Замок Ист-Линн

— Что это была за тайна? — тихо спросила она.

— Увы, я не могу всего объяснить, ибо они не поделились своим секретом со мной, как, впрочем, и с Вами. Хотя лучше бы они сделали это, если учесть, что из этого вышло или, по крайней мере, выходит. У семейства Хэйров есть какая-то постыдная тайна, и мистер Карлайл принимал участие в этом деле ради миссис Хэйр. Она не могла встречаться с ним лично, и поэтому посылала дочь. Вот и все, что мне известно.

— Как Вы узнали это?

— У меня были основания так думать.

— Какие основания? Прошу Вас: скажите мне.

— Мне иногда удавалось кое-что подслушать, и я сделал некоторые выводы.

— Мне Вы говорили совсем иное, сэр Фрэнсис, — заметила она, возмущенно глядя на него.

Сэр Фрэнсис рассмеялся.

— В любви и на войне все средства хороши.

Она не сразу нашлась, что ответить, и на несколько мгновений воцарилась тишина, которую нарушил сэр Фрэнсис. Он показал большим пальцем левой руки на колыбель, стоявшую у него за спиной, и осведомился:

— Как Вы назвали эту юную особу?

— Тем именем, которое должно принадлежать ей по праву наследования: Фрэнсис Ливайсон, — ледяным голосом ответила она.

— Итак, сколько же ему сейчас?

— Он родился тридцать первого августа.

Сэр Фрэнсис вскинул руки и потянулся так, словно лень окончательно одолела его; затем он подошел к колыбели и приподнял покрывало.

— На кого он похож, Изабель? Красивый, как я?

— Если бы он был похож на тебя — характером — я молила бы Всевышнего, чтобы он умер, прежде чем начнет думать и говорить, — не выдержала Изабель, но тут же постаралась овладеть собой, вспомнив о своем решении, и снова обрела внешнее спокойствие.

— Что еще? — парировал сэр Фрэнсис. — Ты уже видишь, в каком я настроении, и можешь не сомневаться, Изабель, что, если ты хочешь обидеть меня, я тоже не стану тебя жалеть.

Она не ответила. Сэр Фрэнсис снова укрыл спящего ребенка, вернулся к камину и остановился спиной к нему.

— Ты не знаешь, готова ли комната для меня? — спросил он спустя некоторое время.

— Нет, — спокойно ответила она. — Теперь эта квартира — моя: она была переписана на мое имя, и для Вас в ней больше нет места. Не будете ли Вы так любезны — мне, к сожалению, нездоровится — передать несессер для письменных принадлежностей?

Сэр Фрэнсис подошел к столу, находившемуся в дальнем конце этой комнаты, величиной с амбар, взял несессер и принес его леди Изабель. Она взяла ключи с этажерки возле своего локтя, открыла его и достала из него несколько банкнот.

— Я получила это от Вас месяц назад, — сказала она. — Они пришли по почте.

— И ты даже не поблагодарила за них, — ответил он шутливым упреком.

— Сорок фунтов. Не так ли?

— Да, кажется.

— Позвольте вернуть их Вам. Пересчитайте деньги.

— Вернуть их мне? Но зачем? — изумленно спросил сэр Фрэнсис.

— Я больше не хочу иметь никаких дел с Вами. Пожалуйста, возьмите банкноты и не заставляйте меня так долго держать их: у меня заболит рука.

Сэр Фрэнсис взял деньги и положил их на этажерку рядом с ней.

— Если Вы желаете, чтобы между нами все было кончено, пусть будет так, — заявил он. — Должен признаться, что я считаю это самым мудрым решением, раз уж до того дошло, поскольку жить как кошка с собакой не слишком приятно. Помните: это было Ваше решение. Но Вы же не полагаете, что я оставлю Вас умирать от голода? Раз в полгода Вам будет перечисляться определенная сумма, о размере которой мы договоримся, и…

— Прекратите, ради Бога! — взволнованно воскликнула она. — За кого Вы меня принимаете?

— За кого я Вас принимаю! Ну как Вы будете жить? Состояния у Вас нет, и Вы нуждаетесь в чьей-то поддержке.

— Я не приму помощи от Вас. Если все отвернутся от меня, если мне не помогут чужие люди или если я не смогу заработать себе на хлеб, я скорее обращусь к мужу, чем к Вам. Надеюсь, теперь Вы понимаете, что эта тема исчерпана?

— К Вашему супругу? — саркастически осведомился сэр Фрэнсис. — Это благородный человек!

Щеки ее побагровели.

— Я должна была сказать «к бывшему мужу». А Вам не следовало бы указывать на эту ошибку.

— Если Вы ничего не примете для себя, Вы должны сделать это для ребенка. Он-то, во всяком случае, должен быть обеспечен мной. Вы будете получать на него несколько сотен фунтов в год.

Она выставила руки вперед, словно отталкивая своего собеседника.

— Ни фартинга: ни теперь, ни после. Если Вы попробуете прислать ему деньги, я брошу их в ближайшую реку. За кого Вы меня принимаете? Что я такое, по-вашему? — повторила она, встав, не в силах вынести чувство горькой обиды. — Хотя Вы и поставили меня вне общества, я, тем не менее, все еще дочь лорда Маунт-Северна.

— Ну, предположим, в том, что Вы оказались вне общества, такая же доля Вашей вины, как и…

— Знаю. Разве я уже не говорила об этом? — резко перебила она его, после чего снова села, крепко сцепив дрожащие руки, стараясь успокоиться.

— Ну что же, если Вы продолжаете упорствовать в этом странном решении, я ничего не могу с этим поделать, — резюмировал сэр Фрэнсис. — Если Вы когда-либо передумаете, Вам достаточно обратиться к моим банкирам…

Леди Изабель гордо выпрямилась.

— Пожалуйста, заберите эти деньги, — перебила она его, не дав закончить.

Он достал бумажник и положил в него банкноты.

— Что до Вашей одежды — той, которую Вы оставили здесь, когда уезжали в Англию — Вы окажете мне любезность, если распорядитесь, чтобы Пьер забрал ее после обеда. Вот, пожалуй, и все, сэр Фрэнсис: теперь мы расстанемся.

— Смертельными врагами? — ответил он. — Не так ли?

— Чужими людьми, — исправила она. — До свидания.

— Ну что ж, Вы даже не подадите мне руки, Изабель?

— Я предпочитаю не делать этого.

Итак, они расстались, Сэр Фрэнсис вышел из комнаты, но дом покинул не сразу. Он проследовал в дальние покои и, вызвав к себе слуг — их осталось всего двое — заплатил каждому жалованье за год вперед, чтобы им «не пришлось беспокоить миледи», как он выразился. Затем он навестил владельца дома, которому, с аналогичным замечанием заплатил за квартиру, также за год вперед. После этого он заказал обед в отеле и вечером того же дня пустился в обратный путь вместе с Пьером, возблагодарив свою счастливую звезду за то, что с такой легкостью избавился от этой обузы. А что же леди Изабель? Она провела вечер в одиночестве, все так же сидя у огня и не обращая внимания на искры. Служанка принялась увещевать ее лечь, сказав, что миледи слишком засиделась, и это не пойдет ей на пользу. Однако миледи отослала ее в соседнюю комнату вместе с ее увещеваниями.

Никогда еще не испытывала она такого горького раскаяния, как в этот вечер, никогда еще настоящее и будущее не рисовались ей в таких мрачных тонах. Она вспомнила факты, голые факты, и просто ужаснулась. Она добровольно покинула своего мужа, своих детей, свой дом; она пожертвовала своим положением и добрым именем, она сознательно обидела Господа. И что же, спрашивается, она получила взамен? Кем она стала? Несчастной изгнанницей, которую жалеют мужчины и которой сторонятся женщины; несчастным, лишенным друзей созданием, которому впредь нужно будет зарабатывать пропитание для себя и еще одной жизни, полностью зависимой от нее, зарабатывать на одежду, кров для них обоих и даже на поленья для камина. У нее были кое-какие драгоценности, довольно дорогие, подарки отца и матери, которые она захватила с собой, уезжая из Ист-Линна. Она не взяла ничего из того, что подарил ей м-р Карлайл, и теперь собиралась, продав то, что имела, жить на эти деньги, которых, при строгой экономии, могло хватить, согласно ее подсчетам, на год-полтора. По истечении этого срока ей нужно будет изыскивать другие средства. Поручить ребенка заботам няни и, скрыв свое настоящее имя, устроиться гувернанткой во французскую или немецкую семью — примерно таким ей виделось ее будущее.

В день бегства у нее в голове была смутная идея мести, доводившая ее до отчаяния, — мести м-ру Карлайлу за его предполагаемые провинности. Но принесла ли эта месть хоть какое-то облегчение для нее? Чем яснее она осознавала свое безрассудство и истинную сущность Фрэнсиса Ливайсона, тем меньшей казалась ей обида, причиненная мужем. У нее возникло подозрение — нет, она знала это наверняка — что она сама сделала из мухи слона, и, задолго до того, как о ее поступке перестали судачить, а м-р Карлайл оформил развод, она стала сожалеть о своем неверном шаге и мечтать — хотя и осознавала тщетность своих мечтаний — о том, чтобы снова стать его женой. Она вспомнила его благородство, и теперь, когда это больше не должно было бы ее интересовать, он казался ей благородным вдвойне. Она вспомнила, как счастливы они были вместе, если не считать той пытки, которой она сама себя подвергла, ревнуя к Барбаре Хэйр, и, что было тяжелее всего, ее уважение, восхищение и привязанность к нему вернулись с учетверенной силой. Мы никогда не ценим того, что имеем. Здоровье, достаток, счастье, спокойная совесть: дорожим ли мы этими благами, когда они есть у нас? Однако, потеряв их, мы с удивлением вспоминаем свое неблагодарное безразличие. Мы не понимаем, насколько близок нам был друг, пока не лишимся его, а лишившись, испытываем невыносимое горе. Она потеряла м-ра Карлайла по собственной вине, она сама отказалась от него, и вот теперь ей придется провести остаток своих дней в тяжких трудах и неизбывной тоске по мужу и детям. Намек, который в этот день обронил сэр Фрэнсис касательно того, что ее подозрения были ложными, что ее ревность была необоснованной, отнюдь не уменьшил раскаяние Изабель. Она не знала, прав он или ошибается, однако долго думала над тем, что он сказал: возможно, сэр Фрэнсис заявил это, чтобы задеть ее, ибо она знала, что он, при его характере, вполне способен на такой поступок. Однако, если это было правдой, то она вела себя глупейшим образом, ослепленная ревностью.