Помрачение сознания (СИ)

Честно говоря, мне это глубоко безразлично. И уже довольно давно.

Я даже холода не чувствую, настолько мне не хочется подниматься назад. Так что я не могу не вспомнить, кому обязан таким началом Рождественских праздников. Телефон все еще у меня в руке.

— Майкл?

— Джастин? – машинально переспрашивает Майкл совсем не удивленным голосом. – Он прилетел?

Приятно, что у нашего Майкла всегда очень правильные приоритеты.

— Бл@дь, да, - это действительно наиболее цензурный ответ, который я могу из себя выдавить.

— Ты злишься?

И еще он задает правильные вопросы.

— Ты умеешь замечать очевидное. Завидую твоей способности неметь перед ликом Рока.

— Ты злишься.

— С чего бы это? Разве у меня есть какие-то причины? Разве есть?!

Кажется, мой контроль на сегодня кончился, потому что на мой голос оборачивается и парень с нижнего этажа, гуляющий с собакой, и его пес. Я не помню толком, что именно ору Майклу, и кто из нас первым нажимает отбой. Скорее всего, я, но это лишь догадки. Парень с нижнего этажа наслаждается шоу. Пес тоже.

Я опускаю мобильник, меня трясет так, что я едва удерживаю трубку в замерзших пальцах. Мне не хватает воздуха, и вдохи получаются рваными и неровными.

Я опускаюсь на ступеньки, не обращая внимания на холод.

— Джастин? С тобой все в порядке?

Парень с нижнего этажа стоит прямо рядом со мной и смотрит с участием. Пес, что характерно, тоже.

— Все нормально, - выговариваю я онемевшими губами.

Я только сейчас понимаю, насколько замерз.

— Точно?

— Да.

— Дверь открыть?

Я даже ключи от парадной не взял.

Ненавижу Брайана.

Я киваю, дожидаюсь, пока мне откроют дверь, пропускаю вперед пса и неторопливо поднимаюсь на свой этаж.

Jamais vu

Не знаю, что он там делает так долго, и не хочу думать про то, что упрямства Солнышку вполне хватит, чтобы замерзнуть насмерть. О том, кем ему приходится этот Питер, думать тоже не хочу. Нет смысла говорить, что, по мне, для Джастина он староват. На мой взгляд, Питер был бы староват и для меня самого, но у нас с Джастином неодинаковый вкус на мужчин. Во всяком случае, я в самого себя бы точно не влюбился.

Особенно будь мне семнадцать лет. Если вы считаете, что я был порядочной сволочью в тридцать – то, бл@дь, знали бы вы меня в мои семнадцать…

Куда там запропастился Джастин?

Я подумываю, не распаковать ли мне чемодан. С одной стороны, это будет лучшим способом пометить территорию, чем помочиться на пол, например. С другой – я не чувствую себя готовым увидеть, что именно Майкл собрал для меня в дорогу. Если мне предстоит, по его планам, все это время носить безразмерный свитер с драными обтягивающими джинсами, то я предпочту узнать это как можно позже.

В итоге я нахожу компромиссный вариант – запихиваю чемодан в шкаф, где он очень удачно встает на полку.

Проходная комната представляет собой что-то среднее между студией с невысоким помостом у большого, но мелкорасстекленного окна, и гостиной с пухлым старомодным диваном.

Спальня совсем крошечная, но со своей дверью в ванную. Пространство кажется еще меньше из-за громоздкого углового шкафа и широкой, почти квадратной, кровати. В жизни не поверю, что Джастин мог купить такую мебель сам.

Из коридора еще одна дверь уходит в такую же маленькую кухню, где в углу примостился стол строго на двоих. Не знаю, приятно ли мне это видеть или нет.

Хлопает входная дверь, и Джастин, очевидно, напрямую проходит в студию.

Когда я захожу следом, он стоит посреди комнаты, спиной ко мне, и смотрит не то в окно, не то еще куда-то…

Я окликаю его по имени, и Джастин оборачивается. У него какой-то тоскливый взгляд. Может, он уже успел понадеяться, что я был галлюцинацией?

Хрен тебе.

— Брайан… хватит шуток… прошло полтора года. У нас обоих своя жизнь, и мы оба рады, что между нами все кончено, разве нет? Зачем ты приехал?

Люблю Солнышко за привычку брать быка за рога. Я, бл@дь, четыре гребанных часа просидел в аэропорту, думая, за каким же хреном я приехал, и так ничего не смог решить, а ему надо, чтобы я походя ответил на этот вопрос.

— Я хотел попросить прощения, - выпаливаю я самое первое, что приходит на язык.

Именно «на язык». Мой мозг эта фраза явно минует.

Кстати, временами это – неплохой выход.

Несколько мгновений Джастин просто тупо смотрит на меня и хлопает светлыми ресницами.

А потом начинает хохотать.

Меня на секунду подмывает дать ему по лицу – уж больно нехорошие нотки звенят в его смехе. Однако Джастину удается взять себя в руки, и он с трудом выдавливает:

— Бред… Господи, какой бред! Брайан, ты же даже не понимаешь, за что извиняешься, так?

Он снова беспомощно смеется.

Он, кстати, прав.

Наконец, Джастин успокаивается и смотрит на меня.

— Ладно… прости. Может быть, это и не смешно.

— Да нет. Это действительно смешно, - пожимаю я плечами.

— Так ты уезжаешь? – с плохо скрытой надеждой спрашивает он.

— Я остаюсь.

Лимит дружеского общения мы исчерпали.

— Нет, не остаешься! Если не можешь вернуться в Питсбург – значит, поживи в гостинице!

— О’кей. Оплатишь мне Ритц?

Слышала бы Дженифер, что ее сыночек на это говорит.

Джастин медленно выдыхает и уходит в соседнюю комнату. Его так долго нет, что я уже думаю, не следует ли считать разговор оконченным.

Мат. Отличное средство подвести итог дружеской дискуссии.

В этот момент Джастин возвращается, таща в руках свернутое одеяло, подушку, какую-то еще хрень и кидает все это на диван.

— Можешь спать здесь.

С этими словами Солнышко разворачивается и уходит назад в спальню.

Судя по выражению его лица – он с большим удовольствием приютил бы кондиционную половозрелую пару королевских кобр.