Там, где мы есть (СИ)

От неожиданного признания того, кого в этой реальности ты считаешь своим лучшим другом, которому безоговорочно доверяешь, подкашиваются ноги, и Питер тяжело опускается на песок, все еще не веря в то, что только что услышал. Феликс говорит с большим трудом, и Питер жадно ловит каждое слово.

— Я не все время жил в одном из Темных Миров… Когда-то я был беспечным Странником, которому нравилось путешествовать по Мирам, каждый раз открывая для себя что-то новое. А потом я встретил того, кто перевернул всю мою жизнь… Ему, как и мне, нравилось путешествовать, изучать Миры с их порой странными законами реальностей. В какой-то момент он увлекся Темными Мирами, пытаясь постичь всю их сложность и опасность. И в одном из них мы и встретились… У меня уже был большой опыт путешествий по Темным Мирам, и я с удовольствием поделился с ним информацией. Общие интересы нас подружили, и мы стали неразлучны, путешествуя по Мирам. Но его страстным увлечением всегда был океан и все, что было с ним связано… Мы частенько отправлялись в плаванье с его братом и жили в одной каюте. Мне нравилось наблюдать за ним, когда он, склонившись над картами, чертил какие-то линии и делал пометки своим красивым почерком, иногда он чувствовал мой изучающий взгляд, поднимал голову, отрываясь от своих карт, вопросительно выгибал бровь, потом улыбался и подмигивал мне, а его голубые и умные глаза лучились озорством…

Феликс не называет имени того, с кем был так дружен, но Питеру кажется, что он знает этого человека — он помнит, как рассматривал карты других Миров, исписанных красивым почерком, и голубые умные глаза, иногда лучащиеся озорством, были только у…

— Как звали твоего друга?

— Киллиан… Киллиан Джонс, — Феликс морщится и меняет положение тела на более удобное. — Да, Питер. Мы знаем друг друга очень давно… И я надеюсь, что эта история поможет тебе понять — почему я поступил так, как поступил.

— Продолжай… — в голове Питера пока не укладывается мысль, что когда-то Киллиан и Феликс были знакомы. Что могло произойти такого, что эти двое, будучи неразлучными друзьями, вдруг стали ненавидеть друг друга?

— Со временем наша дружба переросла в нечто большее, что очень не нравилось его брату… Лиам недолюбливал меня. Впрочем, неприязнь была взаимной. Старший брат Киллиана был пиратом, известным во многих мирах своим жестоким сердцем. Поговаривали, что у него его и вовсе нет. Возможно, были правы, потому что только бессердечный человек может решиться убить родного брата ради собственной выгоды…

Феликс рассказывает, что однажды они все вместе оказались в мастерской Темного Мага одного из Миров, куда Лиам, как оказалось, заманил младшего брата, чтобы принести его в жертву темной магии и кортику. Обычному пиратскому кортику предстояло стать ключом, чтобы открыть портал, который должен был стать отправной точкой на пути к Хранителю Снов. Зачем пирату понадобился Хранитель, было непонятно. Видимо, это была очень ценная добыча, раз за нее Лиам решил расплатиться жизнью родного брата. Вот только жертвой кортика стал Феликс, непроизвольно подставившись под удар, что пришелся прямо в сердце, когда закрыл собой Киллиана от Лиама, замахнувшегося на брата кортиком с явным намерением того убить.

Питер слушает Феликса, затаив дыхание, и видит, что воспоминания о собственном убийстве даются парню с большим трудом. Он словно и сам переживает все произошедшее вместе с Феликсом: и пронзительно-острую боль в груди от вонзенного в сердце кортика; и холод каменного пола, на который оседаешь, потому что ноги, став вдруг ватными, подкашиваются; тебя подхватывают чьи-то сильные руки, а чей-то отчаянный шепот просит, чтобы ты не умирал; ты чувствуешь, как силы покидают тебя, и тебе хочется сказать на прощание о своей любви, но ты не можешь, потому что заклинание кортика, уже забрало это чувство из его сердца; ты видишь отчаянье в глазах того, кого любил еще мгновение назад, но не можешь разобрать ни слова, хотя он надрывно кричит; ты чувствуешь, как твое сердце перестает размеренно биться и начинает рвано трепыхаться, затихая, потому что жизнь уходит из твоего тела; ты проваливаешься в темноту и не чувствуешь, как он выпускает твое тело из своих объятий и просит своего ворона-проводника спасти тебя, и острые когти огромного белого ворона впиваются в твою руку, чтобы попытаться успеть спасти… не жизнь, нет… твою ли­шен­ную люб­ви обо­лоч­ку с мер­твым сер­дцем, потому что в другом Мире у тебя есть шанс возродиться снова…

Феликс рассказывает, как спасенный Уайзом оказался в одном из Темных Миров — в Листерии. Сначала у Целителя, который вернул его к жизни, правда, всего лишь на время, но так и не смог оживить его сердце, которое больше не чувствовало ни любви, ни сожалений, ни отчаянья, ни злости, ни ненависти, ни страха — ничего, только пустота. Мертвое сердце… Потом он оказался у брата этого Целителя, который был Верховным Темным Магом Листерии. Маг пообещал оживить его сердце, но за магию всегда приходится платить. Феликс знал, что у него было не так много отпущенного ему времени до того момента, когда он исчезнет навсегда, растворившись на границе миров. И он согласился служить Темному Магу, безоговорочно исполняя абсолютно все его приказы, выполняя грязную, жестокую и кровавую работу. В его мертвое сердце Маг вложил равнодушие и жестокость, превратив Феликса в бездушного убийцу, известного во многих мирах как Цепной Пес, который никогда не расставался со своей смертоносной секирой, беспощадно убивая своим страшным оружием всех, на кого получал приказы от своего покровителя. Он был равнодушен к мольбам тех, кого рассекал своей острой секирой, оставляя после себя реки крови. Всегда во всем черном. Развивающийся за плечами плащ с окровавленными краями. Наводящие на всех ужас глаза зверя…

Paper Route — You Kill Me

— Они ведь сейчас желтые, да? — Феликс не отводит своего действительно звериного взгляда, и Питер кивает, сглатывая комок гадостного чувства, вызванного откровенным рассказом. — Я так и думал, — парень усмехается и наконец отводит свой жуткий взгляд. — Думаю, что мой фонарь был заколдован так, чтобы рано или поздно открыть портал в Листерию, а Бен случайно активизировал заклинание, будучи в твоем портале. Я не выполнил последнее поручение своего Хозяина, и он прислал за мной Тьму, чтобы она забрала меня обратно.

— Какое поручение? — Питеру все еще не верилось, что его спокойный и невозмутимый Феликс, с его утонченным лицом и красивой улыбкой, на самом деле жестокий убийца.

— Я понял, что мой Хозяин не был заинтересован в оживлении моего сердца, но нам с Уайзом удалось найти в старинных фолиантах истории о том, что мертвое сердце оживает в той реальности, в которой должно находиться. Свою реальность я потерял, когда попал в Листерию, но Темный Маг сказал, что отыщет ее, хотя я думаю, что он ее и украл, и вернет меня туда, но за определенную плату… За сердце Хранителя Снов. А Уайз знал, где найти такого Хранителя… — Феликс быстро облизнул высохшие губы и вскинул глаза на Питера. — Я пришел убить тебя, Питер. Вырвать тебе сердце. Но не смог, когда увидел тебя, потому что… Потому что захотел остаться с тобой, потому что впервые за долгое время мое сердце подавало робкие признаки жизни, потому что рядом с тобой я ощущал себя другим, потому что почувствовал себя нужным, потому что ты мне понравился… Странно все это было вдруг почувствовать, когда знаешь, что сердце в твоей груди давно мертво. Изучая старинные рукописи, я узнал и о возможностях Хранителей, и надеялся, что когда-нибудь ты оживишь мое мертвое сердце. А зная о том, что в Неверлэнде не существует понятия времени, а значит, и отпущенное мне время остановилось, я был готов ждать сколько угодно. А вообще… Мне так понравился твой мир, что мне стала совершенно безразлична моя реальность. И ты мне… очень понравился… И я решил, что останусь в твоем Неверлэнде, чтобы стать тебе другом, чтобы защитить тебя в случае необходимости. Но я боялся, что Маг Листерии рано или поздно доберется до меня, а значит и до тебя тоже, поэтому решил стать пленником Неверлэнда навсегда… Исчезнуть для других Миров… Благо, что у меня был чертовски умный ворон, и именно Уайз подсказал мне, что нужно для этого сделать. Ты тогда так разозлился на меня, — Феликс вымучено улыбнулся, вспоминая истерику Питера Пэна.