Блеск в его глазах (СИ)

Генри никогда ранее не испытывал подобного. Нет, конечно, в школе у него были кратковременные влюблённости, но то было свидетельством детской наивности. Ни один прошлый случай не мог быть равным сегодняшнему.

Это пугало.

Узнав вчера о больной Венди Дарлинг, что только доказывала смерть острова, мальчик желал помочь Пэну вовсе не потому, что хотел быть героем. Нет, это всего лишь формальность. А признаться самому себе в настоящей правде было крайне тяжело. Всё, что он мог делать — запоминать каждую секунду, проведённую с Питером.

Это было чертовски, чертовски неправильно. Запретно. Странно. Но, быть может, именно поэтому Генри влюбился в вечного подростка с дьявольски зелёными глазами, уста которого так сладко произносили ложь, что пропадало всякое желание искать верные ответы. Только слушать, только смотреть на Пэна. Потому что другого выхода у Генри не было.

Это была ловушка, из которой не выбраться без чьей-либо помощи.

Порой ему начинало казаться, что Питер и сам прекрасно знает, что чувствует мальчик, пользуется этим для своих личных целей. Ведь его рассказы, насыщенные всевозможными скрытыми психологическими уловками, всё же имели брешь: подобные методы напоминали прошлую Реджину, когда та ещё оставалась Злой королевой. Но теперь Генри не тревожил, не обижал факт лжи. Он с лёгкостью прощал ему это и, порой не сдерживаясь, судорожно выдыхал, когда хозяин Неверлэнда словно случайно соприкасался с его рукой, передавая тому своё тепло, когда ненавязчиво приближался так, что можно было рассмотреть в мельчайших деталях лицо парня, являющееся, по мнению Миллса, изумительным объектом для художников и скульпторов.

Как же жаль, что Генри не имел дара к рисованию. Иначе бы он не упустил ни момента, чтобы не запечатлеть на пока чистом пергаменте Питера. Но, будь то и осуществимо, мальчик бы всё равно делал это втайне от самого Пэна, слишком опасаясь его реакции.

Он пытался удовлетворять себя, когда все погружались в сон, но это спасало лишь на короткие мгновения. Приятные лишь в момент забвения.

Ему нравилось это делать у большого дуба на самой окраине лагеря. Одной рукой оперившись о ствол, другой же медленно водя по самому чувствительному органу, отчаянно пытаясь поверить в то, что это сжимает его член Питер, а не он сам. Тишина ночи помогала постепенно сосредоточиться на изображении его лица в голове, и Генри едва слышно простонал, предчувствуя скорое наступление очередного оргазма.

Иногда ему было мало одного раза за ночь. Иногда днём Питер слишком долго смотрел на него, вынуждая того отводить взгляд, дабы случайно не захотеть его прямо среди всех этих Потерянных мальчишек.

Интересно, с ними он так же обращается, как и с Генри? Невольно хотелось думать, что он действительно особенный для Пэна.

Очередной выдох слился с другим.

Генри вздрогнул и резко распахнул глаза, даже не пытаясь скрыть свой испуг. Он был слишком уязвимый сейчас.

— Я помогу тебе. Хочешь? — без тени насмешки или презрения почти одними губами прошептал Питер, склонившись над застигнутым врасплох мальчиком. Хотя, возможно, уголок губы юноши всё же дрогнул в лёгкой полуулыбке. Генри не знал наверняка: было достаточно темно.

И не думая давать Миллсу время на ответ, хозяин Неверлэнда поднёс свою ладонь к его застывшей у головки члена руке и мягко накрыл своей. Несмотря на лёгкий ночной ветер, кожа Пэна не была холодной, а, наоборот, почти равной его собственной температуре. До этого Генри успел сильно возбудиться.

И сейчас это никуда не ушло.

Хотелось что-то сделать или сказать, но Генри так и был во власти двух существ: страха и страсти. Они совершенно разные, но всё же сочетаются вместе.

Первым из всеобщего оцепенения вышел Питер. Резко сжимая его ладонь, вызвав тем самым тихий стон Миллса, он с шумом втянул воздух и, ещё на пару секунд замерев, принялся в буквальном смысле давать направление Генри. То резко, то мучительно медленно водить по вставшему органу, при этом с каким-то сосредоточением глядеть на его обладателя.

Но делать это не напрямую Пэну быстро надоело. В конце концов, парень резко убрал руку Миллса и обхватил своими длинными пальцами сам его пенис. В это мгновение в голове Генри пронеслась мысль о том, что именно об этом десятью минутами ранее были его фантазии. Такие грязные и извращённые, совершенно не подходящие для двенадцатилетнего мальчика.

Он кончил быстро. Но нега длилась значительно дольше, чем во все предыдущие разы, без него.

Постепенно вдохи и выдохи становились не такими частыми и хриплыми. Всё равномерно успокаивалось внутри мальчика, но глаза он так и не решался открыть. Ему было страшно. Снова. Вот только теперь он опасался, что никакого Питера здесь и в помине не было.

Лишь иллюзия острова.

— Это будет наш общий секрет, Генри, — тихо произнёс Пэн, и Миллс наконец поднял дрожащие веки, почувствовав, как приятная дрожь прошлась по всему телу.

Он здесь. С ним.

Их взгляды снова встретились, но на этот раз Генри не отвёл глаза в сторону. Больше он не чувствовал между ними ту неизвестность. Хотя даже сейчас та до конца не ушла.

Питер оглянулся. В отличие от мальчика, он не выглядел напуганным.

Прежде чем хозяин Неверлэнда направился прочь, Генри успел заметить странный блеск в его глазах, созданный то ли из-за вышедшей из тёмных облаков луны, то ли вследствие другого, знакомого самому Миллсу чувства.