Вторая любовь

— Как я поднялась наверх? — спросила она сдавленным шепотом.

— Мы внесли тебя в лифт. Ты потеряла сознание.

Дороти-Энн нахмурилась, и воспоминания нахлынули на нее. Фредди. Его самолет исчез с экранов радаров.

Она вгляделась в встревоженное лицо Венеции.

— Он просто пропал без вести! — горячо сказала Дороти-Энн. — Фредди только пропал.

Ее темнокожая подруга постаралась улыбнуться.

— Я знаю, солнышко, — успокоила она, промокая полотенцем, смоченным в холодной воде, лоб Дороти-Энн, — знаю. — Венеция обернулась и кивнула человеку, стоящему в ногах кровати, тот подошел ближе.

Дороти-Энн, нахмурившись, взглянула на него. «Я никогда его раньше не видела».

— Кто… это?

— Это доктор Нури. Он врач нашей фирмы и даст тебе успокоительное. Тебе нужно беречь силы и постараться уснуть.

Дороти-Энн отвернулась. «Доктор нужен не мне», — мрачно подумала она, представляя изуродованное, изломанное тело Фредди, лежащее в каком-нибудь глубоком ущелье под завывания бурана.

Она едва ощутила укол иголки в руку. Молодая женщина повернулась к Венеции.

— Прием…

— Шшш, — мягко убаюкала ее Венеция, прикладывая ко лбу Дороти-Энн мокрое полотенце. — Все отлично. Дерек Внизу присматривает за всем вместо тебя.

— Я испортила церемонию открытия.

— Малышка! Немедленно прекрати!

Дороти-Энн начала ощущать действие успокоительного. Ее веки вдруг отяжелели, и она едва могла держать их открытыми.

— Дети, — сонно пробормотала она, глотая слова. — Надо позвонить няне Флорри… Они не должны узнать об этом по телевидению… или из газет…

— Я об этом позабочусь.

Действительность уплывала от нее.

— Им надо сказать… прилететь сюда… первым же рейсом…

— Считай, что все сделано, — сказала Венеция, но Дороти-Энн уже не услышала. Голос негритянки звучал глухо и, казалось, шел откуда-то из-под воды. Тяжесть заставила Дороти-Энн опустить веки.

И когда снотворное принесло сон, он вернул ей Фредди.

Возможно, это было воспоминанием. Или всего лишь сном. Она не знала. Но они вдвоем корчились и дергались под далекий четкий ритм, а потом вдруг, как это бывает в снах, очутились на битком забитой танцплощадке, и непрерывная музыка взрывалась мучительными, отупляющими аккордами.

Народу было так много, что толпа, казалось, обнимает их. Над головами медленно вращался зеркальный шар, повсюду рассылая плывущие блики, потом мигнули разноцветные огни, и ослепляющие прожектора осветили всех, заставив застыть, как в стоп-кадре.

Они очутились в респектабельном танцевальном клубе, и музыку она узнала — конец семидесятых, начало восьмидесятых. Диджей держал руку на пульсе толпы, и одна захватывающая мелодия диско незаметно переходила в другую.

Все отдавались музыке, размахивая поднятыми руками, словно впавшие в экстаз молящиеся. Жара и пот смешивались со всепоглощающей вонью амилнитрата и этил-хлорида, и время от времени она ловила взгляды высокого парня с обнаженной грудью, пребывающего в своем собственном мире, танцующего таинственное соло с двумя гигантскими японскими веерами.

Сны могут носить отпечаток невероятных фантастических сублимаций и самых странных реальных вещей. Двигаясь в танце, Дороти-Энн поняла, что она в том самом темно-синем деловом костюме, белой шелковой блузке и легком шерстяном пальто, что были на ней в день их первой встречи с Фредди на продуваемой ветрами крыше строящегося здания в Чикаго. И он, как это ни абсурдно, был в той же грязной майке и джинсах «Ливайс 501», отлично подчеркивающих его мускулистые руки и тонкую талию.

Совсем не клубная одежда.

Неважно.

Темп нарастал, танцоры вокруг толкались и прижимались теснее, подталкивая их друг к другу. Фредди улыбнулся ей, обозначились морщинки в уголках глаз, и он что-то говорил, но шум съедал его слова и лишал ее возможности услышать их.

Они танцевали, и Дороти-Энн ощущала его растущую эрекцию при каждом движении его живота. Сначала она смущенно оглянулась, но окружающие были слишком заняты собой, чтобы что-либо замечать.

И тогда их движения стали еще более эротичными. Это уже был не танец, а воплощенная сексуальность. Каждое их движение вызывало отклик плоти, сумасшедший, порнографический ритуал, воплощенный в хореографии.

Она ощутила, как увлажнилось ее лоно. Им только и оставалось, что заняться любовью прямо здесь, посреди танцплощадки.

И вдруг, казалось, все перестали существовать. Словно они остались одни, а остальные превратились в безразличных свидетелей.

Фредди подтолкнул ее к себе и прижал. Взял ее руку и направил к своему члену.

Дороти-Энн ощущала под пальцами его напрягшуюся плоть, но они продолжали свой сексуально заряженный танец. У нее вдруг пересохло во рту, и она едва могла дышать.

— Достань его! — проговорил Фредди, и его слова тут же поглотили басовые звуки ударной установки, но Дороти-Энн смогла читать по губам.

Женщина посмотрела на него широко открытыми глазами, потом протестующе огляделась вокруг.

Мужчина покачал головой.

— Забудь о них! — с нажимом выговорил он. — Они не заметят!

Минуту она колебалась, потом ее пальцы расстегнули металлические пуговицы, и рука скользнула в ширинку.

Упругая длина его великолепно тяжелого горячего пениса говорила о полной готовности. Она обхватила фаллос у основания и попыталась освободить из узкой джинсовой тюрьмы.

Он почти выпрыгнул ей в руку.

И снова этот танец в сновидении совершил невозможное: ее юбка и трусики вдруг перестали быть помехой, и его член устремился к ней, словно жалящая змея. Дороти-Энн зачарованно вскрикнула, когда он вошел в нее.

Сначала она ощутила себя онемевшей, парализованной, а потом ее лоно раскалилось, словно печка.

Теперь их танец превратился в подлинное безумие. Дороти-Энн обо всем забыла, словно язычница, возносящая молитву Приапу [4], соединенная с Фредди его мощным двигающимся пенисом.

Никогда раньше она не испытывала такого горячего желания достичь цели. У нее кружилась голова. Это казалось блаженством — одновременное радостное возбуждение и агония, и ее сексуальный голод не знал границ. Она больше не слышала музыки, только ощущала ритм их тел, двигающихся в потрясающем синкопе.

И потом наступил этот момент. Первый оргазм заставил ее воспарить. Каким-то образом она обвила ногами его талию и отчаянно цеплялась за него, отклоняясь назад, пока ее волосы не коснулись пола, их дергающиеся тела слились в единое целое.

Сильные скользящие толчки участились, сотрясая и заставляя дрожать все ее тело. Дороти-Энн закрыла глаза и вскрикивала при каждом мощном ударе. Она уже чувствовала, что ее вот-вот накроет следующая приливная волна, которая поглотит ее полностью, и женщина подумала, что наверняка умрет.

Жизнь, смерть, вечность! В виражах страсти мечты и загадки Вселенной обнажились во всем своем великолепии. Ответы были здесь, в семенах жизни, которые он оставит в ней!

Дороти-Энн восторженно подумала, что этот великий акт, пребывающий вне времени, может длиться вечно, без конца.

«Прошу тебя, Господи, — взмолилась она, — не дай ему остановиться».

Но прежде чем из горла Фредди вырвалось рычание, он вышел из нее, мягко, но твердо снял ее ноги со своей талии, поднял женщину и поставил на пол.

Дороти-Энн смотрела на него обиженно и смущенно. Она не понимала, что произошло. Почему он захотел остановиться? И почему так рано?

— Я должен уйти, — мягко отталкивая ее, произнес Фредди.

Она была потрясена. Не могла в это поверить. Они едва начали!

— Не уходи, — взмолилась Дороти-Энн. Теперь, когда он покинул ее лоно, ужасная режущая боль раздирала ее. — Прошу тебя, Фредди, останься со мной!

— Я не могу. — Он все отступал назад, ввинчиваясь в толпу, словно влекомый неподвластной ему силой.

Дороти-Энн протянула вперед обе руки.

— Фредди! — отчаянно выкрикнула она. — Не оставляй меня!