Окно на северную сторону (СИ)

Сейчас бы выйти в коридор и сказать Авиану "останься". Упасть ему в ноги, прижать к себе Элиана покрепче - плоть и кровь того мальчишки, которого любил - и умолять не бросать его одного. И пускай он будет выглядеть жалким - какая разница? Пускай жалеют, будто побитую собаку, - он ведь и есть такой на самом деле! Как же он устал казаться сильным, каждое утро распрямлять спину, отводить взгляд от первых морщинок возле рта. Как боялся стать для Элиана стареющим, скучным дядюшкой, к которому его возят, словно на побывку. Как страшил его тот день, когда с работы он вновь будет возвращаться в тихую, пустую квартиру!

И ведь Авиан бы остался - он хороший, милый мальчик. Но Далиан ведь сам виноват - сколько возможностей он упустил! Все не хотел размениваться по мелочам, а в итоге остался один. Не такой участи он хотел для Авиана! Пускай живет полноценной жизнью, а он, Далиан, в очередной раз сыграет свою роль. Идеально - как и всегда.

***

- Я похож на него?

На чердаке было пыльно. Сквозь щели в старой крыше проникали солнечные лучи, воздух был горячим и затхлым. Авиан чувствовал, как взмокли волосы на затылке, но все равно не торопился спускаться вниз. Здесь, в старых картонных коробках, хранились вещи, которые принадлежали Натаниэлю в детстве, его родителям и даже супругу. И если первые коробки - со старыми фотографиями, неуклюжими поделками, письмами сорокалетней давности - Натаниэль демонстрировал с радостью, то последнюю - нет.

- Это все, что осталось от Эдварда, - коротко объяснил он, когда Авиан извлек на свет Божий потрепанную тетрадь с вытцвевшей обложкой.

Авиан почувствовал себя так, словно схватил за хвост гадюку. Чудом ему хватило выдержки осторожно вернуть тетрадь в коробку, а не швырнуть в самый темный угол. Ни за что бы он не стал читать записи этого человека! Даже мысли у него такой не возникло - вторгаться в жизнь этого мертвого мальчика.

- Извини, - пробормотал он, убирая коробку с коленей. Еще минуту назад чудесное настроение стремительно сходило на "нет".

- Ты можешь посмотреть.

- Нет, я не хочу... - испугался Авиан.

- Эй, - Натаниэль подвинулся ближе, обхватил пальцами подбородок Авиана, вынуждая посмотреть себе в глаза. В белой футболке, старых джинсах, босой - он был таким домашним и близким и сейчас казалось просто кощунственным погружаться в прошлое, в самые темные его периоды. Но - с другой стороны - это все равно придется сделать и не лучше ли уж тогда покончить с этим прямо сейчас? - Ты можешь посмотреть, правда. Он всегда был и останется частью моей жизни и тебе волей-неволей придется сталкиваться с напоминаниями о нем. И мне тоже, в свою очередь, придется научиться уважать твои воспоминания об Эльмане.

- Тебе-то будет легче. У меня от Эльмана кольцо, да несколько свадебных фото.

- И сын.

- А может и нет, - пожал плечами Авиан. - Наверняка мы никогда не будем знать.

- И не надо, - ответил Натаниэль, и в этот момент Авиан поверил, что он никогда не упрекнет его не родным ребенком.

Коробку он все-таки открыл. Там лежало несколько детских рубашек - совсем крошечных. Держать их в руках было жутко - они были новые, ни разу так и не одетые. Они предназначались для ребенка, которому не суждено было увидеть мир - для сына Натаниэля. На самом дне лежали фотографии - одну из них Авиан рассматривал особенно долго.

Фотография была сделана здесь, на чердаке. Эдвард был худой и нескладный, словно подросток. Красивый той хрупкой и робкой красотой, которую веками считали идеальной. У них было мало общего, разве что схожий овал лица, может - изгиб губ и разлет бровей.

Но Авиан все равно задал вопрос о схожести. И почти сразу же пожалел - что за глупая ревность и убогое тщеславие! Как можно конкурировать с мертвым, с памятью о нем!

Но Натаниэль не разозлился. Он задумался, повертел в руках дневник мужа, - читал ли он его? - и лишь потом заговорил:

- Нет, не похожи. Я не ищу в тебе его замену, Авиан. Не держусь с твоей помощью за прошлое - оно ведь того не стоит. И, как ты теперь видишь, дело не в том, что у нас общий ребенок. Ты просто нравишься мне - и упрямством своим ослиным, и стойкостью, и храбростью.

- Ну, с последним ты загнул, - смущенно пробормотал Авиан, отводя взгляд.

- Отнюдь. Ты же здесь, правда? Хотя и начали мы не очень хорошо. Ты учишься, и это тоже требует мужества в нашем мире. Для тебя все впереди, я знаю это. И, надеюсь, что и для нас тоже. И пускай мы не будем называть это любовью, а симпатией, притяжением, еще черт знает чем - это ведь всего лишь слова. Не слова важны.

Авиан был согласен. Хотя эти слова Натаниэля он и запомнил на всю жизнь - они будто впитались под кожу.

В тот день с него было достаточно откровений, поэтому он отложил коробку и, улыбнувшись, толкнул Натаниэля в грудь. А потом и вовсе уселся ему на живот, поцеловал в колючий подбородок, щеку, дразняще подул на губы. Доски пола были гладкие и теплые, в солнечных лучах танцевали пылинки, а Авиан чувствовал себя шальным и пьяным от собственной храбрости. Но ведь Натаниэль верил в него, а значит он будет смелым. Меньше всего он хотел стать разочарованием.

***

- Ты когда-то думал о том, чтобы подарить Элиану брата? - спросил Натаниэль.

За окном был тот особенный летний закат, когда небо кажется бескрайним и все мечты, даже самые безрассудные, - исполнимыми. Со дня на день у Авиана должна была начаться течка, и уже сейчас запах казался осязаемым, а ожидание - мучительным.

- Нет, - честно признался Авиан. - Когда мне было думать об этом? Эльман погиб еще до рождения сына, а Эрнест совсем мальчишка, какие уж тут дети?

- Я бы хотел, чтобы у нас с тобой были дети, - прошептал Натаниэль, покрепче сжимая руки на животе Авиана. Тот же замер, будто испуганная пташка, пытаясь понять свои собственные чувства. Наверное, скажи это Натаниэль несколько месяцев назад, в самом начале их отношений, и Авиан бы переполнился массой сомнений. Посчитал бы, что все дело в желании завести потомство, а он, Авиан, просто подходит для достижения данной цели.