Сороковые... Роковые (СИ)

   -Сяргей, хади сюды! - позвал Гриня Гончарова к двум пожилым мужчинам. - От, это твой Сяргей, а это твой Андрей - сыны, значить, Пелагеины!!

   Гончаров замер, смотря на свою более пожилую копию, его сын - старше отца - тоже не мигая смотрел на него... и одновременно оба шагнули навстречу друг другу.

   Стеша подозвала Евдокию.

   -От Игорь, наша дочка, Евдокия, як твою бабушку назвала.

   -Ба! - оглянулся Игорь. - Иди сюда, знакомься с тезкой!

   Две рослых, похожих Евдокии обнялись, а Игорь удивленно уставился на другого Игоря:

   -Ух ты, совсем как я в двадцать лет!

   Стеша шепнула на ухо:

   -Правнук ведь твой!!

   Игорь завис, осмысливая, а правнук облапив его, попытался покрепче сжать.

   -Ха, шпендель, не на того напал!! - ухмыльнулся прадед.

   -Знакомое такое слово!! - точно так же отзеркалив ухмылку, проговорил правнук.

   -Однако, уважаю! - Одинаковые Игори пришлись по душе друг другу.

   Гончаров уже обнимал второго своего сына - Андрея, сожалея, что его славная девочка не дожила до встречи. Гринька вцепился в Варю, цепко углядев её небольшой животик, громко зашептал в ухо:

   -Ай это тебе Виллов подарок остался?

   Она кивнула.

   -Ух ты, а он ведь у нас тута был... у катором годе, Панас?

   -В две третьем! - не отрываясь от Шелестова, сказал тот.

   Данька тоже попал в крепкие объятья Василя.

   -Ты Варюшин сын, и мы воон с тем суетливым дедом её мамушкой своей считаем.

   Варин ребенок потрясенно проговорил:

   -У меня нет слов! Какое счастье, что вы живы!

   И был в Березовке Великий День для Крутовых, Степаниды, братьев Гончаровых, Матвея - сколько было радости пополам со слезами.

   Теплая погода позволила собраться на улице, у Грини во дворе, возле цветущей вовсю сирени. Первый тост был конечно - за встречу!!

   У всех перехватывало горло, когда кто-то начинал говорить, Ищенко постоянно трубно сморкался.

   -Николаич, ты никак простыл? - поинтересовался Василь.

   -Не, Василек, я от полноты чувств, слезы душат - никогда не думал, что так могу рассиропиться.

   Третий тост - встали, молча выпили и минут пять сидели не разговаривая.

   -Ох, сколько тогда полегло, всех не перечесть, после войны вот поуходили, время бежит, знали бы вы, как мы вас ждали, верили и не верили, что увидимся. Леший вот всегда говорил, что вы появитесь, а я уже и сомневаться начал, - негромко говорил Панас, - лет-то прошло, целая жизнь.

   Сначала говорил кто-то один, а потом как-то незаметно разделились.

   Панас уцепил своего главного по диверсиям - Шелестова. Они оживленно перебирали те стародавние операции. Игорь не отпускал от себя Стешу, Гриня успевал везде, Гончаровы серьезно рассказывали Сергею про свою мам-Полю, он слушал молча, удивляясь, как его маленькая хрупкая девочка смогла вытянуть двоих детей. Мужики не скрывали, что Андрей-приемыш

   -Какая разница, приемыш или нет, вы оба Пелагеины - значит, и мои!!

   Игорю и Сергею называли своих многочисленных родственников - они оба были в растерянности, оказывается, от их детей внуков и правнуков народилось прилично.

   Бабуля Игоря и её правнучка - обе Евдокии оживленно беседовали, прабабка была совсем на немного старше правнучки.

   Матвей и Костик посмеивались, вспоминая свое житье сначала у Лешего, а потом в партизанском отряде, а Варя... она не скрывала слез, слушая рассказ Грини и Василя о приезде Герберта с сыном и Паулем Краузе сюда.

   -Варь, он все такой жа сухостой, як ты его называла, только ходил тяжело, с палочкой. Уставал быстро, а сынок совсем на няго не помахиваеть, для тебя он Василю толстое письмо оставил, тужил, что не дотянеть ешче десять лет.

   Варя совсем закручинилась, выручил Данька - принес из машины большой пакет с фотографиями, и пошли они по рукам, деревенские замирали, вглядываясь в себя, таких молодых и далеких, в своих ушедших или погибших друзей.

   Гончаровы сидели неподвижно, рассматривая свою совсем молоденькую маму.

   Стеша опять плакала - на фотографии они с Игорем счастливые, задорные, молодые.

   Матвей любовался своим батькой - Лешим.

   Гринька восклицал:

   -О, от то Ефимовна, дед Егорша, э-э, а это ж мы с Василем, у котомке точно Артемихины кастрюли, до тебя, Николаич, шли-то. О, и Ядзя есть? Ейный Казик посля войны заявился - Герой Советского Союза, забрал её у Москву, там и скончалася твоя, Варь, хозяюшка.

   Гриня знал про всё и про всех.

   Панас посмеивался:

   -Это вам не довелось деда Никодима увидеть, от был, как ты Игорь скажешь - шпендель.

   Зашли две женщины, примерно Вариного возраста, одна была удивительно похожа на Василя, только цвет глаз другой:

   -Это наши с Василем сестры, батька посля войны оженился - мы были не против, я вот, - Гриня почесал макушку, - я вот раньше батька, это самое.

   -Женился что ли? - захохотал Ищенко. - В пятнадцать, поди?

   -Не, у сямнадцать!

   -Ты прямо как девка-перестарка, боялся, что не возьмут, что ли? - съехидничал Игорь.

   -Да видишь ли... - Гриня опять запнулся.

   -Да у Агашки пузо на нос полезло, - продала его Стеша.

   -Силен! - покачал головой Гончаров. - Ай да Гриня!! А ты, Василь?

   -В тридцать! - кратко ответил он.-А Гринька в тридцать пять дедом стал.

   Посмеялись, пошутили над Гринькой, потом всей компанией провожали Панаса, у него остались ночевать Толик и Иван Шелестов с женами.

   Гончаровы забрали своего молодого батю, пошли в свою хату, что была у них летней дачей, а по дороге Сергей запнулся... ему навстречу шла... его Полюшка, только повыше ростом и покрупнее, и не было у неё косы.

   -Это кто?

   -Это наша учителка, Аннушка, мамы нашей внучатая племянница, мы все время ею любуемся. Она изо всей родни многочисленной одна в неё пошла.