Ненаследный принц (СИ)

Ауно, начавший заниматься с Райдоном магией, не забывал и об остальных обязанностях. Поначалу я переживал, что ему будет тяжело в крепости, но он с честью справился со всеми трудностями, с которыми столкнулся, при этом ни словом не обмолвившись о них. Из уважения к Ауно, я делал вид, что ничего не знаю, позволив ему завоевать уважение слуг и воинов крепости, как он уже сделал это во время пути. Вскоре Шана – непререкаемый авторитет, – была готова есть с его рук, а слуги выполняли малейшее желание с таким рвением, что я диву давался. Вот уж, действительно, принц. При этом он не изменился ни на грамм, оставшись таким же приветливым, скромным и тихим парнем, никогда не повысившим голос, даже если был чем-то недоволен. Воины крепости тоже прониклись к нему почтением. Немалую роль в этом сыграл рассказ парней, с которыми мы путешествовали, особенно то, что он, будучи практически безоружным, бросился на мою защиту и сразил одного из разбойников. Прозвище «Тигренок», закрепилось за Ауно и, кажется, надолго. Я то и дело слышал: «наш Тигренок» или «спроси у Тигренка», отчего у меня начинало сердце чаще биться, настолько я гордился своим супругом.

А по вечерам Ауно рассказывал сказки. Я устраивался в кресле у большого камина в главном зале, сажал Ауно к себе на колени, и пока слуги готовили помещение к ночи, все желающие могли послушать супруга, оказавшегося удивительным рассказчиком. С каждым днем к детворе присоединялось все больше взрослых. Постепенно знакомые с детства сказки сменились совершенно новыми, волшебными историями, полными света и любви. Спросил, откуда он берет столько новых историй и услышал от смущенно покрасневшего Ауно, что тот их сам сочиняет.

— Так это же замечательно! — я обрадовался. – Ты настоящий сказитель. А можешь, в свободное время, записывать свои сказки, чтобы они не забылись и не потерялись?

— Зачем? – Ауно удивленно приподнял брови.

— Зимы у нас длинные, так что такие посиделки скоро станут нормой. Мы читаем баллады из книг, поем, иногда кто-нибудь играет, чтобы музыка скрашивала наши вечера. Кто-то в это время вяжет или шьет, кто-то мастерит что-нибудь или чинит, но все с удовольствием будут слушать новые истории или продолжение сказок с уже полюбившимися героями. А я хочу, чтобы твои сказки остались не просто в памяти, а жили еще долго после нас.

— Ладно, я попробую, — согласился с моими доводами Ауно, а потом затребовал себе десяток листов и чернильницу с перьями. Конечно, работы у Ауно хватало, да и занятия по магии никто не отменял, так что записать все сказки, которые он придумывал вечерами, было нереально, но самые понравившиеся, те, которые люди просили рассказывать снова и снова – он записывал, аккуратно сшивая листы. Один из умельцев вызвался сделать кожаный переплет для рукописей, так у нас появились свои книги сказок.

А ночи… Не могу описать, настолько томительно, жарко, бесстыдно и прекрасно было то, что происходило между нами. Ауно любил меня так искренне, так беззаветно, что я не мог нарадоваться на своего Тигренка, отдавая в ответ сколько мог тепла и любви. Мы были счастливы. Каждое утро я просыпался, видя его лицо, каждый вечер засыпал, слыша его дыхание, и не уставал благодарить богов за то, что свели нас.

В один из последних дней осени, поздним вечером, когда все в крепости разошлись спать, кроме стражников, естественно, мы с Ауно уединились в нашей спальне. Когда мы налюбились вволю, Ауно еще возбужденный и разгоряченный, неожиданно встал и направился к камину, сказал, подбросить дров. До этого он остерегался подходить к огню близко, и я немного напрягся, но потом засмотрелся, в красноватом свете пламени на обнаженное тело. Увлекшись, я невольно пропустил момент, когда Ауно странно замер, а потом сделал нерешительно шаг вперед и оперся руками в верхнюю линию камней, опоясывающих камин.

— Ауно? Что случилось? — через мгновение я стоял рядом, поддерживая пошатнувшегося супруга.

— Там тайный ход, — он указал рукой на камин.

— Ты не ошибся? – моему удивлению не было предела. Никогда не слышал о тайниках в крепости.

— Нет, не ошибся. Открывает ход один из этих камней, — он указал на резной бордюр. – Только надавить надо сильно, дверью долго не пользовались, вот пружина и заржавела.

Вздохнув, я начал давить на все камни по очереди, пока один не дрогнул. За камином что-то заскрежетало, загудело, и справа в стене открылась дверца. Во дела-то! Я мог протиснуться в нее только согнувшись в три погибели. Подхватив свечу, я мягко, но непреклонно отстранил Ауно и шагнул внутрь. Воздух внутри спертый, дышалось тяжеловато, но я не спешил покинуть каморку, не обследовав ее как следует. Собственно смотреть тут и не на что. В углу стояла конторка, заросшая пылью и паутиной. На ней лежала тонкая книжица, которую я не сразу заметил из-за пыли. Поскольку больше ничего интересного здесь не нашлось, я стряхнул с обложки пыль, и покинул тайную комнату.

— Вот, все, что там нашел, — вручив находку Ауно, я нажал ушедший в стену камень, и тот вновь пришел в движение, становясь на место. Дверца в тайник закрылась с еще более страшным скрежетом.

— Интересно, много ли народу мы переполошили? – задумчиво спросил Ауно, разглядывая находку. Ответом стал стук в нашу дверь, стражники явились узнать: что за грохот? Успокоив людей я вернулся к Ауно, уже увлеченно вчитывающемуся в строки, написанные кривоватым почерком.

— Ну, и что это?

— Дневник. Причем писал его один из твоих предков лорд Хардан Лаэ.

Услышав имя, я присвистнул:

— Выходит, дневнику более двухсот лет, именно тогда жил мой прапрапрадед.

— Выходит, — со вздохом согласился Ауно, откладывая книжицу в сторону. – Потом прочитаю, когда время будет, а сейчас спать, или? Еще разок?

— Конечно «разок», — я, рыча, подхватил Ауно на руки, тот дурашливо взвизгнул.

Дневник предка был забыт.

***

Постепенно зима захватила наш край, утверждая свои законы. Снег с дождем сменился просто снегом, быстро таявшим, стоило солнцу, выглянув из-за серых туч, немного пригреть землю. Потом пришли первые морозы, украшавшие по ночам деревья серебристым инеем. А затем выпал настоящий снег и остался лежать на десять дней, до слабой оттепели, быть может, последней в этом году. Именно тогда в крепость прибыли шестеро дикарей со странной просьбой – помочь им изловить медведя-людоеда.

Когда пограничный патруль привел их в крепость, я сначала думал, что ребята поймали дикарей, решивших поохотиться на нашей территории, но оружие – короткие копья – осталось при них, чего не могло случиться, если бы их захватили на месте преступления. Это заставило меня пригласить гостей к столу и внимательно выслушать. Оказалось, что старый и, скорее всего, больной зверь не залег в спячку, как это делали его собратья. Добыть пищу зимой ему оказалось не по силам, вот и наведался он в стойбище племени. Разрушил несколько построек, заломал упряжного оленя и одного из стариков, не успевших удрать, а когда на шум прибежали охотники, то покалечил двоих и еще одного убил. Да в горы-то утащил не оленя, а труп человека. Понял, что люди – легкая добыча и повадился в стойбище за едой. Охотники много раз пытались убить зверя, но раны от копий только злили его, а вырыть яму-ловушку, как они делали раньше, чтобы добыть шкуру или жир медведя было невозможно, земля стала крепче гранита – промерзла. Охотники гибли один за другим, вскоре медведь так обнаглел, что среди бела дня ворвался прямо в дом и утащил ребенка, убив перед этим отчаянно его защищавшую мать. Даже шаманы племени со своей магией оказались бессильны. Тогда-то старейшины и вспомнили о том, что у нас есть короткие летающие копья, так дикари называли арбалетные стрелы, и решили просить помощи в крепости, с которой они иногда торговали.