Любовница авантюриста. Дневная Красавица. Сказочные облака

Расставшись с моим возлюбленным, я сто раз провернула в голове все возможные и невозможные причины, по которым должна ехать в Лондон в одиночестве. В конце концов одна из них показалась мне очень веской: Оливер женат; его жена живет где-то в Лондоне или между Лондоном и Парижем. А может быть, она осталась на Бораборе… Одно было точно: Оливер не хотел рисковать нашим счастьем — я ведь не могла остаться незамеченной. Куда там! И конечно же, я не отличалась платоническими отношениями с мужчинами — если только для этого были соответствующие время и обстановка. Да, я решила, что Оливер женат. Но какое это имело сейчас значение? Я знала, что ничто и никогда нас не разлучит. Я ему доверяла. Однажды он станет свободным. Он меня выбрал, он меня любил, он сказал: «В жизни можно иметь все, но надо знать, чего ты хочешь».

И вот я стою на борту корабля, прислонившись к рубке. Одна! Я отвернулась от берегов Франции и устремила взгляд к Англии. Луна освещала море. Я устроилась в шезлонге и курила сигареты, конечно же английские.

И вот заря уже окрасила гирлянды роз, оплетающих дома Дувра. Пароход причалил. Без всяких проблем я прошла паспортный и таможенный контроль. Кстати, в моем чемодане вещей было не больше, чем мне понадобилось бы для уик-энда. Начиналась моя странная жизнь.

Для меня была заказана комната. Но на столе не оказалось цветов, которых я так ждала. Подумать о цветах было не в стиле Оливера.

В номере были две односпальные кровати. Ванная комната… Как долго я здесь пробуду?

Окна выходили в маленький сквер. Деревья начинали распускаться. Их ветви слегка шевелились от дуновения ветра. В Париже деревья высаживаются, потом обрезаются, и вид у них всегда благопристойный. В Лондоне они образуют настоящие оазисы из зелени, похожие на дикие леса, которые когда-то росли на месте города.

Мне захотелось прогуляться по этим неизвестным улицам. Я приезжала несколько раз в Лондон. У меня здесь оставались друзья. Я могла бы навестить их. По, расставаясь с Геттоном, я решила окончательно порвать с прошлым. Мне хотелось полностью изменить свой образ жизни, пустить новые корни. К этому желанию примешивалось сентиментальное предубеждение: я объяснила Оливеру свою жажду обновления, и это очень взволновало его и, как мне кажется, понравилось. Я жила только мыслями об Оливере.

Гуляя по улицам Лондона, я испытывала эйфорию от того, что чувствовала себя вне связи с прошлым, думала только об Оливере, о нашем настоящем и будущем.

Ровно в восемь вечера я ожидала его в вестибюле отеля, одетая во все белое, с английским васильком, приколотым к отвороту пальто. Я уже была чайкой, потом жаворонком; с какой птицей сравнит меня Оливер сегодня вечером?

В три минуты девятого он появился.

Никаких слов приветствия, никаких поцелуев. Оливер взял мои руки в свои и посмотрел на меня с нежной улыбкой.

— Наконец! — сказал он и огляделся. — А где твой багаж? Надо его спустить вниз — мы тотчас же уезжаем.

— Куда?

— У меня есть машина, дом и все для жизни, любимая.

— Подожди меня, я буду готова через десять минут.

Позабыв о лифте, я бросилась по лестнице с ощущением, что у меня вырастают крылья… Милый Оливер!

Десять минут спустя я уже была рядом с ним, и мы уехали.

Какое наслаждение следовать за тем, кого любишь. Я не задавала больше вопросов. Мы пересекли Лондон и его пригород. Проезжая, я мельком наблюдала сценки из жизни тех, кто скрывался за окнами, занавешенными кокетливыми занавесками и освещенными красным или золотистым светом.

Мы ехали уже около двух часов, и вот наконец машина остановилась. Оливер вышел, открыл дверь в стене из серого камня. Потом подошел к машине с моей стороны и взял меня на руки. Держа меня на руках, он переступил порог своего дома и закрыл дверь легким ударом ноги. Поднялся по ступенькам узкой и очень крутой лестницы и положил меня на кровать, освещенную лампой.

И тут я увидела охапку белых нарциссов с желтой сердцевиной (единственный случай, когда Оливер подумал о цветах), после чего я уже ничего не видела, кроме Оливера.

На заре он сказал:

— Нам очень повезло, что ты так хорошо говоришь по-английски. Иначе тебе пришлось бы его изучить.

— Почему? Это совершенно не нужно, ты так хорошо говоришь по-французски.

— С этого момента ты будешь становиться англичанкой, — ответил он мне, смеясь.

Рай в шалаше

Дом, в который меня привел Оливер, назывался «Зеленые пастбища». Это был дом в саду. Ближайшая деревня в графстве Хертфортшир носила название Долина артишоков. За кажущейся простотой нашего жилища скрывался комфорт в чисто английском стиле. Мебель, изысканная посуда, широкие камины, невинный запах лаванды, пропитавший все шкафы, старинные персидские ковры, поблекшие от времени, — все внушало мысль о мирном и прочном счастье.

Вдали поля плавно переходили в холмы, зеленая гладь лениво переливалась на солнце, как океан в тихий летний день. Высокие деревья, росшие вдоль дорог, видимо, уже не один раз отметили свое столетие. Мне казалось, что небо здесь сохранило отблеск всех солнц и лун начиная с глубокой старины. Голуби цвета старого золота ворковали на желобах домов.

Наконец я позволила распуститься во мне надеждам на спокойное существование, наполненное безмятежным счастьем. Сколько раз я отгоняла эти мечты от себя! Как бы я хотела пережить здесь великую и романтическую любовь!

Старый дом имел одну особенность: в нем отсутствовали какие-либо личные вещи. Я не нашла следов присутствия тех, кто жил здесь до нас. Однако он казался живым, вибрирующим, только заснувшим слишком долгим сном.

Я подумала, что Оливер давно не был в нем.

— Ты родился здесь? — спросила я однажды.

И опять увидела, как это уже случалось в Париже, что его лицо омрачилось.

— Я снял этот дом, — ответил Оливер, но так произнес эти слова, что у меня пропало всякое желание продолжать расспросы.

Возможно, жена Оливера жила в его фамильном доме? В моем воображении эта женщина существовала то в Англии, то за морями, на Бораборе. Хотя о Бораборе мы больше не говорили. Несомненно, Оливер жил здесь со мной тайно. Почту ему сюда не доставляли, я не замечала никаких признаков связи с внешним миром. Оливер ездил на старом, имеющем вид семейного, автомобиле.

У нас не было прислуги, мы этого не хотели; по крайней мере, Оливер решил прожить наш медовый месяц в полном одиночестве. Он выполнял всю ручную работу весело, ловко и быстро, как матрос. Мы застилали постели, готовили еду, всегда вместе мыли посуду. Не раз страсть заставляла нас позабыть закрыть кран в ванной, и тогда вода переливалась через край, или оставить молоко на включенной плите.

Мы жили вдали от всего — от друзей, от привычных для современной жизни развлечений. И я была на вершине блаженства.

— Как я счастлив, что ты круглая сирота, — сказал мне однажды Оливер. — Это чудо — встретить женщину и быть единственным, кто ею обладает, абсолютно единственным.

Любовь являлась единственным проявлением насилия в этой мирной жизни. Но какая любовь! Между нами не было места ни для кого, да и рядом не хотелось никого видеть.

Однажды осенним вечером маленькое существо проскользнуло к нам и устроилось в нашей жизни. Это был полосатый котенок, окрашенный в разные оттенки серого цвета и родившийся, казалось, из теплого пепла нашего очага. Мы с радостью приютили его у себя. Я назвала его, сама не зная почему, Франсуа.

Однажды Оливер сказал мне:

— Тебе следовало бы опять начать писать.

— О, это напрасная трата времени, все такое поверхностное и пустое. Это то же самое, как если бы я начала ткать ковер.

— Да нет же! Это всегда полезно; напиши роман, к примеру.

Я рассмеялась.

— Оливер, ты точно хотел бы засадить меня за дамскую работу!

— Ты себя недооцениваешь. Мне очень понравилась твоя книга «Дневные сны».

У меня перехватило дыхание.

— Где и когда ты ее читал?