Любовь вопреки (СИ)

========== Пролог ==========

- Господин Таюрис, проснитесь! Господин Таюрис! – слуга тряс молодого человека за плечо, пока тот не открыл мутные от сна глаза. – Господин, ваш отец срочно зовет вас в свой кабинет. Возьмите одежду с собой и скорее бегите. Он сказал, немедля ни секунды, одеться вы сможете потом.

Юноша тут же подхватился, мотнул головой, чтобы хоть немного привести мысли в порядок, и услышал какой-то странный шум и лязг за окном. Кроме шума, внимание его привлекло красно-оранжевое сияние, прорезающее ночную тьму, но смотреть в окно было некогда, если его зовет отец, значит, случилось что-то очень-очень серьезное, ведь барон Шор не замечал младшего сына последние два года, с тех пор, как не стало его старшего сына и признанного наследника Арчибальда.

Судорожно хватая одежду и сапоги, Таюрис продолжал размышлять о причинах, побудивших барона так срочно вызвать его к себе. Почти бегом продвигаясь по коридору в сторону отцовского кабинета, он решил было, что началась война, тем более что снаружи доносился шум, слишком похожий на сражение, но их имение располагалось далеко от границы и никакие войска просто не смогли бы незаметно проделать марш-бросок в несколько сот миль. Правда, последние три дня в имении находились два десятка воинов-наемников, зачем-то прибывших к ним по приказу барона. Зачем? Откуда? Сами воины молчали, как и барон, даже слуги не могли сказать ничего вразумительного, кроме того, что хозяин велел этих воинов кормить и ни в чем им не отказывать, даже если те потребуют подать к столу самые дорогие вина. Все это было в высшей степени странно, если не сказать страшно. И вот теперь – ночная побудка.

- Что случилось, отец?! – выкрикнул Таюрис, ворвавшись в кабинет барона Шора. Сам барон сидел за столом, глядя на его гладкую поверхность, словно ожидал что-то там увидеть. А еще в кабинете воняло жженой бумагой и еще чем-то очень едким.

- Заговор, сынок.

Столь простые слова, сказанные тихим голосом, заставили юношу уронить одежду на пол, не почувствовав даже боли от сапога, ударившего по пальцам правой ноги.

- Но при чем тут мы? Столица далеко, а к королевской династии мы не имеем никакого отношения.

Барон тяжело вздохнул, поднимаясь на ноги:

- Зато к заговорщикам я имею прямое отношение, и сейчас королевская гвардия штурмует наш дом.

- Что? Отец!

Крик младшего и, увы, единственного теперь сына был полон такой боли и отчаянья, что барон виновато склонил перед ним голову.

- Прости, если сможешь, сын. После гибе… казни Арчибальда, я сам себя потерял. И когда у меня появился шанс хоть как-то отомстить королю, я ухватился за него обеими руками, не подумав о том, что у меня остался еще один сын.

В том, что отец не вспомнил о нем, Таюрис не видел ничего странного. Он с детства привык к тому, что все внимание родителей всегда было приковано к старшему отпрыску и наследнику. Таюрис с рождения был лишь его бледной тенью, так что когда умерла от лихорадки жена, а потом сын, учась в столичной военной академии, ввязавшись в ссору и запрещенную законом дуэль, был казнен «за покушение на старшего офицера», это сломило барона Шора. И так никогда не обласканный сын оказался совершенно забыт. Его даже не отправили в академию, как всех детей знатных родов по достижении шестнадцатилетнего возраста. Сначала мотивируя это трауром по старшему наследнику, а потом, как подозревал Таюрис, отец просто забыл о нем. Даже встречаясь за обеденным столом, барон Шор смотрел на сына, как на пустое место, не видя и не слыша его. Сам же Юри страстно мечтал о столичной художественной академии, хотя и понимал, что эта мечта из разряда невыполнимых, поскольку обучение там стоило безумно дорого, а денег в баронстве было совсем немного. И вот теперь заговор.

- Как же так, отец? – Таюрис покачнулся и удержался на ногах только благодаря тому, что рядом оказалось кресло, за спинку которого он и ухватился.

Юноша, едва достигший восемнадцати лет, прекрасно знал законы королевства. Если участие барона в заговоре будет доказано, а судя по штурмующей их дом гвардии короля, оно уже доказано, то барон подлежит смертной казни, все его имущество отходит королевской казне, а родные, чье участие в заговоре не будет подтверждено, будут проданы в рабство с аукциона. Деньги, вырученные от продажи, опять-таки пойдут в казну.

- Я виноват перед тобой, сын. И попытаюсь в последние минуты жизни искупить свою вину, как сумею. Ты одевайся, а я пока расскажу, что надо будет делать.

Таюрис машинально потянулся к сваленной на пол куче и выбрал оттуда штаны, и, скорее по привычке, чем твердо понимая, что именно он делает, начал их надевать, слушая торопливую речь отца.

- Оставаться тебе нельзя ни в коем случае. Я дам тебе денег, немного, но на пару лет скромной жизни хватит. Отправишься в столицу, там легче всего затеряться. Найдешь работу секретарем или писарем, только не у дворянина, а у купца средней руки, или кого-нибудь вроде того. Лет десять тебе лучше не попадаться на глаза дворянам. В лицо тебя мало кто знает, благодаря домашнему воспитанию, но ты очень сильно похож на мать, и если слухи об этом дойдут до Ирдана Черного Дракона – начальника королевской тайной стражи, или, не дай Боже, самого короля, тебя ничто не спасет. Прошу тебя, будь благоразумен. Тебе всего шестнадцать, но…

- Восемнадцать, - машинально перебил барона Таюрис, застегивая пояс. – Месяц назад мне исполнилось восемнадцать.

Осознание того, что отец забыл о его возрасте, не так больно ударило по сердцу, нашлись проблемы посерьезнее, а вот у барона Шора слова сына вызвали слезы.

- Я даже этого не помнил… - закрыл лицо ладонями, барон замер на несколько мгновений, пережидая боль собственного бессилия, а потом решительно вздохнул, убирая руки и встречаясь взглядом с сыном. – Мне нет прощения, да я о нем и не молю. Я сожалею лишь о том, что так и не познакомился с собственным сыном, а теперь поздно. Возьми деньги, - барон протянул сыну пару увесистых кошельков. – В одном из них родовой перстень. Спрячь его хорошенько, вдруг однажды пригодится, а теперь идем, я открою для тебя проход, что выведет тебя в лес. Возле выхода тебя будет ждать верный мне человек с лошадьми. Он выведет тебя окружными путями к столице, а дальше тебе придется действовать самому.

Барон нажал на рычаг в виде старинного кольца для факела, и один из книжных шкафов отъехал в сторону, открывая черный зев тайного хода.

- Иди, - барон кивнул в сторону прохода, но Таюрис, сделав по нему всего три шага, вдруг остановился и обернулся к отцу:

- Идем вместе, отец.

На глазах барона вновь сверкнули слезы:

- Нет. Вдвоем нам не спастись. Я хотя бы так искуплю свои грехи в отношении тебя, сынок. Тем более что смерть моя будет быстрой. Я уже выпил яд, чтобы избежать пыток в допросных подвалах. Иди и берегись Черного Дракона. Говорят, он колдун, и я этому верю. Прощай, - и барон повернул кольцо, закрывая тайный ход, а затем, подхватив приготовленный заранее боевой топор, ударил им изо всех сил, обрубая рычаг, чтобы никто больше не смог воспользоваться тайным ходом. Медное кольцо тут же полетело в камин вместе с топором. Дырка, оставшаяся на стене, была прикрыта сдвинутой в сторону оконной шторой, давая беглецу еще немного времени.

Из последних сил барон попытался дойти до стола, но перед глазами вдруг потемнело, зато где-то совсем рядом раздался смех супруги, зовущей его по имени.

- Иду, мои дорогие, - прохрипел барон, делая последний шаг навстречу жене, протягивающей к нему руки, и улыбающемуся старшему сыну.

Когда королевские гвардейцы во главе с начальником королевской тайной стражи, называемым за глаза Черным Драконом, ворвались в кабинет барона, он лежал на полу, глядя в потолок остекленевшими глазами. Суд людской над ним теперь был не властен, а Божьего он не боялся, судя по улыбке, навсегда застывшей на его лице.

Граф Ирдан Барк, которого в королевстве боялись похлеще короля, зло зашипел и приказал обыскать весь дом, но никого, кроме горстки перепуганных слуг, так и не нашли. Никто из них не знал, куда делся наследник барона, хотя его кровать еще хранила тепло человеческого тела. Один из слуг, правда, быстро вспомнил, что проводил парня в кабинет хозяина перед тем, как гвардия все же ворвалась в дом, но когда и куда он делся потом, так и осталось загадкой.