Павлиний хвост (СИ)

Официантка принесла нам повторный заказ, а я обратил внимание, что, пока мы спорили из-за предпочтений в музыке, прошёл уже почти час. Ребята наверняка разошлись. Костик даже не написал. Всё ещё обижен наверняка, но теперь я старался относиться к этому спокойней. Завтра можно будет с ним поговорить на эту тему. Никита дал неплохую пищу для ума, потому у Костика не получится всё свалить на меня.

Но пока было сегодня. И пока напротив меня сидел Гошка, который продолжал доказывать, что «Раммштайн» — это классика рока. Я не то чтобы спорил, но всё равно в полушутку опровергал слова вдруг разошедшегося Гошки, который раньше, кажется, вообще ни с кем особо не спорил. Или молчал, если был не согласен, или всё же соглашался. А тут прям аж покраснел от усердия. За любимую группу явно переживал.

И мне нравились его эмоции, потому я продолжал подливать масла в огонь: осторожно, тонкой струйкой, чтобы потом ещё несколько минут наблюдать за кипящим Гошкой.

Переведя дух, Гошка посмотрел на меня и спросил:

— А чего ты улыбаешься?

— Забавный ты. Так «Раммов» защищаешь, словно они страна тебе, мать и отец.

Гошка смутился и опустил взгляд:

— Просто люблю их очень. На концерт бы попасть, но никак не получается. Да и в России они теперь вряд ли выступать будут. Слышал, что учудили на последнем концерте у нас?

Я покачал головой: музыкой я особо не интересовался. Особенно тяжёлой. Концертами тем более. А уж что там вытворяют музыканты, и подавно. Глаза Гошки загорелись, и он снова начал рассказывать о том, что ему по-настоящему нравилось. Я слушал, хоть и вполуха. Больше думал о том, что Гошка, несмотря на то, что мы совсем разные, мне нравится всё больше и больше. Хотя он говорил о тех вещах, которые меня совершенно не интересовали, и я не считал его даже симпатичным, в Гошке определённо была какая-то изюминка, которую я не смог распознать. И это точно не член. По крайней мере, я на это надеялся, иначе бы начал разочаровываться в себе.

Когда мы шли к остановке, Гошка перестал уже говорить. Он шёл чуть в стороне, сунув руки в карманы куртки, и смотрел себе под ноги. Думал о чём-то. Я решил не лезть в его мысли. Мало ли, к каким выводам он сейчас приходит. Если к неутешительным, то переубедить всегда успею.

Уже почти возле остановки я схватил его за плечо и толкнул за небольшой выступ в стене, пряча нас от большинства посторонних глаз. И уже там поцеловал: не слишком настойчиво, но уверенно, не давая ему отстранить себя. Когда же сам отвлёкся и встретился с Гошкиными глазами, он ошарашенно глядел на меня, почти не мигая:

— Ты чего, Ерохин? Тут же люди.

— Они не видели, — отмахнулся я, с удовольствием понимая, что его волнуют только люди вокруг, а не факт поцелуя со мной. — А я привык заканчивать свидания если не сексом, то поцелуем.

Гошка, только начавший моргать, снова застыл и посмотрел, словно впервые видел:

— Свидания? Это было свидание?

— Ох, Касьянов, тяжко мне с тобой приходится, — демонстративно печально вздохнул я и кинул взгляд на остановку. — Мой автобус. Давай, не скучай, — махнув ему рукой, я поспешил к транспорту, запрыгнул в него в последний момент и, уже когда садился на привычные задние сиденья, глянул через окно на всё ещё растерянного Гошку. Он стоял на том же месте, смотрел впереди себя и продолжал держать руки в карманах, а на лице у него читалась целая гамма эмоций: от непонимания до полного осознания того, что происходит.

Хмыкнув, я сунул наушники в уши и включил музыку, находя в своём плейлисте единственную скачанную туда песню «Раммов».

Это определённо было свидание.

Глава 7

С Костиком поговорить, обсудить то, что произошло, расставив все точки над «ё», и сказать, что, вообще-то, он тоже виноват, я намеривался на следующий день, но Костик не пришёл на занятия. На первой паре я нисколько не переживал. Костик, конечно, пары пропускал не так часто, как я, но тоже, бывало, предпочитал поспать. Когда же к концу подошла вторая пара, я обеспокоенно завозился и, перегнувшись через соседний пустой стул, наклонился к Женьке Смирновой.

— Костик тебе не звонил? — шёпотом спросил я. Она вскинула брови и уточнила:

— А должен был?

Ну я надеялся, что да. Женька с Костиком жили в соседних подъездах с детства, нельзя было назвать их особыми друзьями, но Костик частенько просил Женьку передать справку или присылал ей сообщения, что не придёт. В том случае, когда мы ссорились, конечно. Потому я рассчитывал на то, что и в этот раз Костик что-нибудь скажет Женьке. Но та смотрела удивлённо и непонимающе, пожала плечами и качнула головой в ответ на мой вопросительный взгляд:

— Нет, не звонил, не писал, почтового голубя не высылал. Да проспал, может. Или забил.

Я поджал губы. Проспал — да, возможно. Но не две пары подряд. Это не про Костика. Забил — вообще не про Костика. Он, конечно, не был отличником, но ученические нормы всегда соблюдал в силу собственного занудства.

Женька вздохнула:

— Хочешь, зайду к нему после пар?

Я кивнул. Да, это было бы неплохо. Женька улыбнулась, выпрямилась и уже было вернулась к лекции, но снова посмотрела на меня и, ещё сильнее понизив голос, спросила:

— Вы опять поссорились, что ли?

Передёрнув плечами, я ничего не ответил. Не поссорились. Расстались — это будет более точно, но вот Женьке рассказывать об этом явно не стоит. Почесав подбородок, я глянул в совершенно пустой лист тетради, где, по идее, уже должна быть написанная лекция, которую я в этот раз даже не пытался слушать. О Костике я, конечно, беспокоился. Даже если он был херовым парнем, который молчал о том, что его не устраивает, он всё ещё оставался хорошим другом, каким успел стать за время наших отношений.

И прощаться с этой дружбой я готов не был. Именно поэтому, заслышав звонок, я сорвался с места и поспешил к выходу. Дожидаться, пока Женька придёт домой и, если не забудет, позвонит мне, не хотелось. Выскочив за двери, я едва не стукнулся лбом с Гошкой, ошарашенно отпрянувшим. Не остановиться я не смог. Да и не захотел. В конце концов, после удачного свидания пробегать мимо только-только проникшегося мной Гошки — не слишком удачная затея.