошая оценка была просто бонусом. Настоящий приз я получил, когда нагнулся, чтобы поднять карандаш, а Сьюзи под партой раздвинула ноги.

На ней были белые трусики с крошечными подсолнухами, и я чуть не задохнулся, увидев, как ее рука прошлась по ноге. Когда я нашел карандаш, то провел ластиком по внутренней стороне ее бедер – почти до самого верха… Позже, во время обеда, мы с ней классно пообжимались, и мне типа как захотелось узнать, что случилось бы, если б я дошел до конца.

Может, я выясню это сегодня на вечеринке у Саймона.

– Чему ты там улыбаешься? – спрашивает Люк, встав рядом со мной и тоже положив локти на стол.

– М-м… ничему.

Он выгибает на папу бровь, словно ни капли не верит мне.

Я хлопаю его по спине.

– Тебе будет неинтересно, – поправляюсь я, а потом запускаю в действие план, который доставит меня на вечеринку. – Пап, сейчас зайдет Стивен. Можно, он останется на ужин?

Папа, который ставит десерт в духовку, краснеет и, разволновавшись, чуть не роняет форму, а потом обжигает руку. Он засовывает ее под холодную воду.

– Конечно. Стивен. Ужин… Отлично.

Люк, стоя рядом, покачивает головой, и я задаюсь вопросом, насколько далеко распространились новости о моем мнимом гействе. На секунду у меня возникает неприятное ощущение, словно я делаю что-то очень плохое. Отчасти, оно так и есть. Типа как. Но я никогда не говорил ложь напрямую – и не скажу. Все выводы они сделали сами, так что в итоге в дурачках останусь не я.

Но тошнота в животе все равно не проходит.

Впрочем, она длится лишь до тех пор, пока я снова не представляю трусики Сьюзи. Так что я не выпаливаю, что на самом деле я вовсе не гей.

Почувствовав на себе Люков взгляд, я поворачиваюсь и вижу, что он внимательно рассматривает меня.

– Как Стивен? – интересуется он.

– Нормально. Но можешь за ужином спросить его сам. – Я кошусь на духовку. – Или лучше сказать во время десерта?

– Если я приглашен, – говорит Люк, снова бросая взгляд на моего панка-папашу.

– Можно подумать, ты когда-нибудь бываешь не приглашен. Когда мы в последний раз ели не вместе? – Услышав, как Стивен стучит и робко спрашивает, есть ли кто дома, я ухожу открыть дверь. – Заходи, – говорю я и затаскиваю его внутрь. – Слушай, только не пугайся, когда увидишь моего папу, окей? – Я понижаю голос. – Он выбрал довольно странный способ показать мне, насколько его не парит все это гейство.

– Чувак, – говорит он, скидывая кроссовки – на что я сам чаще всего забиваю, – они оба не возражают? И мама, и папа? Блин, ты ведь даже не гей. Это нечестно.

– Погоди, сейчас увидишь его и тогда решишь, хочешь ты себе такого отца или нет.

Поиграв бровями, Стивен с надеждой интересуется:

– Ну так что, сегодня мне можно засунуть тебе в горло язык?

– Отвянь. Ничего такого не будет. – Я закидываю локоть ему на шею и тащу к папе и Люку.

– Здравствуйте, мистер Сэм. Мистер Люк. – Что мне нравится в Стивене, так это его обходительность с чужими родителями. Папа и Люк целую вечность уговаривали его называть их по именам, но Стивен утверждал, что это невежливо, и в итоге они сошлись на мистере Сэме и мистере Люке. Иногда я ради прикола тоже называю их так.

– Мистер Стивен, – как всегда произносит Люк.

Стивен кивает, но его внимание сосредоточено на папином полу-ирокезе и серьге в ухе.

– Мистер Сэм, новый имидж. – Он явно думает о чем-то еще, но о чем именно я узнаю только после того, как мы перемещаемся в мою комнату.

Лучше бы я заткнул уши.

– Теперь он DILF. (сокращение от daddy I’d like to fuck – папочка, которого я бы трахнул – прим. пер.)

Я швыряю подушку туда, где он лежит, развалившись, у меня на кровати.

– Фу. Никогда, никогда, никогда больше не говори так!

Стивен ржет.

– Серьезно, – говорит он, – это круто, что с тобой можно трепаться на такие темы. Никто больше не знает. Но я думаю, что скоро намекну маме с папой. О… не хочешь помочь мне пообниматься перед ними?

Я бросаю в него и вторую подушку.

– От одной только мысли об этом мой крошечный член заползает внутрь тела.

– О-о, как сурово. Ты еще пытаешься залезть в трусики Сьюзи Ливингстон?

– Как и она в мои. – Я ловлю обе подушки, которые он кидает в меня. – И кстати… ты же помнишь, что надо сказать за столом?

Он закатывает глаза.

– Да помню я, помню. Ты очень плохой мальчик, Джереми.

Глава 13

Люк

За ужином – то есть, во время десерта – я не знаю, на чем сконцентрироваться. Мое первое побуждение – смотреть на Сэма, на его ухо и грудь, и гадать, заведет ли меня его второе колечко так же сильно, как первое.

Но еще меня тянет понаблюдать за ребятами. Не то чтобы у меня был самый точный гейдар на земле, но вот удивительно: до сих пор он не улавливал от Джереми ни малейших сигналов.

При более тщательном рассмотрении я замечаю в поведении Стивена пару вещей. То, как его взгляд медленно сканирует Сэма, и то, как он заливается краской, когда мистер Сэм ему улыбается.

Но он уделяет ноль внимания Джереми, и что-то во всем этом настораживает меня. Разве теперь, когда Стивен знает, что это сойдет ему с рук, он не должен глазеть за столом на своего бойфренда?