Дракончик (СИ)

Дракончик был белым и очень маленьким. Если бы не полоски на крылышках и сияющие глаза – Койр бы его просто не заметил на белом снегу. На попытку приблизиться дракончик угрожающе распахнул одно крыло, и Койр только зашипел расстроено, глядя на то, как безжизненно лежало на земле второе. А еще малышу было явно больно, но он держался, стоя на подкашивающихся лапках и пытаясь защититься. Под настороженным взглядом его золотистых глаз Койр снял перевязь, отложил в сторону нож и лук со стрелами и подошел к дракончику. Опустился в снег, медленно протянул руки и невесомо погладил между трогательных ушек. Дракончик потянулся и вдруг жалобно, совсем по-человечески застонал, утыкаясь мордочкой в подставленные ладони. Койр осторожно подхватил его и поднялся с колен, закутывая малыша в плащ. Тот поднял голову, и Койр застыл на месте, глядя на слезки, выступившие у дракончика на глазах. Прозрачные, горькие. Койр стиснул зубы и, осторожно прижав его к груди и подняв оружие, побрел домой. Какая теперь охота…

Дома было тепло, хотя угли в очаге еле-еле тлели. Но зима выдалась умеренная, да и летом он справил новые окна, так что на дровах он значительно экономил, и в доме теперь всегда было тепло. Накинув на стол старый плед, Койр осторожно ссадил на него задремавшего дракончика и, быстро раздевшись, принялся разводить огонь и греть воду. Дракончик, сначала съежившийся, чуть расслабился и начал с любопытством осматриваться. Койр только усмехнулся, представив себе, что мог увидеть этот малыш. Небольшой домик с невеликим убранством, небогатый, но теплый и уютный. Дубовый стол, очаг, кровать в углу, большой сундук и старенький комод. Просто, но чисто и опрятно. Пусть и живет Койр в лесу, это не повод дикарем становиться. И за собой Койр следил. Брился, волосы, ради тепла на зиму отпущенные, подравнивал, умывался каждый день и мылся два раза в неделю. Про одежду и говорить нечего. Хоть и немного ее было, но она всегда была в образцовом порядке. Постиранная, да зашитая, если нужда была. А осенью Койр и вовсе себе пару теплых рубашек на шкурки выменял, и брюки новые купил. Красоваться тут не перед кем, но ему и неважно было. Главное, чтобы себя человеком чувствовать, а о том, как бы сделать взгляд помягче или упрямую складку на лбу разогнать – не думал. Хоть и нравился девкам, да бабам в деревне, ох нравился. Молчаливый, основательный, сильный да надежный. И глаза красивые. Синие, ресницы черные, густые, длинные. Только взгляд колючий. Не злым был Койр, просто верить людям давно перестал и не подпускал к себе никого. Помнил еще, как родной брат предал. Любовь его извел до смерти, а потом и самого Койра из дома выставил, пока тот в лихорадке горел. Не стал спорить Койр и на суд звать, ушел и все. Много с той поры воды утекло, но жила в сердце боль и обида на предательство. И раньше-то разговаривать не любил, а сейчас и вовсе замкнулся. Да и с кем разговаривать в лесном доме? С отражением разве что, но смотреть на себя Койр без нужды не любил. Не девка, чтобы любоваться. Хватит и того, что хозяйка постоялого двора, к которой Койр иногда ходил мужские надобности справлять в обмен на помощь в хозяйстве, изглаживала всего, стоило только в постели оказаться.

Дракончик курлыкнул робко, и Койр вскинулся. Посмеиваясь, снял с очага котелок с закипевшей водой и, наполнив глубокую глиняную миску, подошел к столу, прихватив чистую тряпицу. Придвинул стул поближе, сел перед дракончиком, ловя его взгляд и поневоле кусая губы. Столько надежды и беззащитности в золотистых глазах было, что сердце зашлось. Дракончик просеменил к нему на подкашивающихся лапках, волоча за собой разорванное крылышко, и уткнулся мордочкой в ладонь, то ли ласку выпрашивая, то ли защиты ища.

- Не бойся, малыш, - хрипло с непривычки, непослушными губами произнес Койр. Отвык разговаривать, непривычно собственный голос звучит. Как воронье карканье. – Все у тебя хорошо будет, мы сейчас крылышко твое зашьем, как новое будет. – Приговаривая и успокаивая голосом, он смочил тряпицу и принялся с дракончика грязь и кровь смывать. Шкурка заблестела, чешуйки перламутром переливаться начали. Койр только улыбнулся, на всю эту красоту глядя. Правда, сразу следом злость пришла лютая на того, у кого рука на такого малыша поднялась. Драконы в их местах водились, а вот белые были редкостью. Надо будет потом сходить, гнездо поискать, может, кто еще в живых остался. Хотя если бы кто из родителей уцелел – дракончик бы этот в лесу в сугробе не сидел. Хоть на последней капле крови, но мать бы его защитила. То ли выкинули из-за малости убийцы, то ли сам уполз на инстинкте. И какая тварь ребятенку крылышко порвала?

Койр вытер дракончика насухо и, прислушиваясь к мелодичным звукам, которые он издавал, потянулся к игле с ниткой. Приговаривая, погладил малыша между ушек и, строгим голосом велев не шевелиться, принялся сшивать крылышко. Стежки поначалу шли неровные, крупные, но потом волнение улеглось, да и пальцы дрожать перестали, и дело пошло на лад. И уже через час дракончик спал, свернувшись в клубочек и мило посапывая в ворохе старой одежды, из которой Койр сделал ему гнездышко. Напоенный и заодно накормленный отваром из любовно собранных летом малиновых листьев, он изредка вздрагивал во сне и иногда очень тихо постанывал. Койр, с ног валившийся от усталости, пригреб гнездо к своей кровати поближе, да так и уснул, опустив руку на теплое драконье пузико.

…Дракончик рос быстро. Как всякий ребенок, шалил, но в меру, любопытствовал, и влипал в неприятности. То в колодец свалится, то в клубке ниток запутается и с лестницы скатится, а то и в подпол упадет, за мышкой охотясь. Нареченный Лином за сияющую шкурку и золотистые глаза, он быстро стал нелюдимому охотнику семьей. Подвижный, сначала по-детски неуклюжий, а потом все лучше и лучше владеющий своим телом – Лин с каждым прожитым месяцем все реже попадал в неприятности. По крайней мере, он не пытался задирать животных в два раза больше его самого или совать свой любопытный нос в кипящее варево. Но и на охоту с Койром он тоже больше не ходил. Слишком большим стал для того, чтобы на плече у человека сидеть. Да и оставлять его дома одного Койр тоже больше не боялся. Душа в душу жили они, но иногда накатывала на Лина меланхолия, и изрядно подросший дракончик начинал грустить. Сворачивался на своей кровати, которую ему Койр справил вместо гнезда, закрывался хвостом и печальными глазами смотрел на огонь в очаге. Это значило, что он снова пытался подняться в воздух. И у него снова не получилось. Порванное крыло срослось, но летать Лин не мог. Не держали его крылья в воздухе. Койр в такие дни прятал взгляд, а то и вовсе уходил из дома, чувствуя себя виноватым за собственную неуклюжесть. Надо было дракончика к лекарю отнести, чтобы тот правильно крылышко зашил. Но не привык Койр на других полагаться, не подумал про лекаря даже. Вот и корил себя с каждым разом все сильнее. За это и за то, что радовался про себя, что Лин его летать не может. Не улетит, значит, не бросит его.

Месяц шел за месяцем, жизнь была простой, но теплой и уютной. Койр с дракончиком разговаривал, сказки рассказывал, в детстве услышанные, а Лин в ответ жмурился от удовольствия и мордочкой в ладони утыкался, ластясь.

Но сегодня сердце с самого утра было не на месте. Давило нехорошим предчувствием так, что ни тропинок Койр не видел, ни зайцев, чуть ли не под руку лезущих. Тянуло домой вернуться, но он и так последний раз на охоту почти неделю назад ходил, дома есть почти нечего. А Лин, даром, что мал еще, рос не по дням, а по часам. С ужасом думал Койр о том, что делать будет, когда тот взрослым станет, но расставаться с малышом все равно не хотел. Прокормятся как-нибудь. В лесу полно пещер и укромных гротов. Станет дом мал – всегда можно найти другое жилье, побольше.

Домой он все-таки повернул. Когда совсем невмоготу стало, и сердце такой тоской вдруг взвыло. Шел торопясь, а потом вообще побежал, только растрепавшиеся волосы по спине били. А когда на поляну из леса вышел, так словно и умер.