Зеркало (СИ)

Крик отразился от стен и ударил Марина так, что он захлебнулся воздухом. Сознание отметило какой-то шум, а потом Янко вдруг оказался на расстоянии вдоха. Обжег бешеным, ненавидящим взглядом и прижался к приоткрытым губам, сразу вламываясь языком в рот, целуя глубоко и жестко. Марин сжал его плечи в попытке оттолкнуть, но Янко вдруг отстранился сам. Марин услышал тихий, судорожный выдох, повернулся на звук и застыл, глядя в глаза Мирко, стоящего на пороге. Любимые, самые красивые. Тускнеющие. Умирающие. А в следующую секунду за Мирко закрылась дверь. Марин с мгновение смотрел на то, место, где стоял его любимый, а потом рванулся за ним.

Рывок в плечо, удар о стену. А следом – обжигающий холод проникающего в тело металла. И снова. И снова. Марин захрипел, дернулся, но сознание уже тонуло в накрывшей с головой волной ослепляющей боли в груди. Он пошатнулся, Янко подхватил его и опустил на пол. Поднес к глазам испачканную в чем-то красном руку, и улыбнулся:

- Наверное, мне стоит извиниться. Но я не буду. Мне ПРИШЛОСЬ это сделать. Он – МОЙ. Один раз я уже потерял его. Больше этого не повторится. Тебе не разлучить нас. Ни тебе, ни кому-нибудь еще. И да, я – псих. Я одержимый, – Янко присел перед Марином на корточки и вытер руку о его рубашку. – Он не будет долго тосковать по тебе: я об этом позабочусь. Как и о том, чтобы он был счастлив, – Янко улыбнулся и потянулся к лицу Марина. Пальцы коснулись век, опуская их, закрывая глаза и погружая его в темноту. – Спи спокойно, Марин. Думаю, тебе разрешат стать его ангелом-хранителем, – смех сумасшедшего был последним, что Марин слышал прежде, чем погрузиться в абсолютную темноту.

9.

Холод. Пустота. Кровь превратилась в боль. Растеклась по телу. И остановила сердце.

Ярость. Дрожь. Любовь. Желание. И одна мысль, мечущаяся в черепной коробке. МОЙ! Мой.

Крыша. Огни ночного города. Раскинуть руки, шагнуть вперед и взлететь. Туда, где он снова сможет жить.

Осколки, телевизионные антенны. И тонкая, напряженная фигурка, замершая на краю. Над самой бездной.

Шаг. Всего лишь шаг. Последний вдох и…

Рвануть на себя, сжать, тряхнуть. Так, чтобы мотнулся в руках беспомощной куклой.

- Отпусти! – крикнуть отчаянно, громко.

- Тшш, успокойся, маленький, – обнять, зарыться в волосы, перебирая пряди.

- Отпусти… – выдох обреченного. А секунду спустя – вопрос: – Зачем он пришел?

- Сказать, что тебя выкинули из фильма, – ни капли сомнения, талантливая ложь.

Замереть. И погаснуть, похоронив последнюю надежду.

- Мирко?.. – заглянуть в глаза, а потом целовать до умопомрачения, до боли в губах. – Я здесь, я с тобой. Я тебя никогда не оставлю.

Молчать, чувствуя, как ласкают лицо чужие губы. Вздрагивать от жадных касаний рук. И думать о том, что ОН – единственное, что у него осталось.

Сладкие губы, покорное гибкое тело. Все то, о чем он грезил. О чем мечтал. Мирко. Любимый. Желанный. В его руках.

Повинуясь давлению пальцев, откинуть голову, открывая шею для обжигающих поцелуев. Холодно.

- Хочу, – выдохнуть прямо в припухшие губы. Дрожащие руки, боль желания. Но ОН достоин лучшего, чем грязная крыша.

Запястье в стальном захвате, рывок, за спиной захлопывается дверь на крышу. Сознание как в тумане.

Ступеньки, ступеньки, ступеньки. Не запертая дверь квартиры.

Порог, прихожая.

Марин.

Кровь.

Темнота перед глазами. И сразу следом – яркая огненная вспышка. И тумана в мыслях больше нет.

- Марин?.. Марин, вставай, – растерянно произнес Мирко, шагнув к лежащему на полу в прихожей парню. – Ты замерзнешь, – взгляд скользнул по закрытым глазам, опустился ниже и застыл, словно споткнувшись на трех рваных дырах в рубашке и безобразном красном пятне. – Марин… Ты испачкался. И порвал рубашку, – Мирко протянул руку вперед, но ее перехватили. Чужие пальцы сжали запястье, рванули вверх и в сторону, а в следующую секунду Мирко оказался притиснутым к сильному, дрожащему телу.

- Нежный мой… – по щеке ласково пробежались кончики пальцев. – Не беспокойся о нем. Сейчас ему хорошо. А нам больше никто не помешает.

Мирко несколько секунд всматривался в серо-зеленые глаза, горящие лихорадочным блеском, а потом, чувствуя, как останавливается сердце, спокойно спросил:

- Ты убил его?

Янко поморщился и отступил:

- Я всего лишь сделал то, что должен был. Он не простил тебя. И пришел сюда только для того, чтобы сказать, что больше не хочет тебя видеть.

Мирко отвел глаза, а потом развернулся и опустился на колени рядом с Марином. Странно, но он никак не мог увидеть его целиком. Только фрагменты. Белое лицо, закрытые глаза, стиснутые в полоску губы. Следы крови на порванной рубашке и белоснежной майке. Мирко отвернулся, и взгляд зацепились за что-то тускло светящееся.

- Хватит, оставь его, – на пол рядом упала тень. – У нас есть дело поинтереснее.

Звучащую в голосе Янко страсть Мирко отметил лишь краем угасающего сознания. И снова потянулся к Марину. Коснуться, провести ладонью по щеке. Разбудить поцелуем, как раньше.

- Он мертв, – Янко потянулся к лежащему Марину, и Мирко взмыл вверх.

- Не трогай его!! – широкое лезвие ножа, словно само прыгнувшего в руку, легко вошло в тело по самую рукоятку. Янко отшатнулся, медленно опустил голову и коснулся пальцем расплывающегося по майке пятна, в центре которого торчал нож. Мирко безразлично встретил его шокированный, неверящий взгляд, а потом вернулся к Марину. Погладил по щеке, лег рядом прямо на пол и, положив голову на его плечо и сжав своими пальцами его пальцы, затих.

И уже не слышал, как рухнул за его спиной Янко. Не видел, как потянулась к нему его рука. Сознания коснулось только тихое:

- Прости…

Эпилог

Крупные хлопья снега ложились на только-только почищенные дорожки. Марин припарковался на стоянке у крыльца и, стараясь не делать резких движений – затянувшиеся на груди раны еще давали о себе знать – потянулся к букету белоснежных лилий, лежащему на пассажирском кресле. Аккуратно поправил прозрачную и простую оберточную бумагу и вышел из машины. Окинул взглядом занесенный снегом парк и грустно улыбнулся: в последнее время в его жизни слишком много белого цвета. Но еще несколько минут и его мир заполнят серо-зеленые глаза Мирко. Старясь думать только об этом, Марин встряхнулся и неторопливо поднялся на крыльцо больницы.

Растянутые в бесконечность минуты ожидания, и перед ним коридор. Белый. Тридцать шагов вперед, простая деревянная ручка двери, и взгляд сам собой нашел тонкую фигуру стоящего у окна парня. ЕГО парня. Марин переступил порог, закрыл за собой дверь и, оставив цветы на тумбочке у постели, прошел вперед. Коснулся кончиками пальцев гладких волос на затылке, а потом молча прижался к спине смотрящего куда-то вдаль Мирко. Пару минут просто впитывал его тепло, зарывшись лицом в шею, а затем тихо произнес:

- Я здесь, родной.

Мирко выдохнул, и Марин продолжил, даже не пытаясь развернуть его к себе лицом, чтобы заглянуть в глаза, которые снятся ему вот уже который месяц:

- Я так скучаю… И так тебя жду. Когда же ты вернешься, хороший мой? А, знаешь, я вчера стал дядей. У Дары родилась дочка, и я был в больнице. Хотел купить ребенку в подарок погремушку, но когда зашел в «Детский мир», так и не смог ничего выбрать. Представляешь, стоял там и смотрел, как дурак на все эти игрушки. И думал о том, что снова хочу быть маленьким…

Он говорил и говорил, вываливая на так и не пошевелившегося в его руках Мирко новости прошедшего дня и свои чувства. Только бы не думать. Не думать о том, что этот день он прожил без НЕГО. Снова. Без его голоса. Рук, губ. Без его любви.

Словно захлебнувшись воздухом, Марин замолчал на полуслове, а потом, чувствуя, что больше не в состоянии держать все это в себе, уткнулся носом в плечо облаченного в больничную пижаму Мирко и коротко всхлипнул. Как же он устал… Устал быть без него. Все это время…

…В больнице Мирко был рядом. Когда бы Марин не открывал глаза, он неизменно видел перед собой его лицо. Уставшее, бледное, красивое. Любимое и родное. Секунда на прямой взгляд в душу, и Марин снова засыпал, успокоенный. Раны на груди затягивались быстро, но началась нервотрепка с правоохранительными органами. Ранение, нанесенное Мирко, оказалось для Янко смертельным. И на Мирко повесили обвинение в убийстве. Марин сходил с ума от страха за него, отец сделал все, что только мог, чтобы Благоева не посадили под арест, но самого Мирко, казалось, это нисколько не волновало. Он честно рассказал, как ранил Янко, а потом словно ушел в свой собственный мир. Мир, в котором был только Марин. Казалось, что для Мирко не было ничего важнее его самочувствия и здоровья. Он скользил по палате бесшумной тенью, приносил фрукты, поправлял постель, доставал врачей вопросами, а потом приходил, осторожно садился на край больничной кровати, брал Марина за руку и замолкал, глядя куда-то за окно. А Марин был так счастлив, что он снова рядом, что даже не замечал, как изменился Мирко.