Разными бывают утра (СИ)

Просыпаюсь я мгновенно, словно кто-то за веревку выдергивает меня из сна в бодрствование. Прислушиваюсь. Не открывая глаз, шарю рукой слева от меня. Потом, на всякий случай, справа. И никого не обнаруживаю. Неужели?..

- Урррра! – ликующе шепчу я и скатываюсь с кровати.

Несмотря на похмелье, настроение у меня преотличное. Ну еще бы! Я! Проснулся! Один! Да это же просто праздник! Вот права была Славка, ой права! Надо в правильные места развлекаться ходить!

Бодро шлепаю в ванную, сияя лучистой улыбкой, и подмигиваю унитазу, как старому доброму другу. Врубаю в душе воду на всю катушку и, захватив с собой пасту и зубную щетку, ныряю под тугие прохладные струи. В душе все поет и пляшет, и я тоже что-то напеваю и приплясываю, поскальзываясь и хватаясь за стены.

Ну до чего же может быть отличным настроение, если ты проснулся один! Чудно как, а? Ведь еще год назад для меня такое утро было настоящей катастрофой – как же так, чтобы я, да и никого не снял на ночь?! Вот ведь как жизнь повернулась. Передом, наконец-то! Славке надо будет шоколадку купить, ага. А может и на целый букет расщедрюсь, о как!

Сейчас вот домоюсь, потом кофе-покурить, а потом завалюсь перед телеком и буду до обеда тупо смотреть все подряд. Ка-а-айф! И не надо судорожно вспоминать имя случайной подруги. Не надо срочно придумывать предлог, куда бы это смотаться, чтобы и она тоже поскорее убралась из квартиры. Не придется мне сегодня снова искать способ не дать ей номер своего мобильника и с чистой совестью «потерять» клочок бумаги, на котором будет нацарапан ее номер. Как говорит Вадимыч: просто пестня!

В последний раз поскользнувшись, но устояв на ногах, я выпрыгиваю из ванной и, прихватив с собой полотенце, прям в чем мать родила чешу варить себе кофе.

Неладное я чувствую почти сразу в форме запаха подгоревшего хлеба и яичницы. Еще ни разу не встречал, чтобы хлеб подгорал по собственной воле. Не бывает такого! Значит, его кто-то того – подгорел. Бля…

Полотенце намотать на бедра и нерешительно, одним глазком, заглянуть в кухню. И охуеть.

- Доброе утро. А я тут вот… я…

В моей рубашке, с голой жопой и с вилкой в руках ко мне всем корпусом поворачивается мужик и смущенно улыбается. Ну как – мужик, допустим, не мужик вовсе, а сопляк какой-то. Но сам факт!

Я молчу и пялюсь на него в оба глаза. Он тоже молчит. Я судорожно цепляюсь за полотенце. Он – в вилку эту свою, то есть мою. Глазищами лупает и уже не улыбается, а испуганно так смотрит, словно я его сейчас убивать буду. Да это я сейчас себя убивать буду! А потом и Славку-дуру!

«Пойдем с нами, - говорит, - Костик. У Ленинки юбилей, так мы своим узким коллективом библиотекарш отметим, потрендим о высоком, винчика попьем, и разойдемся, - говорит, - по домам. А ты хоть нашу женскую компанию собой разбавишь, да и отдохнешь от похождений. Снимать-то у нас некого!»

Посмотрела бы она сейчас на это «некого»! А я бы на нее посмотрел!

- Ты кто? – спрашиваю, лихорадочно пытаясь восстановить в памяти вчерашний вечер. Вечер не восстанавливался ни в какую, чтоб его.

- М-митя я, - лепечет это «некого», а глаза его становятся еще круглее и испуганнее.

- Ты откуда взялся, Митя?

- Из Ленинки…

Ясен пень, что из Ленинки! Сюда-то ты как попал? Я бы заорал на него в голос, да только больно вид у него пришибленный, а ну как возьмет и в обморок грохнется от переизбытка эмоций? Такие вот… приблудные – они очень уж пугливыми бывают. Проблем от них больше, чем удовольствия. Обидно только, что удовольствия как такового я и не помню. Может, не было ничего? Как бы это потактичнее выяснить?

Улыбаюсь. Доброжелательно улыбаюсь. Приблудный Митя начинает пятиться к окну, выставив перед собой вилку, как средство обороны. Поздно, милый, обороняться-то. Вчера надо было думать…

А мне надо было меньше пить. Спрошу при случае, что ж за винчик такой глушат милые библиотекарши, что я после него вспомнить нихрена не могу. Занятный, наверное, напиток. Жоржета хвасталась, что сама его делает. На балконе.

Так, стоп! Жоржету помню. Точно помню! Эта старушенция – Славкина начальница – весь вечер меня от себя не отпускала, все подливала да закусочки подкладывала. Кажется, мы с ней даже на брудершафт пили, а потом целовались под громкие аплодисменты Славки и ее коллег. Сколько ж ей лет? Не-ет, братцы, это уже диагноз, если мне пофигу – где, когда и с кем. Лечить меня пора. Брома попить, что ли? Или чем там поили в войну солдатиков, дабы приглушить их либидо?

Меня бросает в холодный пот, потому что мысли о либидо каком-то непостижимым образом вывели меня на Митю.

«Митенька, внучек мой, - с гордостью представляет Жоржета мне нечто худосочное и стеснительное. – Взял бы ты над ним шефство, Костенька. А то совсем же мальчик из дома не выходит…»

Похоже, что шефство я взял. Так сказать, принял из рук в руки. Жоржета, эта Железная Ледя, которую уже пятый год никак не могут спровадить на пенсию, мне вырвет яйца и скормит мне же. Радужная перспектива, ничего не скажешь. Но зато решит проблему моей блядовитости. Кардинально и навсегда. Можно ли засчитать это в плюсы? Сомневаюсь. Он хоть совершеннолетний?

Мне все больше нехорошеет. Не хватало только отыметь несовершеннолетнего девственника – любимого единственного внука Георгины Павловны. Славка-то куда смотрела? Как же она не уследила? Ведь обещала же, что мне будет некого!

Со сковородки потянуло дымком.

- Ты питаешься горелками? – спрашиваю, глядя, как в дополнение горелым тостам догорает и яичница. Вообще-то, я хотел уточнить, сколько лет этому Митеньке, и было ли у нас что-нибудь. Но это терпит. Я ж не изверг. Пацан, похоже, уже и так проклял ту минуту, когда со мной познакомился. Не добивать же его теперь этим последним вопросом.

Он перестает таращить на меня свои глазищи, говорит «Ой!» и бросается к плите. А я смотрю на него и понимаю – было. Да и не сомневался я, но несколько мгновений надежды мог ведь себе позволить? Эх, Митенька, тебя-то как угораздило, «тепличный» мальчик?

Наблюдаю за тем, как приблудный мой Митенька пытается спасти наш завтрак, и до меня всецело доходит весь ужас сложившейся ситуации. Плохо не то, что Митенька – парень. Это даже неплохо. Это значит, что месяца через три он не позвонит и не скажет жизнерадостным голосом: «Котик, я, кажется, беременна!» - старательно маскируя свою радость под волнением и испугом. Плохо то, что он, судя по всему, парень-девственник. Ну, или был им до нашего знакомства. И возможно, несовершеннолетний. И я не могу помахать ему ручкой и указать на дверь, потому как не хочу, чтобы в обозримом будущем мое либидо работало на благо отечественных зэков, очень не хочу. А еще плохо то, что это не случайный мальчик из ночного клуба, а внук Жоржеты и знакомый Славки. Но самое паршивое, что мальчик не сбежал, как только продрал свои глазенки этим утром, а поперся мне завтрак готовить. Понравилось, значит!

Я ничего не помню, а ему понравилось! Это только я могу так влипнуть! И раз он все еще тут, не значит ли это, что на продолжение надеется-напрашивается? Ну и попал ты, Котик!