Отель «Белый носорог»

Что ждет ее мужа? И ее самое? А с другой стороны, если Алану посчастливится выиграть ферму, как-то они заживут в незнакомой Африке?

Перед глазами прошли картины безрадостной шахтерской жизни в долине, до поры состарившей ее мать. Они с трудом наскребали несколько фартингов на мясо и обувь; дни проходили в ожидании мужчин из забоя и в постоянном страхе услышать пронзительный рев парового гудка — сигнал об очередной катастрофе. И ненавистная черная пыль в складках белья и на только что вымытых тарелках…

После всех приключений во Франции Гвенн боялась, что деревенская жизнь покажется ей еще более унылой. Она скомкала телеграмму в кармане и попыталась представить себе, что их ждет в Африке.

Одно было ясно. Что бы ни случилось, явись хоть сам дьявол, но где-нибудь она создаст семью — теплый, уютный дом, их собственную крепость.

Гвенн охватила руками колени и, смежив веки, принялась молиться.

Ей пригрезилось: тощие друиды подкрались и следят за ней из-за каменных столбов. Они размахивают длинными посохами. Плащи раздуваются, будто папоротник-орляк на ветру. Приблизилась отара. Жалобно заблеяла овца: волк утащил отставшего ягненка. Лохматое животное с длинной шерстью повернулось в сторону Гвенн и понеслось к ней. Она почувствовала его теплое дыхание.

Гвенн очнулась: шершавый язык лизнул ее лицо. Овчарка. Друг. Она обняла собаку и, с трудом подняв одеревеневшее тело, побрела к выходу. Серые, жирные, в мелких кудряшках, овцы жались к подветренной стене часовни. Утренний туман начал рассеиваться. Там, где извивались вагонетки с углем, курился черный дымок. На горизонте четко выделялись острые углы норманнской башни. Безбрежный морской простор притягивал взгляд и властно манил к себе.

— Чертовы твои глаза, парень! — завопил мастер. — Хватит витать в облаках и пялиться на ящики — подставляй хребет!

Энтон больно закусил губу: не выносил, когда на него кричали. Однако нельзя допустить, чтобы его вышвырнули из дока. Он скользнул взглядом по рядам деревянных ящиков, тянувшихся в тумане вдоль одного из каменных пирсов Портсмута, или Помпи, как его называли матросы. В свое время от этого причала — рассказывали старые портовики — первые в мире боевые танки и британские канистры с отравляющим газом отплыли в Шербур и Гавр. Теперь грузы изменились, а портами назначения стали Сантьяго и Сидней, Калькутта и Кейптаун. На этот раз они загружали корабль до Момбасы, Британская Восточная Африка.

— Есть, сэр, — ответил Энтон и принялся за работу, одновременно давая волю воображению. Перетаскивая на своем горбу громоздкие металлические конструкции, он пытался представить себе судьбу каждого ящика с инвентарем и приправами. Внимательно изучал бирки с указанием груза и получателя. Вот полногабаритный бильярдный стол от «Райли», средство от бессонницы, белые теннисные туфли из лосиной кожи и консервированная сельдь в томатном соусе; получатель — «Каримджи Дживанджи лимитед» в Найроби. Чайники из пушечного железа, лотки для промывания золотоносного песка, остроконечные кирки, сепараторы и патроны — для Центрально-Африканской торговой компании в Момбасе. (Неужели в Кении и впрямь есть золото?) Дальше шли трактора-фордзоны и кукурузные сеялки.

Перед этим Энтон и другие докеры три дня разгружали щедрые дары Восточной Африки. Ломило спину, но сердце пылало надеждой на будущее. Целый день по сходням двухмачтовика «Гилфорд-касл» сновали грузчики. Сначала на берег доставили костлявого льва с черной гривой — надменного и апатичного, в грязной клетке. Огорченный жалким видом узника, Энтон отвернулся и стал, затаив дыхание, рассматривать ящики с грузом. На ярлыках значилось: семена кунжута, кедровые доски, пекановые орехи, шкуры антилопы, перья страуса и слоновая кость. Пятидесятифунтовые мешки с кофе свалили на одну сторону; от них доносился отчетливый запах. На каждом мешке был трафаретный рисунок — горы, а чуточку выше — надпись: «Кенийский кофе лимитед». Энтон вперил восхищенный взгляд в изображение двуглавой вулканической горы Кения. Однажды он ее увидит.

Даже названия компаний-отправителей ласкали взор. Кора австралийской акации и шерсть с «Экваториального ранчо»; рогатые трофеи от «Ньюленд энд Тарлтон»; чай и лен с плантации «Тетеревятник» — на каждом контейнере искусно нанесен профиль летящего ястреба. От короткокрылых птиц веяло немыслимой свободой. Энтон спрятал в карман клочок промасленной оберточной бумаги, на котором тщательно скопировал ястреба. Это будет его эмблема.

Теперь трюмы этого британского почтового корабля опустели; нужно загрузить их заново. Как сказал десятник, кругосветные путешествия — привилегия крыс. В соседнем доке стоял почти невидимый в тумане «Гарт-касл» — брат-близнец разгружаемого судна. До Энтона доносились стук и лязг — механики и клепальщики ремонтировали довоенное судно.

Вскоре «Гарт-касл» отправится в Африку. И Энтон окажется среди людей, которые не знают его как цыгана или гаучо.

Над головой зависла большущая пустая сетка — как паутинообразный саван с небес. Сбившись в центре, она опускалась, качаясь на стреле подъемного крана. Энтон вовремя отступил в сторону.

— Загружай ее, ребята, — приказал десятник. — Да побыстрее — опаздываем! Сначала — трактор и кофемолки. Кровельную жесть и все, что полегче, — наверх: чтобы не болталась.

Края сети затянули вокруг груза и вновь прицепили к крюку. Энтон и старший докер взобрались на вершину тяжелого груза. Ботинки застревали в ячейках сетки. Возбужденный работой, Энтон держал закрепленный на палубе расчаливающий канат. Другой рукой он схватился за погрузочный крюк. Седовласый докер с багром поднял свободную руку и описал в воздухе две окружности. Энтон прищурился, всматриваясь в туман. В это время включили корабельную лебедку, и крюк начал подниматься. Энтон наслаждался скрипом растягивающихся канатов.

Груз поднялся на четыре фута над причалом и завис. Под ногой Энтона кровельная жесть съехала на одну сторону. Груз качнулся. Нижний край сети висел всего лишь в нескольких дюймах над палубой.

— Пошла! — крикнул десятник, проверив, держится ли груз. Он поднял руку, и лебедка заработала.

В пятидесяти футах над пирсом листы жести рассыпались, будто колода карт; центр тяжести сместился. Старый докер потерял точку опоры. Он выронил багор и с криком упал. Энтон успел освободить буксировочный канат и подхватить падающего человека.

С минуту Энтон удерживал докера, уцепившись правой рукой за его ремень. Нагруженная сеть болталась из стороны в сторону, как безумная. Под ногами обоих мужчин острые края листовой жести резали канатную сеть. Лебедка дернулась и остановилась. Энтон услышал треск разрываемых веревок. Докеры понеслись в безопасное место. Трактор, контейнеры с кофемолками и жесть обрушились на пирс. Одного докера зажало между двумя контейнерами. Другого резануло краем листа жести по лицу.

Не обращая внимания на разыгравшуюся внизу трагедию, Энтон стиснул крюк левой рукой и держал до тех пор, пока старый докер не ухватился за вращающуюся сеть и спасся.

— С меня бутылка рома, юный Райдер. Ну и хватка у тебя — как у железнодорожного зайца!

Седой докер улыбнулся Энтону и татуировщику с полосатой, как у зебры, кожей. Те ждали его за столиком в глубине кафе «Старый Помпи». Старик держал за руку молодую женщину с утомленными глазами, забывшую о своей молодости, но все еще привлекательную.

— Девочка поможет тебе отвлечься. Ты только предоставь Хетти свободу действий — и не почувствуешь иголки.

— Спасибо, — смущенно пробормотал Энтон. Хетти поймала его взгляд и улыбнулась, словно между ними возникло что-то общее. Энтон потупился, больше нервничая из-за девушки, чем из-за иголок.

На столе перед Зеброй лежал мятый клочок промасленной оберточной бумаги с ястребом-тетеревятником. Рисунок расправили и закрепили на поверхности стола четырьмя маленькими чернильными пузырьками. Энтон закашлялся от дыма. Лицо без возраста и лысый череп татуировщика были сплошь покрыты зигзагообразными черными и белыми полосами. Они спускались к шее и исчезали под вязаным свитером с высоким воротом, из которого голова мужчины выступала, как голова черепахи из панциря. И вновь появлялись на запястьях и кистях рук.