Сороковые... Роковые (СИ)

   Вот тогда-то и приехали по Гринькину и Василеву душу энти корреспондент и хфотограф. Хфотограф сделал несколько снимков ребятишек, даже бабы, кто успел, попали у общий кадр, вышла газета со статьей - там на хфотограхвии сидели взволнованные Гриня и Василь, и была статья -'Юные партизаны Орловщины'. Корреспондент написал про многое, и привез им секретарь две газетки. Одну Гринька тут же спрятал, сказав:

   -От объявится ежли батька, до него пошлем! - а вторую читала и рассматривала уся дяревня. Секретарь, Илья Никихфорович сказал, что мальчишек, скорее всего, мядалью наградят.

   Уехали Панас с Осиповым, пришло первое письмо для Леша от Матвея - писал он, что пока вместе с Иваном у одной части

   Бабы отпахались, позасеяли привезенной секретарем рожью поля, стали готовиться к весне, а батька Крутов усё не объявлялся.

   Гринька никому не говорил, а так страдал, вона у Марфы Лисовой был праздник, пришло аж два треугольника от яё Сафрона, как голосила Марфа... бабы сбежались, думали, горе, а нет, это от счастья.

   Гринька все больше вникал в хозяйские заботы, Стеша полностью доверяла ему, а бабы прислушивались, вот только курил, паразит, много и ругательные слова произносил часто, правда, когда была поблизости Ефимовна, ён сдерживался, а то весь авторитет подрывала, треская его по шее.

   Бабы собирались у большом зале Краузевского дома и старательно готовились к весне, что-то подшивали, что-то ремонтировали деды, понатащили свои домашние семена - морквы, свеклы - тщательно перебирали кой какой лук, сушили и осторожно ссыпали в сухие лукошки-короба.

   Секретарь переслал немного ржи, для колхозников, вот и распределяли по ртам. Гринька с утра тщательно проверил усе списки и потом развешивал с точностью до грамма, уморился. После усе сели попить кипяточка с сушеными яблоками, когда взглянувшая в окно Кириллиха охнула.

   -Гринь, чагось случилося, глянь, Василь бяжить!

   Василь, в распахнутой куфайке бежал напрямки, что-то держа в руке, и разевал рот как бы в крике. Гринька выскочил на крыльцо... Василь, его немой Василь запыхался, но упрямо бежал к нему и громко каким-то севшим голосом кричал:

   -Гриня!! Гриня!!

   Гриня даже и не понЯл, что ён заговорил, когда Василь закричал:

   -Гринька, батька...

   У Гриньки враз отказали ноги, он плюхнулся на холодные доски.

   -Гриня, бать... батька наш, - задыхаясь, выпалил Василь, - батька наш, от письмы прислал, аж три!!

   -Гринь, ты чаго?

   А Гринька, матершинник и отчаюга, сидел и, громко всхлипывая, рыдал так, как не рыдал лет с пяти.

   -Гринь, - сморщился тоже Василь, а на улицу выскочила Стешка.

   -Мальцы, быстро у дом!! Гринь, Гриня, чаго ж ты плачешь, батька ваш живой!

   А Гринька все никак не мог остановиться, бабы, глядя на него, тоже начали хлюпать носами, Стешка, видя, что сейчас начнется массовый рев, сказала:

   -Бабы, а у Крутовых-то сегодня двойной праздник - Родя живой и Василь заговорил.

   -Ой, и чаго же мы рыдаем, Василь, скажи чаго-то?

   Василь медленно глуховатым голосом сказал.

   -Не привык ещё!

   -Василь, читай, чаго батька пишеть??

   Все расселись и стали внимательно слушать Василя, а тот читал:

   -Здравствуйте, дорогие мои батька Никодим, жена Глафира, сыны Гриня и Василь! С горячим фронтовым приветом к вам ваш сын, муж и батька - Родион. Во-первых строках сообшчаю, что я жив и здоров, чего и вам желаю. Пишу вам у третий раз, отчего-то вы мне не отвечаете, и душа моя сильно болит и волнуется за вас.

   -Василь, это ты с последнего письма начал, давай с первого.

   И слушала деревня глуховатый голос Василя в молчании, только слышались всхлипы уткнувшегося в плечо Стешки Гриньки, а бабы, деды и детишки, как бы наяву разговаривали с Родей. Гринька долго не мог успокоиться, все шмыгал носом, а Ефимовна злорадно так сказала:

   -От, Гринь, я усе батьку отпишу. А уж про цигарки твои - особо!

   -Пиши, Евхимовна, от батька усе вытерплю!

   И писал вечером Василь, старательно выводя каждую буковку, письмо батьку, под диктовку Гринькину.

   Полуторка резко затормозила на улице, взвизгнув тормозами.

   -Ох, Петухов, все ты с вывертами какими! - ворчал лейтенант Крутов, осторожно вылезая из кабины. Пошел в штаб.

   -Никодимыч, здорово! - начштаба Овчинников осторожно пожал ему руку. - Опять, не долечившись, сбежал?

   -Да, нормально все, товарищ майор, наступаем же, отстать боюсь от своих.

   -Так, идем к комполка.

   Пришли, доложившись, Родион услышал:

   -Не лейтенант, а старший лейтенант Крутов! - подполковник протянул ему погоны с тремя звездочками. Родион вытянулся:

   -Служу Советскому Союзу!

   -Так, старший лейтенант, твои орлы, пока ты там валялся, провели очень удачный поиск, двоих приволокли, отличился, как всегда, Горбунов, ох и отчаяюга. А теперь о главном - переводим мы тебя на роту, хватит нянчить своих Никодимовцев, пора тебе свои знания и умения на всех разведчиков распространять. Неделя тебе на все-про всё, и приступай к новой должности.

   -Есть!

   У него в землянке сидели радист и старшина Антипин, что-то по привычке подшивающий.

   -Товарищ лей... старший лейтенант! - вытянулся радостный старшина. - С прибытием!

   -Что тут у вас?

   -Все в порядке, легко ранен Грачев, отправили в медсанбат, прибыло пополнение, аж три орла! -ухмыльнулся старшина. - Два совсем салаги, а один командир партизанского отряда где-то в ваших краях воевал, и ещё, товарищ старший лейтенант, Вам тут ... - старшина что-то взял из шкафчика, - Вам тут почты много!

   Родион задрожавшими руками взял аж пять писем, посмотрел, от кого, и поднял на Антипина неверящие глаза:

   -Живы, Федотыч, живы мои!

   -Здорово, товарищ старший лейтенант! -Я пойду, на улице прочту, а ты минут через сорок построй всех.

   Родион вышел на улицу, прошел в глубь рощицы, было там уютное местечко - полюбилось всем сидеть на поваленной сосне, мужики быстро приделали спинку и получилась лавочка.

   Родион читал подписи: