Трущобы рабочих районов (СИ)

Я продолжаю разговаривать, но не с Джеком, а со своей матерью, которая родила меня, принца. Напоследок я говорю об этом своим мучителям, что я принц. Беккет теряется перед моим безумием, как и эти амбалы. Они думают, я сошел с ума от страха и боли. Нет, я не сошел с ума, просто мне больше нечем платить этому городу.

Он забрал у меня всё, даже последние остатки стыдливости, и сколько бы они меня не насиловали, я только чувствую на себе улыбку, орошенную слезами. Никто меня теперь не заставит покраснеть и почувствовать неловкость, стыд. Они меня избивают ногами, потому что эти тупые, озлобленные животные не знают иных способов доставить мне страдания. Иголки? Что может быть больнее иголок в глазах прохожих, которые презрительно смотрят на тебя, когда ты ждешь возле чугунного фонаря своего клиента. Только и они для меня отупели.

Мама... Мои мучители исчезают в темноту. Или я исчезаю для них, да это и не так важно. Это меня теперь нет, конечно, а я уже забыл, за что они меня били. Кто я, кто они, где мы все, в каком аду, что я делал плохого. Меня нет больше. Я теперь понимаю, что это значит, когда говорят: «Его нет на белом свете». Это когда вокруг тебя тьма. А там, где свет, лежит твое измученное окровавленное тело, вокруг которого, немного растерянные, перетаптываются с ноги на ногу убийцы. Они теперь испытывают что-то наподобие неловкости, как человек, который долго что-то рассказывает, вдруг только заметил, что собеседник давно покинул комнату.

Темнота прерывается, и я действительно вижу свою маму. И рука у меня вдруг зажила, и всё тело перестало кровоточить и ныть, а на мне появилась одежда, чистая, без единого пятнышка. А мама мне улыбается и ведет куда-то, где не будет больше гудков завода, трущоб, закоулков, убийц, насильников. Где не предаст друг, где не надо угождать и не нужно просить. Мама, куда ты ведешь меня? Нет таких мест на земле. А это и не земля вовсе. И мама... Она одна мама для всех, и теперь я принц, и на мне белые одежды.