While I'm Still Here (ЛП)

Опустив голову, он выглядел одновременно смущённым и подавленным.

- Спасибо.

- Не за что. И у тебя милый нос.

Его маленький симпатичный нос непроизвольно сморщился, и я стал свидетелем, как неуверенная улыбка была готова вот-вот отразиться на его ангельском лице.

- Спасибо.

Наверно, не так часто люди осыпают эпитетами носы друг друга. Откровенно говоря, это был весьма странный комплимент.

- А еще у тебя классная задница, - усмехнулся я через силу. – На самом деле ты сам весь очень классный.

С виду он напоминал застенчивого, робкого ребёнка, что заставило меня улыбнуться уже смелее.

- Эм, - неуверенно начал он. Я мог сказать, что он собирался сменить тему. – Что ж, сегодня вечером мы продвинулись довольно далеко. Тебе понравилось?

- Если честно, то я не знаю. Было немного неловко, я понятия не имел, что делал…

- Да, я тоже. Я просто целовал тебя, вот так… - с этими словами он наклонился вперёд и шумно чмокнул меня в губы. Мы улыбнулись друг другу, когда он отстранился. – Мне нравится этот звук.

- Я успел догадаться.

Он улыбнулся снова.

- Джерард, когда ты… когда ты захотел снять с меня футболку, что ты собирался делать потом? Как… как далеко ты готов был зайти?

Воздух внезапно стал тяжелее и гуще, а я даже затаил дыхание, боясь лишний раз выдать себя. Наверно, это было эгоистично и чересчур самоуверенно думать, что он в принципе хотел чего-то большего, чем поцелуи.

- Настолько далеко, насколько бы ты мне позволил.

- Забавно, что мы занимаемся подобным исключительно в твоём доме. И чтобы ты знал, - игриво прошептал я, - с тобой я готов идти до конца.

- Тогда нас поймали вовремя.

С первого этажа вновь донеслись крики, и это напомнило о главной причине нашего бодрствования. На какую-то минуту они, казалось, успокоились, но теперь скандал снова набирал обороты. Тяжесть, неожиданно образовавшаяся в желудке, вызывала тошноту. Я ощущал себя больным и обреченным. Не самое лучшее чувство в мире.

- Не смей упрекать меня! Ты знаешь, что я бросила все, чтобы выйти за тебя.

- Да, конечно, но это было твое решение – встретиться со мной в ресторане и завести интрижку за спиной у своего мужа.

- Что ж, ты был только половиной проблемы.

О боже, она смеялась. Какого, блять, черта. Мне хотелось провалиться сквозь землю, так я был смущен.

- Она изменяла с Гэри? – спросил я у Джерарда.

Он выглядел пораженным до глубины души, беспомощно открывая и закрывая рот, не в состоянии что-либо сказать. Все его внимание было сосредоточено не на мне, а на двери.

- Она изменяла моему папе. Блять, я всегда об этом догадывался. О мой бог, я не могу поверить. Она развелась с папой, чтобы быть с Гэри. Вот почему она так ненавидит меня. Она хотела, чтобы я уехал с отцом… но я остался здесь и только мешал ей и ее новому мужу.

Я не смог сдержать болезненного стона.

Резко поднявшись с постели, Джерард направился к двери. Я вскочил вместе с ним, хватая его за руку и не давая возможности сделать шаг.

- Джерард, остановись. Им не нужно знать, что мы не спим.

Он брыкался и вырывался из моей хватки.

- Им, блять, не нужно будить меня посреди ночи своими ебаными криками.

Я крепче сжал руки вокруг его талии, увлекая в утешительные объятия.

- Перестань, - попросил я, - давай вернемся в постель, Джерард.

Его тело обмякло, и он позволил отвести себя обратно к матрасам, заваливаясь на них без особого энтузиазма. Я забрался на него сверху, перекинув ноги через бедра, и уселся ему на живот, чтобы убедиться, что он не будет двигаться. Я хотел удержать его от необдуманных поступков.

- Так, значит, твоя мама считает, что я твой парень, - сказал я первое, что пришло в голову, пытаясь увести разговор в другое направление. Я вел себя тихо и спокойно, не вызывая у него тревоги.

- Да, - прошипел Джерард. – Забавно, как быстро они оба пришли к подобному выводу только из-за того, что я гей.

Я наклонил голову, оставаясь таким же неприступным, как будто я был психотерапевтом, а передо мной находился пациент, которого я не мог утихомирить. Взяв Джерарда за руку, я спросил:

- Что об этом говорит Гэри?

- Гэри ничего не говорит. А теперь помолчи. Я хочу слышать, если они вдруг начнут подниматься наверх.

Голоса внизу вроде бы стихли, но я задержался в своем положении еще на какое-то время, прежде чем слезть с Джерарда. Я действительно мечтал сейчас о том, чтобы наклониться и просто поцеловать его. Думаю, он воспринял бы это в знак утешения и не стал бы противиться. Однако, я не хотел обманывать его. Он и так пребывал в слишком подавленном настроении духа, и я бы ни за что не посмел злоупотреблять его состоянием. Поэтому я лишь продолжал держать его за руку даже после того, как улегся рядом с ним.

- Знаешь… - начал он, облизав губы, - она бессердечная сука. Когда мне было пятнадцать, она сказала избавиться ото всех моих плюшевых игрушек, так как, по ее мнению, это было ненормально – иметь подобные вещи в моем возрасте. Я согласился с ней без особых проблем, и я хотел отдать все игрушки детям в больницах, потому что, знаешь, они торчат там целыми днями и им очень одиноко, им приходится сидеть в своих палатах, пропитанных запахом лекарств, и пялиться в пустые белые стены. Я думал пожертвовать этим детям игрушки, чтобы они чувствовали себя как дома, и им стало хотя бы немного комфортнее. Но она не разрешила.

Лежа на боку, я медленно перебирал пальцами прядки его волос.

- Почему? – спросил я, изо всех сил напрягая глаза, чтобы хоть что-то рассмотреть перед собой в кромешной тьме.

- Я не знаю. Она сказала, что они были уже слишком старыми и испорченными: у кого-то была оторвана рука или нога, кто-то нуждался в легкой починке, как и все обычные плюшевые игрушки. Это несправедливо, Фрэнки. То есть… они ведь дети, все маленькие дети любят мягкие игрушки. Я тоже их любил. Я засыпал с ними в обнимку и… и даже устраивал для них концерты.

Я улыбнулся.

- О, серьезно?

- Ага. Я выстраивал их на кровати, как будто это были мои фанаты, и начинал петь для них. Но это осталось в прошлом, все нормально. Теперь у меня есть новый плюшевый медвежонок. Фрэнки-плюшик, которого я обнимаю, пока не усну.

- Фрэнки-плюшик?

Внезапно он крепко вцепился в мое плечо.

- Это так странно – иметь кого-то, с кем можно поговорить. Знаешь, как я жил раньше? День начинался с того, что я просыпался утром и проклинал весь свет за то, что я не умер во сне. Потом я шел в школу, отсиживал ненавистные уроки, терпел издевательства от каждого…

- Что они делали? – я боялся услышать ответ. Хотя я был уверен, что он не мог быть настолько плох. Я имею в виду, все ненавидят школу и преувеличивают свои переживания, чтобы те казались еще более трагичными, чем были на самом деле.

Джерард фыркнул, опустив голову.

- Они кидались в меня едой, дергали за волосы, ставили подножки, шептались за моей спиной… все это.

Я посмотрел на него, испытывая отвращение ко всем людям, о которых он говорил.

- Это ужасно.

Черт, я действительно расстроился, думая о его словах. Я не знал, как долго это продолжалось, я никогда не замечал ничего подобного. Как, блять, после этого я вообще мог жаловаться на свою жизнь? Причиной моего одиночества был исключительно я сам. Это я добровольно отказался от друзей; это я выбрал такой путь. Он же проходил через мучения не по своей воле, и никто не мог заговорить с ним вместо того, чтобы ежедневно травить в школе.

- Да, я знаю, что это ужасно, - его голос заметно ослаб, а на глазах выступили слезы, вызванные воспоминаниями.

О, как же я ненавижу, когда он плачет.

- И тогда я шел в школьный туалет, плакал и пытался вытащить всю еду из волос. Я мыл голову прямо над раковиной, водой и мылом. Такое можно увидеть только в голливудских фильмах, да?

Я закрыл рот, даже не осознавая, когда успел открыть его от удивления; из-за моего глупого вида Джерард, должно быть, чувствовал себя подобно животному в зоопарке, выставленному на всеобщее обозрение. Я, блять, ненавидел, когда он плакал. Он был слишком красив, чтобы страдать от боли. Я сжал ладонь, в которой до сих пор держал его руку, чтобы он знал, что его партнер был рядом. Глаза и нос начинало щипать, но я не хотел плакать. Я не имел права. Я должен быть сильным ради него. Сейчас он нуждался во мне.