Всего одно желание (СИ)

– Аминь.

«Всё-таки помочь». Судя по процессу бормотания, граф активно засыпал на стуле. Склонив голову, усталый и сгорбленный, он совсем не походил на боевого петуха: хрупкая шея, беззащитный затылок с тёмными прядками волос, и болезненная седина – он показался неожиданно трогательным.

– Роман, не спи, – позвал Сорра мягко, испытав странный, несвойственный порыв обнять и перенести в более удобное место – чужой вес не представлялся тяжестью. Сколько времени он не питался нормально? Худой, жилистый, крепкий, словно высушенная солнцем кость, и одновременно пугающе хрупкий.

Алексис боялся представлять, сколько костей переломал в процессе боя – возможно много, но Артани не жалуется, стоически терпит боль. Не каждый сильный взрослый мужчина смог бы выдержать на его месте, а парень словно из металла сделан – непонятного человеческого сплава. Где, откуда такие берутся? Алексис догадывался, что не закалялась сталь Романа ничем хорошим, но остро захотел узнать: какой он, другой?

Мужественный, но такой нежный – не знаешь, с чем и сравнить. Надломленная золотистая лилия, омытая чистым весенним дождём, такой прозрачный в своей чистоте, что страшно прикоснуться, испачкать грязными руками. И это было более чем странно, потому что ромейнец заляпан кровью и пылью настолько, что живого места на коже нет. И всё это сделал с ним Алексис... собственными руками – оторвать бы их себе и в задницу засунуть, но стоило Артани открыть глаза, итаниец не спешил отрывать. В глазах Романа отчётливо читалось: «Отвали от меня». Сил ругаться у парня не было, но заметив бинт, он скривился:

– Сорра, ты серьёзно веришь, что я приму помощь? От тебя?

Алексису захотелось ему врезать с размаха: за этот взгляд, выражения, слова... вот только надменный ублюдок и без него благополучно сдохнет. Роман пытался подняться, но с невольным стоном упал обратно, содрогнувшись жёстким приступом кашля, и издал такое терзающее мычание, давя боль, что у Алексиса в одно мгновение сердце оборвалось. Ладонь ди Валя окрасилась кровью, а щека Сорры странно дёрнулась, будто чужая мука стала собственной, отдалась в груди ноющей иглой, острым приступом жалости, и лишь поэтому он простил грубость, пропустив оскорбление мимо ушей.

– Такими темпами ты сдохнешь быстрее, чем представляешь. – Алексис очень хотел подойти, но не знал с какой стороны подступиться. Артани – колючий ёж, куда ни сунься – всюду нож. Ну вот, стихами заговорил.

Роману показалось, итаниец внезапно смутился – он отчётливо уловил виноватую ноту, но чужое раскаяние не принесло умиротворения; хотя парнем обычно он был отходчивым, сейчас боль подпитывала гнев, и он слишком хорошо понимал, по чьей вине. Однако у него хватило сил на юмор:

– Порадовать тебя? Не надейся.

– Надеяться? Пф-ф... Надежда – иллюзия, пастушок, – с готовностью отозвался Сорра, чувствуя, что сейчас решится, и ромейнец изобразит новый полёт, только на этот раз в направлении койки. Не вырубится – повезёт узнать чужой секрет. – А я – существо позитивное, сам себя порадую.

– Мозоли не натри, когда радовать будешь.

Роман, не вслушиваясь в ответ, с трудом добрался до раковины. Итаниец, словно привязанный, проследовал за ним и остановился, нервируя присутствием:

– Тебе стоит унять свою спесь, – заметил небрежно, с досадой кусая губу.

Решиться было сложно, но надо. Роман не ответил, будя в Сорре уснувшее бешенство. Он тут, понимаешь, со всей душой, может, подходит, а ему в эту душу харкают, не стесняясь. Не парень, а ходячая неприятность.

Неприятность вяло плескался, смывая кровь, глянул в зеркало, скривился... Сорра бы на его месте тоже не удержался, только смотреть откровенно не стоило – покойник краше. Артани начал снимать рубаху. Острая отупляющая боль резанула струной. Роман завалился подкошенным снопом, и темнота не выдала, сомкнувшись плотно, со всех сторон...

Очнулся он, лёжа на койке, под бодрящий мат итанийца. Сорра, шипя сквозь зубы, насылал на голову королька проклятия. Роман, пытаясь осмыслить, с каких пор его переименовали, не сразу сообразил, что делает итаниец. Алексис Сорра водил над ним ладонями, и окутанные сиянием пальцы слегка касались тела, даря блаженные лучики целительной энергии. Чужая магия умиротворяла, вызывая эйфорию и расслабление.

– Ты целитель! – подскочил Артани и осёкся, поняв, что ляпнул вслух.

– Ой, да неужели осенило, дубина? – итаниец, опрокинув обратно ладонью в лоб, одарил графа порцией превосходящего презрения, – Как, по-твоему, я устоял после твоих пульсаров? Мда... пастушок, ум в тебе водится, но не блестит.

Он покачал головой, но заговорил без иронии – нормальным тоном, который, как выяснилось, при желании мог становиться человеческим. Кому-то достаётся доброта, кому-то лень, а Сорра состоял из сарказма:

– Роман, открою секрет. С моим даром против меня мало кто может выстоять. Приехав в Академию, я не рассчитывал встретить достойного противника. Ты первый, кто смог застать меня врасплох.

В этом месте итаниец безбожно преувеличил. Вряд ли графу будет приятно узнать, что его не восприняли всерьёз, но за эту оплошность Алексису пришлось поплатиться. Про свою секретную технику «ширен» он умолчал. Во время боя его смертоносная коса не покинула шеи, и Роман не имел о ней представления, иначе бы замучил вопросами.

– Не ожидал, что нарвусь на управляющего временем. Редкий дар.

– Я не управляю временем, – Роман смутился и покраснел от похвалы. Получить одобрение из уст итанийца оказалось неожиданно приятно. – Могу воздействовать на восприятие.

Сейчас, пока на него действовала энергия исцеления, граф не испытывал раздражения и желания стереть невыносимую ухмылку с чужого лица – наоборот, когда Сорра вёл себя нормально, он импонировал и умел расположить к себе.

– Твоё "немного" оказалось эффективным против моего ускорения, – примирительно польстил Алексис и выпрямился, протягивая ладонь, – Попробуй встать. Я тебя подлатал изнутри, и не только. Рёбра надо зафиксировать и не тревожить ближайшие дни. Кости срастаются гораздо медленнее, а я сейчас слишком истощён, чтобы помочь по-настоящему.

– Утром калечишь, а вечером лечишь? – хохотнул Роман, принимая помощь, – Удобно, наверное. Ты не думал стать целителем? – спросил он задумчиво.

Алексис выразительно выгнул бровь. Кхм... Он даже не нашёлся, что ответить. Стать целителем, ему? Забавное предложение... а что – целитель из него получался неплохой.

– Учитывая, что ты мой первый пациент, – Сорра неожиданно подмигнул, – Калечить больше по душе.

– Кто бы сомневался, – буркнул граф, неожиданно смущённый признанием, – Спасибо, кстати, – Роман сел, свешивая ноги вниз, подвигал шеей. Голова не кружилась, чувствовал он себя паршиво, но сносно.

– Кстати?! – брови итанийца грозили поставить личный рекорд по художественно-грозовым пируэтам, с гимнастикой которых соперничала только кислая мина, возникающая каждый раз после очередного пассажа графа. Артани так сказал, словно это не Алексис ему, а он Сорре одолжение сделал, согласившись принять помощь, – Обращайся, – разрешил итаниец и добавил ехидно. – С тебя, убогого, денег не возьму.