Другая жизнь (СИ)

— Не вздумай никогда больше той дорогой ходить! — бурно возразил Эрик.

— Почему нет? Думаешь, я испугался?

— Потому что меня там не будет! Потому что я испугался за тебя, придурок! — шквал эмоций нарастал.

— Это не я придурок, а ты. И я боюсь, когда ты поймёшь, что творишь, может оказаться поздно. Вот, чего боюсь я! А за меня бояться не надо, и не такое бывало. Жив до сих пор, как видишь, — Сергей, напротив, оставался неестественно апатичным.

— Прости меня, Тома. Как ни прикидываю, выходит, я и тебя подставил, и сам подставился. Не стоило при них…

— Не стоило — с ними, Эрик! Связываться с ними не стоило! И пока ты с ними пасёшься, я продолжу ходить прежней дорогой!

— Я не пойду… Правда, Том! Только ты не ходи проверять!

— Тогда пообещай!

— Честное слово! Я бы умер, наверное, на месте, если бы они тебе что-то сделали!

— Никому не полезны твои фантазии, Эрик. Ничего с тобой не сделается, даже если меня на кусочки начнут резать.

— Тома… Но что если они снова попытаются напасть на тебя?

— Или на тебя? Лично я способен за себя постоять, но думаю, эти ребята никого больше не побеспокоят, если только ты снова не объявишься. Этот «пупсик» уничтожил свой авторитет трусливыми рыданиями, а остальные разбредутся от скуки в отсутствие головы стада.

— Но что мне тогда делать? Я сам от скуки сойду с ума. Или сопьюсь!

— Или скуришься. Или девицу невинную обрюхатишь. Делом займись, Эрик. Все говорят, ты умный чуть ли не до гениального, а творишь сплошные глупости. Ты разве поступать не собирался?

— В училище я не хочу, а в университет уже поздно.

— Где же поздно? Четыре месяца минимум. Городские олимпиады на носу, кстати. В МГТУ, например, для победителей всегда оставляют льготные места. Всего-то останется ЕГЭ сдать не совсем паршиво.

— Кто же меня допустит до участия?!

— Тебя уже допустили и в списки участников внесли, если что. Я как раз сегодня в твою школу заходил и кое-какие твои неприятности уладил. Осталось подготовиться. Ты только не нарывайся больше, мои возможности не безграничны. Терпение, кстати, тоже.

— Погоди, повтори, где ты был? Что ты сделал?

— Повторяю, я добыл для тебя кредит доверия у директрисы, классной, учителей физики и математики. С русичкой поговорить сегодня не удалось, а жаль — теперь придётся отложить, пока синяк не сойдёт.

— Тома, а как нужно готовиться?

— Если хочешь, я тебе немного помогу с подготовкой. Только скажи на милость, с какой стати ты стал меня Томой звать?

— Просто. Тебе идёт.

====== “Тамарочка” – Глава 6 ======

«Я забыл,

Что всего лишь хотел тебе сниться,

Ничего о любви не зная».

Yuki Eiri, «Без повода»

— Том! Тома! — Эрик осторожно тронул лежавшего на диване соседа, уже полтора года как старшего товарища, а в последний месяц даже официального босса. — Ты заболел, что ли?

— Нет… — голос тихий, сухой, как степной ветер.

— Как тогда понимать твоё состояние? Валяешься здесь, словно тряпка и не шевелишься! К двери не подходишь, на звонки не отвечаешь! И что я должен думать?!

— Ничего не должен думать, у тебя есть ключ. С утра ты должен собираться и идти на работу, пока твой наниматель тебя не уволил.

— Мой наниматель — ты! — Эрик едва не вспылил. — Объясни, чего ради ты с утра пораньше права качаешь?

— Иди на работу, Эрик, серьёзно. Закончи, наконец, с разводкой многострадального модуля матрицы… — слова сквозь усталость, будто из последних сил. — Я приду вечером и проверю.

— Только бы не наоборот: я приду вечером, а ты тут сдох!

— Я бы не отказался…

— Дебильная шутка, между прочим! Да что с тобой такое, Серёга! Долго я ещё буду с твоим затылком разговаривать?!

С Томашевским, действительно, творилось нечто странное. Обычно собранный и подвижный по утрам, он прямо в одежде лежал носом к спинке продавленного дивана и почти не шевелился. Изредка волны озноба добавляли каплю динамики в общую картину, да плечи мерно вздымались в такт частому поверхностному дыханию.

— Серёг! Может, ты перебрал вчера? — не дождавшись внятного ответа, Эрик решил действовать методом подбора. — Давай сгоняюсь в магазин за пивом — и вся проблема!

— Один мохито.

— Нет, за мохито не возьмусь. Похмеляйся пивом, сибарит.

— Я выпил только бокал мохито. Больше ничего.

— Точно? С одного мохито так штормить не будет. Судя по тому, в каком виде ты вчера домой возвращался, ты был в хлам.

— В хлам, так в хлам, — до странности легко согласился Томашевский, — только пива всё равно не надо. Ты следил за мной?

— Просто мимо окна проходил…

— В четыре утра? Такси остановилось у самого подъезда, вряд ли ты мог увидеть случайно.

— Ладно. Хорошо. Я встал попить водички и решил посмотреть, не тебя ли извозчик доставить изволил.

— Откуда, ты мог знать, что меня ещё нет дома?

— Мог.

На самом деле, Эрик действительно следил за Томашевским, но признаваться в этом категорически не собирался. После стычки с дворовой шпаной прошло уже порядком времени, но Эрик с тех пор никак не мог отделаться от ощущения, что если его нет рядом, безопасность Сергея находится под угрозой. Вроде обычный парень, каких по Москве гуляет добрый миллион с лишним, но внимание привлекал.

Да, Серёжины джинсики плотно облегали стройные длинные ноги и подтянутый зад, да, его парки на женский манер доходили длиной едва ли не до колен, да, водолазочки узкие, толстовки ярких расцветок и, в довершение образа, копна полудлинных, густых завитков, безрезультатно выпрямляемых каждое утро, — образ не слишком мужественный и цепляющий взгляд, но подобных недомальчиков-недодевочек модное поветрие унисекс наплодило всё тот же миллион.

И если сам Томашевский продолжал невозмутимо вести привычный образ жизни, Рау день ото дня наблюдал в себе усиление мнительности.

Стоило лишь немного прийти в себя после нападения, и чувство вины принялось активно расшатывать совесть, а совесть стала нашёптывать истину о том, что именно он, Эрик, подставил Серёжу под удар своим повышенным интересом. Любые поползновения в адрес Томашевского были прекращены в тот же вечер. Единственное, на что Эрик оставил себе право, — это наблюдения исподтишка, когда никто не мог заметить, да мысли — те прорывались без спроса, и сопротивляться было бесполезно — пытаться запретить самому себе думать, стал бы только круглый идиот. В воображении своём заходил он всё дальше и фантазировал всё откровеннее, пожираемый одновременно любопытством и ревностью, ведь Сергей, за исключением ориентации, был вполне обычным двадцатипятилетним парнем и должен был иметь вполне естественную потребность в сексуальном удовлетворении. Неудовлетворённым он явно не выглядел, значит и дозу секса получал регулярную и достаточную. Вопрос, где и с кем?

Профессор Равацкий, пожалуй, был единственной осязаемой кандидатурой в соперники. Эрик сам поразился своему инстинктивно-ревностному чувству к заведующему кафедрой, когда впервые увидел Сергея с ним наедине. Да, увиденное не подходило под отношения учителя и ученика, не походило ни на отношения отца и сына, ни на дружбу, чем чёрт не шутит. Для любовников между ними оставалось слишком много дистанции, пространства — не свободного, а заполненного чем-то тягостно-тягучим, похожим на ожидание, тревогу, предостережение и совсем чуть-чуть — недоверие.

Однако, Тома подпускал всё-таки близко, а профессор позволял себе много лишнего и не спешил возражать ревнивым выпадам первокурсника Рау: высмеивал и задевал, как будто тоже по-звериному чуял соперника, как будто знал, о чём думает тот и о ком мечтает. Томашевский опровергать подозрения тоже не спешил. Впрочем, и подтверждения своим гипотезам Эрик от него не дождался. Серёжа, в противоположность своему руководителю, как будто не замечал со стороны младшего товарища вообще ничего, кроме преданной дружбы.

А Эрик влюбился.

Он понял свои чувства не сразу, спустя время, но принял легко и без особенного удивления, как будто всегда знал и ждал, что это случится, а когда именно случится — всего лишь вопрос времени.