Ни пуха, ни пера (СИ)

«Не трясись ты так, Поттер! Это в любом случае не может быть сложнее, чем одолеть Темного Лорда. Помни, что ты герой и гриффиндорец. Все получится.

И, как говорят магглы, ни пуха, ни пера тебе, Гарри.»

— К черту, — вслух ответил Поттер, закончив читать послание, и слабо усмехнулся.

Сам он был абсолютно уверен, что одержать победу над Волдемортом было значительно проще, чем сдать Т.Р.И.Т.О.Н.ы по зельям на достаточно высокую оценку. У него нет никаких шансов, и теперь можно с уверенностью сказать, что отныне дорога в аврорат для Гарри Поттера закрыта.

На самом деле Гарри еще надеялся на что-то до того, как не узнал, кто именно от Министерства будет присутствовать на экзамене.

О мистере Липмене рассказывали выпускники, о нем шептались профессора, а МакГонагалл поджимала губы при взгляде на министерского проверяющего. А еще он не нравился Перси, который считал того зашоренным бюрократом и если уж о ком-то так отзывался такой человек, как Перси Уизли, то дело и впрямь труба.

У Гарри не было надежды и он почти смирился с этим, как бы обидно ни было.

Но даже вопреки такой скорой и безрадостной судьбе, полной рухнувших надежд, и провалу на экзамене, у Поттера еще оставались люди, которые его поддерживали. Гермиона принесла ему множество книг, Рон подбадривал, как мог, Джинни, начитавшись каких-то маггловских примет, обещала от души ругать своего несостоявшегося парня, а Дин собрал целую команду поддержки, с которой во главе планировал в ночь перед сдачей орать из окна Гриффиндорской башни «халява, приди».

А еще у Гарри был тайный воздыхатель, который тоже не жалел для него слов поддержки. И от этой поддержки на сердце становилось тепло и сладко, даже вопреки тому, что писал Поттеру парень.

Эта переписка началась где-то в начале последнего, послевоенного учебного года. Неизвестный внезапно начал заваливать Гарри письмами с безликими, школьными совами, так что Поттер никак не мог вычислить своего анонимного обожателя.

Впрочем, надо сказать, что не все эти письма были похожи на любовные послания. Честно говоря, после своей победы Гарри обзавелся прорвой неизвестных фанаток и был уверен, что знает абсолютно все о любовных письмах. И с высоты своих знаний Поттер мог совершенно точно сказать — большая часть этих непонятных посланий были похоже на что угодно, но не на страдание или обожание очередной поклонницы. И, видит Мерлин, как Гарри был этому рад!

От любовных писем людей, ничего о нем, настоящем Гарри Поттере, не знающих, его уже тошнило.

Этот человек знал Гарри. И иногда казалось, что этот Гарри его просто невыносимо раздражает, даже бесит. Но и в этих посланиях было столько эмоций, намешанных на симпатии, недовольстве, надежде и отрицании, что Поттер просто не мог остаться равнодушным.

Сначала Гарри терялся от этих писем. Они то смущали его, то бесили, то… то волновали. И последнее очень быстро начало беспокоить Поттера больше и отзвуков прошедшей войны, и сложностей последнего учебного года, и всего этого нездорового внимания вокруг него.

Гарри по десять раз перечитывал все послания, пытался вычислить своего загадочного Анонима, примеривал заученные из писем слова к разным людям и раз за разом терпел неудачу. Но чем больше Поттер думал об этом загадочным человеке, тем более необходимым он становился для Гарри.

Минули первые полгода, и Гарри поймал себя на том, что каждое утро с нетерпением ждет свои письма, а вечерами, за задернутым пологом, с нелепым, на его придирчивый взгляд, излишне девичьим трепетом их перечитывает. Этот проклятый Аноним стал необходим Поттеру больше, чем друзья. Это было глупо и постыдно, но это было правдой. В манере речи, в несколько резковатом способе выражения чувств, в язвительных подколках и от того еще более ценной нежности было что-то такое, что дотягивалось до самого сердца Гарри и не позволяло ему остаться равнодушным.

И Поттер не смог.

Хуже всего было то, что он никак не мог вычислить своего тайного поклонника. Никто из его знакомых не подходил под сложившийся по письмам образ в голове, а школьных сов было невозможно отследить. У Гарри не было обратной связи, и он никак не мог дать знать своему нерешительному Анониму, что вполне готов хотя бы попробовать ответить на его чувства. Даже вопреки тому, что они не были знакомы лично. Даже вопреки тому, что оба являлись парнями. Поттер с поистине гриффиндорской решимостью был готов на все, но… у него не было для этого никакой возможности.

Год неумолимо подходил к концу. Гарри был абсолютно уверен, что вместе с его окончанием закончатся и все эти письма, без которых он себя больше не представлял. И это пугало чуть ли не больше предстоящих Т.Р.И.Т.О.Н.ов. И, да, провальному экзамену по зельям. Скорое расставание с совершенно незнакомым ему человеком было для Гарри даже более мучительным, чем крах многолетней мечты.

И ни с одной из своих проблем Гарри Поттер не мог ничего поделать, каким бы троекратным героем не считал его весь магический Мир.

*

Перед дверьми в экзаменаторскую собралась приличная толпа. Кто-то штудировал учебник, кто-то листал лекции и даже те, кто старательно прятал магические шпаргалки во все мало-мальски возможные и удобные места. А еще некоторые блаженные, кто со словами «перед смертью не надышишься» делали беззаботный вид, предаваясь безделью. Но единственное, что объединяло и первых, и вторых, и третьих, и даже четвертых — напряжение в ожидании одного из самых сложных экзаменов.

За тяжелыми дверями высокая комиссия принимала Т.Р.И.Т.О.Н.ы по зельям.

Гарри метался между теми, кто еще пытался что-то прочесть в учебнике и теми, кто старался расслабиться и сделать вид, что совершенно не переживает о предстоящем экзамене. Вранье. У Гарри чуть ли не ноги тряслись в ожидании! Тот же Рон намного больше него преуспел в попытках сделать вид, что предстоящая сдача его не волнует. Хотя, если говорить начистоту, у Рона было еще меньше шансов.

На самом деле, не трястись под этими дверями могли только два человека — Гермиона Грейнджер и Драко Малфой. Но если первая все равно нервно листала учебник, Малфой с независимым видом топтался в стороне ото всех, даже не пытаясь что-то повторять. И это было неудивительно — у него были все шансы сдать экзамен на «Превосходно».

Гарри с плохо скрываемой завистью глянул в сторону Хорька и, не сдержавшись, тяжело вздохнул. Везет же ему.

Нельзя сказать, что они все еще были врагами. Вообще-то, вряд ли у них были шансы остаться ими после всего, что произошло. Драко даже нашел в себе силы подойти к Гарри после летнего суда, в котором Поттер выступал на стороне защиты их семейства, и поблагодарить за все. Гарри, признаться, этого не ожидал и был весьма тронут.

Но на этом их общение и ограничилось.

Впрочем, пожалуй, в этом году у Малфоя вообще не задалось общение с кем-либо. На Слизерин после войны доучиваться вернулось не так много человек, так что из всех его друзей в этом году остался только Блейз Забини. Все же остальные общаться с бывшим Пожирателем не хотели. Не то, чтобы Драко травили в школе, но… в общем, не ощущать этого напряжения Малфой явно не мог.

Хотя даже вся эта враждебная атмосфера не помешала Драко вернуться и доучиться последний год. И Гарри, если честно, втайне уважал Хорька за это.

Откуда-то Гарри знал о Малфое больше, чем ему хотелось бы. Он знал, что родители того уехали из страны, и Драко предстоит в одиночку заниматься семейными делами и содержать поместье. Знал, что у них с Асторией Гринграсс, слизеринкой на два года младше, была заключена помолвка, но эта договоренность была расторгнута перед судами. Гарри даже знал, что Малфой какое-то время собирался подавать документы в Академию Целителей, туда же, куда целилась и Гермиона, но почему-то кроме зелий и Чар сдавал еще и маггловеденье.

Поттер понятия не имел, откуда знает все это о Малфое. Что-то услышал, где-то заметил, оставил зарубку в памяти, спросил украдкой… Они больше не были врагами, Гарри незачем было все знать о Хорьке, как надо было на шестом курсе, но выпустить Драко из поля зрения Поттер просто не мог. А еще ему было чертовски интересно, зачем Малфою маггловедение, но подойти и спросить Гарри, разумеется, не мог.