Ежедневный Роджерс (ЛП)

— Меня не было сколько? Пять часов, и что ты успел натворить? Ты по всему Тамблеру, чувак.

— Плевать, — выдохнул Баки, следя за зловеще мигающими на экране тремя маленькими точками, когда Наташа набирала сообщение.

— Как тебе может быть плевать?

— Как прошло свидание?

— Ты пытаешься сменить тему, — сказал Сэм, но потом его лицо расплылось в улыбке. — Ладно, это было супер.

На экране появился Наташин ответ. «Сказала, что это румынское ругательство, и закончила на этом»

Баки так сильно вздохнул, что, казалось, у него в лёгких вообще не осталось воздуха. Наташа всё ещё печатала.

«к тому же, не могу сказать, что не разделяю чувства. Это не первый "вызов" ЕР»

Несмотря на то, что в этом не было ничего веселого, уголки губ Баки поднялись вверх. «Я не жалею о том, что сделал», — напечатал он в ответ. — «Но теперь всё проёбано.»

«конечно, нет :)»

Целых десять секунд Баки просто смотрел на экран, покусывая вмятинку в щеке. Наташа Романофф, использующая смайлики, каким-то образом стала самой странной вещью, случившейся с ним за этот день.

«Практически уверен, что да.» — отправил он. — «Но спасибо.»

— Чувак, — позвал Сэм, который, как внезапно понял Баки, что-то говорил последние пять минут — наверно, разглагольствовал о Наташиных бровях или вроде того. — Я начинаю думать, что ты меня не слушаешь.

— Нет, я переписываюсь с твоей подружкой, — не упустил возможность сказать Баки.

— Что? — завопил Сэм. — Дай сюда!

— Это — ауч! — личный разговор, Уилсон, прекрати! — загоготал Баки, когда Сэм попытался отобрать у него телефон. — Серьёзно, как всё прошло?

— Хорошо, я думаю! — вскрикнул Сэм. — Но теперь ты начинаешь меня пугать!

— Не волнуйся, мужик, — ухмыльнулся Баки. — Почти уверен, что ты ей нравишься.

Сэм выглядел так, будто собирался разрыдаться блёстками.

Баки было гораздо проще смеяться с ним, чем думать о том безобразии, что он устроил. Он до такой степени облажался, что даже когда Романофф намекнула, что он хочет Стива, он и не подумал это отрицать. А теперь для этого было слишком поздно.

Для очень многого было слишком поздно.

На следующий день Баки проснулся в особенно отвратительном настроении. И на следующий, и ещё через день. На самом деле, прошло три дня, и Баки чертовски устал от людей в целом, но больше всего — от хренова Клинта Бартона.

— Это моя вина, — плакался Клинт. — Это я отправил в Ежедневный Роджерс пост о языке жестов.

— Это не твоя вина, — кажется, в десятый раз, раздражённо повторил Баки. — Я не знаю, с чего ты взял, что это было хорошей идеей, но то, что произошло — не твоя вина. Сэм, у тебя есть ещё чёртово белье для стирки?

Сэм прищёлкнул языком.

— Всё в сумке, мужик.

— Не могу поверить, что ты заставляешь меня стирать твои шмотки. Через два года ты женишься на Романофф, через пять лет у вас будут дети, — и всё это благодаря мне! — но ты всё равно заставил меня устроить стирку в пятницу вечером.

Сэм только рассмеялся. Клинт в то же время продолжал вариться в жалости к себе.

— Как вы думаете, он злится?

— Стив Роджерс всегда злится, — мрачно пробормотал Баки.

И ведь он знал это. Он должен был понять, что нужно как-то смягчить гнев Стива, но в тот момент он и сам был зол. Его злость за Стива превратилась в злость на Стива, и... ну, теперь для сожалений было слишком поздно.

— Я должен извиниться, — сказал Клинт.

— Боже мой, чувак, всё нормально, — прикрикнул Баки. — И вообще, что ты тут делаешь?

Клинт вздрогнул, и Баки захотелось врезать самому себе.

— Не в этом смысле, — сказал он. — Господи, Бартон, я не против, что ты практически живешь тут. Просто интересуюсь, почему.

Клинт пожал плечами. Иногда он вёл себя как пятилетний ребёнок.

— Мне не нравится мой сосед по комнате, — пробормотал он.

Сэм выглядел искренне удивленным, как будто никогда не сомневался в постоянном присутствии Клинта и не интересовался, почему тот не проводит вечера в своей собственной комнате. А Баки за этот вопрос чувствовал себя настоящим дерьмом. Отлично.

— Парень по фамилии Лафейсон? — спросил Сэм. — Я не думал, что он так плох.

— Он просто... — Клинт закусил губу и снова пожал плечами. — Он мне не нравится.

— Я не против, что ты тут зависаешь, но разве ты не предпочёл бы быть с Беннером?

Клинт сильнее свернулся в клубочек.

— У него наверняка есть более интересные занятия.

— Это из-за твоей огромной гейской влюбленности в него? — сорвался Баки. — Потому что я почти уверен, что он тоже гей, ты, хренов идиот! И я знаю это, потому что я сам гей!

Мгновение Сэм и Клинт просто смотрели на него.

— Ладно, мужик, — осторожно сказал Сэм.

— Клёво, — добавил Клинт.

Баки осознал, что его сердце быстро колотится, и внезапно почувствовал, что хочет блевать.

Боже, это было так глупо. Конечно, они не будут возражать. Конечно, тут никто не будет возражать. Он и так знал это. Ему просто хотелось на кого-нибудь накричать, а ещё он задавался вопросом, так ли всё время чувствует себя Стив Роджерс, и злился сильнее, так что стратегическое отступление стало лучшим выходом.

— Я иду в подвал,— сказал он, закинул сумку на плечо и вышел из комнаты.

На пути вниз Баки продолжал кипеть от гнева, десять раз подряд нажав кнопку лифта. На сумке для белья Сэма были нарисованы маленькие ангелочки, и Баки был настолько на грани, что даже эта маленькая деталь выводила его из себя. Сэм был настолько хорошим, что Наташе Романофф понадобилось всего пара минут, чтобы это заметить, Клинт и Брюс так тупо влюблены в друг друга и тупы, чтобы что-то с этим сделать, а Баки — ладно, ему на самом деле пиздецки нравился Стив, но каждый херов раз они в итоге орали друг на друга, и теперь всё было проёбано.

И Америка на самом деле чертовски хорошая страна, за исключением того, что его отец живёт здесь и до сих пор ни разу не позвонил. Двери лифта открылись, и Баки вышел в пустую и тихую прачечную, где работала только одна машина. Баки открыл сумку Сэма и вытащил грязное бельё, засовывая его в пустую машинку. Он заметил, что снова трогает языком вмятинку изнутри щеки, и прекратил, стиснув зубы.

Он надеялся, что ранка заживёт, но он слишком сильно прикусил щёку, когда Джордж Барнс его ударил. «Ты мне не сын!» — фраза была таким отчаянным клише, но обожгла ещё сильнее, когда Баки услышал её собственными ушами, стоя там, сплёвывая кровь на пол и пялясь на него, сначала не в силах понять. «Ты мне не сын!» — и вот он здесь, со шрамом, который никто не может увидеть, и уверенностью, что его отец от него отрёкся. Он вежливо согласился с предложением матери отправить Баки за границу, чтобы они могли восстановить отношения, но на этом всё: только деньги, поступающие на банковский счёт, чтобы нельзя было сказать, что отец от него отказался. Но это правда, он от него отказался.

Несколько чёртовых месяцев Баки как чемпион подавлял всё это дерьмо, но херов Стив Роджерс со своими костлявыми кулаками в защиту всего проклятого мира продолжал вытаскивать всё это обратно. Стив Роджерс готов был защищать каждого, но его самого никто не считал, блять, другом. Баки гипервентилировал, прислонившись к стиральной машине и тяжело дыша.

Гудение под руками каким-то образом успокаивало. Ему потребовалось несколько минут, чтобы расслабиться. В конце концов, он сделал глубокий вдох и нервно провёл рукой по волосам, поднимая взгляд.

И заметил Стива.

Баки несколько раз моргнул, но Стив не исчезал. Он стоял и смотрел на него, как будто они оба были в разных углах боксерского ринга.

— Господи, — сказал Баки, и это прозвучало горше, чем предполагалось. — Теперь я понимаю, почему стирка Сэма не могла подождать.

— Нат сказала, что я должен извиниться, — сказал Стив, с вызовом подняв голову, словно самым важным было доказать Баки, что это не его идея.

Всё, что Баки заметил, — его мокрые волосы. Баки знал, что на улице шёл дождь, но у Стива ведь был зонт. Почему он не взял с собой зонт?