Заместитель (ЛП)

— Я никогда не думал, что все было настолько ужасно. Ты всегда так нежен со мной — и в начале, и сейчас, — прошептал я.

— Ты вернул мне вкус к жизни, ничего не прося взамен, — сказал он, целуя мне руку.

— А ты стал первым человеком, в глазах которого я увидел любовь. Даже мой отец не проявлял таких чувств ко мне. Думаю, он — хороший человек и по-своему любил меня, но между нами никогда не было истинной связи, какая бывает у двух самых близких друг другу людей.

С этими словами я приподнялся и прижался губами к его губам. Он взял мое лицо в ладони и сказал:

— И ты думаешь, что я могу отказаться от тебя ради другого мужчины или женщины? Никогда. Последние двадцать лет я жил, как в аду. Возможно, что и до этого, но был слишком упрям, чтобы это осознать.

На интерьеры отеля можно посмотреть здесь http://www.stregisrome.com/en/gallery,

а вот здесь тот Royal Suite, где жила наша парочка; не забудьте взглянуть на цену за ночь. http://www.stregisrome.com/en/rooms/royal_en Спальня, кстати, симпатичная )))

** luxus = роскошь (лат.)

*** Ага Хан — титул духовного лидера мусульман-исмаилитов шиитской ветви, передаваемый по наследству. Ага Хан возглавляет международную организацию Aga Khan Development Network, в рамках которой функционирует ряд социально-экономических, образовательных и культурных учреждений (Википедия).

**** Герилья = партизанская война, партизаны («малая война», исп.)

========== "16" ==========

— Подъем! Уже семь, — раздался бодрый голос Конрада (чей же еще?!). Я недовольно рыкнул, пытаясь зарыться в постель поглубже. Бесполезно: он просто отобрал у меня подушку и сдернул покрывало.

— Еще рано! У меня каникулы! — заныл я. — Не требуй, чтобы после ночи жаркого секса я выскакивал из постели в семь утра!

— Если ты способен так бурно жаловаться, значит, ты проснулся. Поторопись и, возможно, застанешь завтрак.

— Двойной черный кофе, — я сел на постели, силясь продрать глаза. Конрад уже оделся. Не понимаю. Вчера он захотел меня два раза: сразу после ужина, а потом в три часа ночи. Такое впечатление, что он вместо воды пьет энергетики. Даже птицы еще спят в эту пору!

— Мечтай! — ухмыльнулся он.

— С тобой помечтаешь, как же… — недовольно пробормотал я, попрощавшись с надеждой доспать. Он рассмеялся и с лэптопом ушел в гостиную. Я умылся и оделся попроще: все равно меня выгонят на целый день, так что никакого костюма и галстука. Пуловер будет в самый раз. Кстати, давно не видел свой рюкзак. Возможно, он стал жертвой Фридриха во время одного из его «рейдов элегантности» по моим вещам. Немного скучаю по своему верному спутнику, но, честно говоря, сейчас он мне не особо нужен.

Когда я вошел в столовую, Конрад уже завтракал и, уткнувшись в компьютер, проверял почту. Сбоку от него сидел Альберт, одетый, как и его кузен, в строгий костюм, и ел яичницу с беконом. Я бы жизнь отдал за содержимое его тарелки! Но, увы, — полностью запрещено.

— Хорошо спалось, Гунтрам? — участливо спросил Альберт. С чего бы вдруг такая забота?

— Очень хорошо, спасибо, — я сел за стол и чуть не взвыл от разочарования, когда дворецкий поставил передо мной чашку чая. Потянулся за круассаном, но передо мной незамедлительно появилась чашка с хлопьями и грейпфрут. Пришлось отложить эту сочащуюся маслом вкуснотищу и есть, что дали.

— Не могу сказать то же самое про себя. Мне пришлось мучиться в одном из маленьких номеров. Ужасно. Конрад, ты мог бы приютить любимого кузена.

— Ни за что! — отрезал Конрад.

— Конрад рассказывал мне о вашей хозяйственности, Альберт, — хихикнул я.

— Неужели он до сих пор жалуется на то, что было почти тридцать лет назад?! Пойми, кузен, горничная оказалось горячей штучкой, и после того, как она была так добра ко мне, у меня язык не поворачивался просить ее мыть посуду или стирать. Мы были так молоды.

— Возможно, но Эйфелева башня из немытых тарелок — это отвратительно. У Гунтрама в квартире чисто, и кровать заправлена.

— Какой смысл убирать постель, если все равно собираешься на ней покувыркаться?

Не успел Конрад высказаться по этому поводу, как пришел Алексей, и они вдвоем заговорили по-русски.

— Я тоже терпеть не могу, когда они так делают, — шепнул мне Альберт.

— Где он выучил русский?

— Частный учитель в детстве помимо преподавателей английского и немецкого. Полезно, когда имеешь дела с русскими. Итальянского он нахватался, когда мы ездили на каникулы в Турин. В то время еще было непонятно, какая сторона победит, — поделился со мной Альберт. — Поторапливайся, в восемь он тебя отсюда попросит.

Конрад и Алексей закончили разговор. Похоже, Алексей получил новый инструктаж по поводу того, как ему обращаться с таким опасным парнем, как я. Я не собираюсь плеваться в Сикстинской капелле!

— Гунтрам, можешь идти с Антоновым, — надменно бросил мне Конрад. Иногда он такая свинья! Я попрощался с обоими Линторффами, и мы с Алексеем ушли.

— Отсюда до Ватикана пятьдесят минут ходьбы, — сказал он мне на улице. — Пройдемся, или ты хочешь на метро?

— Подожди-ка! Неужели мне теперь позволено ездить в подземке?! — полушутя спросил я.

— Только не говори мне, что ты — слабак, вроде Хайндрика.

— А как отнесется босс к тому, что ты заставляешь меня ехать на общественном транспорте?

— Я забочусь о тебе так, как считаю нужным; в общественном транспорте гораздо проще остаться незаметным. Жалко, что сейчас там уйма народу, час пик.

— Тогда пойдем пешком.

— Правильный выбор.

Примерно в половине десятого мы были на месте, и Алексей буквально затолкал меня внутрь, словно ему не терпелось. Интересно, как ты пройдешь контроль с той штукой, которую всегда носишь с собой. Ничего, чисто. Странно, обычно телохранители Конрада всегда имеют при себе оружие.

Я, как идиот, собрался стоять в длиннющей очереди, но Алексей подошел к охраннику и что-то ему сказал, после чего тот исчез и вернулся через пять минут с пожилым человеком, лет шестидесяти, похожим на школьного учителя.

— Мистер Антонов? Я — профессор Балдесарри. Доктор Остерманн предупредил меня о вашем визите.

— Спасибо, что встретили нас. Это — Гунтрам де Лиль. Он присоединится к нам.

— Тогда начнем. Сюда, джентльмены. Мы пойдем за первой волной туристов.

В два часа дня мы вышли из Музеев и Садов; последние мы видели только мельком. Я ужасно устал. Голова до сих пор кружилась после Сикстинской капеллы. Мы прошли вдоль большой стены, окружающей Ватикан, к улице, которая вела ко входу в Собор Святого Петра. Стояла безоблачная и жаркая погода. Резь в глазах от блестевшей на солнце брусчатки усугубляла мою усталость, но я старался скрыть это от Алексея и был ужасно рад, когда мы стали спускаться по улице, ведущей к проходу через контроль безопасности, перед большой площадью напротив церкви. Площадь была запружена людьми и изобиловала сувенирными магазинчиками; в воздухе пахло розовым деревом, из которого сделаны продававшиеся здесь чётки.

— Гунтрам, постой. Тебе сейчас станет плохо, — сказал Алексей.

— Нет, всё нормально, пойдем.

— Уже обеденный час, жарко, и ты не пил ничего с самого утра. Мы поедим, а потом пойдем в Собор. Тебе не стоит бегать под палящим солнцем. Сейчас за тридцать.

— Да, я бы поел. Пицца?

— Не самый лучший выбор, но с другой стороны, ты уже давно не нюхал пиццы.

— Я не ел пиццы с тех пор, как был в Венеции. Жан-Жак убил бы меня, попроси я ее приготовить.

— Не убил бы. Больше доверяй ему.

Алексей повернулся и зашагал в противоположном направлении. Я устремился за ним, предвкушая пиццу.

Мы завернули в крохотный семейный ресторанчик, заполненный местными жителями. Наконец можно посидеть в обычном месте, а не в одном из этих пафосных заведений, куда мы обычно ходим с Конрадом. Десять к одному, что здесь тарелки круглой формы, нормальные порции, и не подают никаких муссов.