Отель «Белый носорог»

— Еда съела едока, — пробормотал Энтон.

По-прежнему держа в руке обеих змей, он поднял глаза и остолбенел. Вдоль стены ямы вилась сверкающая лента кварца.

— Нужно скорее позвать Шотовера! — вновь обретая дар речи, крикнул Энтон Эрнсту и провел по жиле рукой, счищая грязь. — Кажется, змеи и впрямь сделали нас богачами!

Шотовер стоял на берегу, опираясь на грабли. Энтон крикнул с вершины:

— Мы ее нашли! Золотую жилу!

Старик устремился вверх по склону — навстречу своим партнерам. К нему как будто вернулась молодость.

Однако он быстро выбился из сил и едва волочил ноги. Тело вновь одеревенело, грабли выпали из рук. Тогда Энтон сам устремился к нему. Шотовер дрожал, словно дерево в бурю. И вдруг обмяк и рухнул наземь, как мешок.

Энтон опустился на колени, чтобы поддержать голову Шотовера. Руки старика безвольно повисли. Глаза выкатились из орбит. В горле булькало. Изо рта текла слюна. Энтон держал его до тех пор, пока он немного пришел в себя. Тогда он вытер лицо Шотовера своим дикло и помог пожилому старателю подняться. Иезавель с Эрнстом ждали в лагере. У Шотовера был сонный вид. Тело вновь обмякло. Уложив мужа, Иезавель вышла из палатки.

— Кажется, мы нашли жилу, — сообщил Энтон. — В старой змеиной яме.

Он поставил для женщины стул у костра и налил три чашки чаю.

— Я так и знала, — без тени грусти молвила Иезавель, — что мой старый Шотовер не перенесет удачи.

Из палатки послышался шорох. Смочив в чае платок, Иезавель поспешила туда. Приподняв голову мужа, приложила мокрый платок к его губам. К Шотоверу вернулся голос — поначалу в виде хрипения. Он прокашлялся.

— Как я здесь очутился? Выведите меня на улицу. Я хочу видеть небо.

Мужчины вынесли раскладушку с Шотовером на свежий воздух и поставили под инжиром. Сквозь листву проникали солнечные лучи.

— Так лучше, — слабым голосом проговорил Шотовер и отключился.

Утром старик потребовал, чтобы его отнесли к яме на раскладушке.

— Хватай кирку, парень, и сигай в яму, — скомандовал он, возбужденный, как мальчишка.

Стоя внизу, Энтон передавал Эрнсту и рабочим-ватенди отколотые куски кварца. Иезавель протерла очки мужа, и теперь Шотовер внимательно изучал каждый осколок. У него дрожали руки.

— Мне нужно самому взглянуть. Опустите меня туда.

Энтон бросил вопросительный взгляд на Иезавель. Та кивнула. Энтон положил на дно ямы свою кирку. Встав на колени на краю ямы, Эрнст, как ребенка, опустил Шотовера.

Старый золотоискатель трепетал, как лист на ветру. Он вгляделся в жилу, зажмурился и поводил по отвесной стене ладонью. И вдруг открыл глаза и начал, как безумный, скрести ее ногтями.

— Шотовер Грэхем! — испуганно крикнула Иезавель.

Старик тяжело вздохнул и приблизил свои губы к уху Энтона.

— Мы нашли ее, сынок! Наконец-то! Это она, наша жила! Не скажу, что длиной в тысячу футов, но все-таки это золото. Твои змеи — молодцы. Теперь нужно раздробить кварц.

Голос Шотовера звучал все глуше. Вскоре он уснул.

Наутро Шотовер составил план работы на день. Откинувшись на подушки, он медленно, но внятно давал указания.

Еще через день Энтон помог ему сесть на складной стул у костра. Жена принялась массировать онемевшие конечности. Здоровой рукой Шотовер достал карту и начал объяснять. Эрнст слушал с непривычным уважением и время от времени кивал. Энтон тем временем брил старика своей бритвой.

— Так не пойдет, — заявил немец днем позже, перебивая пространный инструктаж Шотовера. — Нельзя руководить операцией на расстоянии. Слишком много ошибок, напрасной работы. Вы должны быть на месте работ. Так что пусть наш дорогой англичанин покопает с бурами, а я сделаю вам кресло Селоуза.

К вечеру кресло было готово. Эрнст прибил к складному стулу два длинных шеста — получилось что-то вроде носилок. На следующее утро два рабочих-ватенди поступили к пожилому старателю носильщиками.

— Пускай старый черт отрабатывает свою долю, — буркнул Эрнст.

— С днем рождения, юноша! — с улыбкой сказала Иезавель и, привстав на цыпочки, потерлась носом о нос Энтона.

— Спасибо, мэм.

Он с нетерпением ждал утреннего чаепития. Этот день рождения обещал пройти гораздо интереснее, чем бывало в Англии. К тому же, сегодня один золотоискатель должен был вернуться из Лолгориена с почтой. Энтон надеялся получить весточку от Гвенн.

— А мне потереть нос? — пожаловался Эрнст.

— Тереться носами — обычай моего народа, — сказала маори. — У Энтона нос солиднее, да еще с шишкой. И потом, у него день рождения.

— Работать, парни, — окликнул со своего кресла Шотовер. — Золото не ждет.

«Дорогой Энтон».

Лежа на своей койке, он теребил пальцами золотую серьгу Ленареса и читал письмо Гвенн при свете масляной лампы.

«Велли и Дэвид Копперфилд по тебе соскучились». А сама Гвенн — разве она не тоскует по нему? Так надо понимать?

«У меня для тебя плохие новости. Брат Рейли и Фонсека убили Кариоки — будто бы в порядке самообороны. На самом деле он пытался защитить меня».

Ошеломленный, Энтон сел и отложил письмо.

Кариоки, его лучший друг! Умер! Покинул его, как Ленарес, и виноват в этом он, Энтон. Он сам должен был остаться и позаботиться о Гвенн. Энтон отер слезы. Беда снова пришла от братьев Рейли!

Что же делать? Бросить прииск — сейчас, когда они нашли жилу и у него появился шанс разбогатеть?

«Я собираюсь подать на Рейли в суд за изнасилование и нуждаюсь в твоей помощи. К женщинам, выдвигающим подобные обвинения, плохо относятся, особенно здесь, к тому же Рейли отрицает, что это было насилие».

Значит, она все-таки решила поквитаться с этой свиньей Рейли? Давно пора. Однако Рейли и его шайка — гангстеры, а дело об изнасиловании может вылиться в грандиозный скандал и повредить репутации самой Гвенн. Обычно женщины держат это в тайне. Энтон ощутил гордость за Гвенн.

Но как это отразится на Велли? Что он станет думать о своем отце? Энтон вспомнил свое детство, вечное одиночество, утрату друзей, жажду путешествий. Кто был его отец? Почему мама никогда не рассказывала о нем? Может, сама не знала? Тяжело придется Веллингтону, когда он вырастет. Но, может быть, здесь на это смотрят проще? А Гвенн — не из тех, кто бросает своих детей. Может, попозже он сам будет заботиться о Велли, как о нем — Ленарес.

«С твоим другом Оливио произошел несчастный случай — если это можно так назвать. Сам Оливио считает, что Фонсека покушался на его жизнь, устроив поджог коттеджа. Оливио говорит, если бы ты приехал и помог мне в деле Рейли, у него есть для тебя подарок».

— С днем рождения, Энтон! — заорали у костра. Он отложил письмо Гвенн и поспешил туда.

Все уже собрались: Эрнст, африканеры, Грэхем, рабочие кавирондо и его собственная бригада ватенди. И золотодобытчики с других участков — несколько десятков человек. Одни принесли с собой рыбу, насаженную на рукотворные вертела, другие — выпотрошенных цыплят, оставалось только поджарить. Ватенди предложили к столу песчаную змею, нарезанную ломтиками, как хлеб. Запах жаркого смешался с запахами жареных бананов и испеченного Иезавелью пирога с изюмом. «Пятнистый Дик» — так она его называла.

Энтон изобразил улыбку, отвечая на мокрый поцелуй Эрнста и его подарок — последнюю бутылку пива. И вдруг часто-часто заморгал и обвел собравшихся растроганным взглядом.

Опять он, как Дэвид, должен распроститься с друзьями. Ему будет недоставать Эрнста, Иезавели и Шотовера. И ужасно жалко бросать золото.

Позднее, когда угли догорели и лагерь погрузился в сон, Энтон лежал на спине в своей палатке и вспоминал прошлый день рождения, проведенный с Кариоки на Рифте. Друг любил охотиться в окутанных туманом Абердарах.

«Знаешь, Тлага, — сказал он однажды, — когда я умру, мой дух будет возвращаться сюда на охоту».

Мысли Энтона перекинулись на Гвенн. Он должен позаботиться о ней. Как светло она улыбалась ветру, когда шлюпка мчала ее в гавань Килиндини! А разве можно забыть, как его рука забралась ей под блузку на ступенчатом каменном холме — сначала на спину, а потом перебралась на грудь?..