Твой силуэт как иллюзия (СИ)

Жизнь налаживалась. Да, были трудности, финансовые в том числе, но они справлялись со всем вместе. По-другому не бывает. Нельзя без отдачи. Они учились принимать и понимать друг друга. Конечно, без размолвок не обходилось, но в этом плане им было проще: без слёз, истерик и битой посуды.

Сизов приехал ровно через час. Кажется, пунктуальность Толика оказалась заразной.

— Ты Дика выгулял? — с порога спросил мужчина.

— Конечно.

— Наталью накормил? Что с её желудком? Какие лекарства нужны? Может, ей отдохнуть стоит?

— Не части. Накормил. Гастрит. Лекарства сама купит. Отдыхать не хочет, — отчитался Щербатый, продолжая валяться на диване.

— Чем кормил?

— Твоими котлетами.

— А ей можно жареное?

— Её разве может запрет врача остановить? — про себя же Финогенов подумал, что дело тут не в жареном, а в котлетах вообще…

— Да, это точно. Надо что-то делать. Это не шутки. Нужно тщательное обследование, лечение, какие-то препараты. Можно родителей попросить прислать. Немцы, заразы, умные.

— Дим?

— А?

— Иди сюда, — поднявшись в сидячее положение, Толик похлопал рукой по дивану рядом с собой.

Когда Дмитрий сел, он приобнял его одной рукой и, положив голову на плечо любовника, пробормотал:

— От тебя столько лишнего шума, жуть.

— Я беспокоюсь, — Сизов расслабился и погладил Щербатого по короткому ёжику жёстких волос. Лысина исчезла вместе со старой должностью.

— Знаю. Но всё нормально, правда, так что успокойся и не поднимай панику. Хотя бы сегодня.

— Ладно, я позже позвоню ей. Хочешь солянку?

— Да нет… Я борщ варил вчера, там ещё на пару дней хватит.

— А вдруг завтра захочешь, ты ведь её любишь?

— Отдохни лучше.

— Я не устал. Готовить всё равно что-то надо.

— Давай я?

— Нет. Я тут рецепт интересный прочёл. Солянка с грибами. Звучит вкусно, да?

— Ага, — обречённо вздохнул Финогенов.

========== Глава 7 ==========

Девочки мечтают о принцах, любви до гроба и романтике. Даже если они утверждают обратное, не верьте. И самые сильные из них хотят однажды быть покорёнными.

У Алеси не было ни романтики, ни тем более любви. Была школьная дискотека, маленькая кабинка туалета, прохлада сливного бачка под ладонями, задранная джинсовая юбка, сдвинутые вбок трусы, резкие толчки, боль внизу живота, чужие пальцы, тискающие грудь, и запах алкоголя, латекса и хлорки, а вместо принца за спиной пыхтел пьяный Никита Артамасов. Девочки иногда перестают мечтать. Алесины мечты разбились в пятнадцать и были выброшены в унитаз вместе с кусками туалетной бумаги, заляпанными кровью.

Разве могла Антонова представить, что однажды наступит день, когда она сама предложит себя человеку, которого всегда презирала? Жизнь та ещё шутница…

Два года. Удивительно, как быстро летит время.

Алеся стояла перед до боли знакомой дверью, нетерпеливо давя на звонок.

— Чего тебе? — Никита недовольно поджал губы, увидев на пороге девушку.

— Извини за вчерашнее. Я не знаю, с какого перепуга Громов решил, что может лезть в мою жизнь.

— Видимо, у него были причины.

— Если и были, то не те, о которых ты думаешь. Я войду?

— Как хочешь, — Артамасов шире распахнул дверь и пошёл вглубь квартиры, давая Алесе право выбора. Она молча поплелась за ним.

— Как твой нос?

— А тебя это волнует?

— Не особо, если честно, — призналась Антонова, прикрыв за собой дверь спальни.

— Тогда не спрашивай. Жить буду, — Никита развалился на широкой кровати, скрестив руки за головой. — К чему извинения, если не чувствуешь вины?

— Просто хочу, чтобы всё оставалось по-прежнему.

— То есть чтобы мы и дальше трахались без обязательств?

— Да.

— Меня это устраивает, но я не могу понять, почему это устраивает тебя. Все бабы как бабы, любовь им подавай, а тебя даже от малейшего намёка на симпатию с чьей-то стороны трясти начинает. Знаешь ведь, что ты у меня не одна?

— Знаю, — кивнула девушка, садясь на край кровати.

— И?

— Меня это не касается.

— Тогда ты должна знать и то, что у тебя буду только я, пока нас связывает что-то. Эгоистично? — Никита ухмыльнулся.

— Эгоистично. Но я привыкла.

— Так какого чёрта бессоновская болонка заявляет, чтобы я и близко к тебе не подходил? — резко подавшись вперёд, Артамасов схватил Алесю за руку. — Я ненавижу этих двух ублюдков!

— Они друзья моего брата.

— И брата твоего я ненавижу. А младшенького, — парень скривился, — убил бы, если б увидел. Вовремя он свалил. Мелкое ничтожество.

— Откуда столько ненависти к Егору?

— Этот лупоглазый хорёк мне с первого взгляда не понравился.

— Ты же знаешь, в каких я с ним отношениях, поэтому, пожалуйста, прекрати о нём говорить.

— От любви до ненависти, да? — Никита засмеялся, разжал хватку на чужой руке и, притянув Антонову ближе, обнял. — Кто бы мог подумать, что всё так обернётся? Кажется, когда-то ты говорила, что я самый мерзкий человек, которого ты встречала, а сейчас ты послушно раздвигаешь ноги по первому моему требованию. Ты в меня часом не влюбилась?

— Оно тебе надо?

— Было бы идеально, но как-нибудь переживу.

— Никит, тебе плохо со мной?

— Да нет.

— Тогда не задавай никаких вопросов и пользуйся.

— Говоришь как прожжённая шлюха.

— Тебя что-то смущает?

— Ни капли.

Она знала, почему она с ним, но никогда по-настоящему не задавалась вопросом, почему он с ней. Всё казалось очевидным: та, которая во всеуслышание заявляла, что он никто, теперь в какой-то степени принадлежала ему. Мужское самолюбие.

Алеся не знала, что дело не столько в этом, сколько в том, что Артамасов получал настоящее наслаждение, подчиняя себе дочь женщины, которую любил его отец. О, это было потрясающе! Семён Георгиевич, зубастая акула, обломал свои зубы об одну женщину, а его сын вот уже два года трахает, как дешёвую шлюшку, дочь этой женщины. Если бы отец знал… Эйфория.

Не то чтобы Никита ненавидел своего отца, он просто не мог многое простить ему. В методах воспитания Артамасов-старший частенько перегибал, макая сына лицом в грязь и спуская с небес на землю. Загоревшись идеей вырастить из раздолбая достойного человека, он совсем забыл, что сам никогда не был святым. А может, потому и ломал сына, чтобы не сделать его своей копией. Наказания были больше унизительными, чем жестокими: класс фортепиано, бальные танцы, кулинарные курсы и ещё куча всего, направленного на снижение завышенной самооценки Никиты. Семён Георгиевич постоянно ставил в пример сыну именно Алесю. Это злило. Какую-то девчонку он сравнивал с родным сыном и не в пользу последнего. Но ещё больше задевали сравнения с Олегом, рядом с которым, по мнению отца, он был полным нулём. «Мне бы такого сына» — эта фраза постоянно сопровождала Никиту. И сейчас ничего не изменилось.

Почему же Артамасов больше всех ненавидел Егора, никак не причастного ко всему этому? Потому что эта маленькая падаль не ломалась. Ревел, скулил, выл от боли, но не ломался. В его глазах горела злость, но не отчаяние. Это выводило из себя и заставляло Никиту снова и снова издеваться над убогим. Даже с его исчезновением ненависть не прошла. Казалось, что она только возросла, потому что источник беспокойства посмел уйти, так и не сломавшись.

Неприязнь к Бессонову была очевидной: Слава имел то, чего не имел Никита, — власть и деньги. Они были его собственными, заработанными не именем и деяниями богатого отца, а им самим. А с Громовым всё было ещё примитивнее: бабы. Миша неоднократно, сам того не подозревая, уводил девушек, на которых обращал своё внимание Артамасов. У белобрысой болонки был прямо талант по соблазнению. Иногда казалось, что он где-то учился этому и имеет диплом, подтверждающий окончание института обольщения.

И эти двое готовы были порвать друг за друга. Друзья. У Никиты не было друзей. Он не был идиотом и понимал, что интерес к его персоне вызван известной фамилией, а не им самим.