Отель «Белый носорог»

Плато на высоте 6000 футов над уровнем моря казалось идеальным местом для фермы европейского образца — с пшеницей и овцами. Возможно, он добавит к ним кофейные и чайные плантации. Пенфолд соорудил мазанку, потом коттедж, продал еще несколько мелких ферм в Англии и вызвал Сисси. Он был уверен: жена полюбит эти места. А какой это будет рай для ребятишек!

По вечерам прямо возле крыльца бродила дичь — самая великолепная и разнообразная в мире. Главное — не нужно было вытеснять черных. Территория оказалась практически необитаемой — больше антилоп, чем африканцев. Только масаи время от времени надменно шествовали мимо: здесь было слишком высоко и холодно для их скота и образа жизни.

Адаму Пенфолду и другим первым поселенцам Кения сулила рай земной. Однако действительность оказалась суровой. У одних не хватило сил. Другие не смогли приспособиться. Недомогания и болезни не обошли ни одну семью, ни одно поле и ни одно стадо. Изнурительный труд и затраты казались бесконечными. Потом началась борьба за землю. Переселенцам пришлось столкнуться с местной традицией общинного владения землей, сезонной миграцией и правом сильного. Древние племенные обычаи схлестнулись с европейским уважением к праву собственности. Английские фермы стали буферами между владениями враждующих племен.

Война 1914 года отодвинула решение спорных вопросов, сгладила противоречия, вернула фермам их первозданный вид: мужчины ушли на фронт. Теперь же, после окончания войны, крупным землевладельцам пришлось спорить из-за будущего страны с Министерством по делам заморских территорий в попытке примирить права демобилизованных с эффективным землепользованием. Пенфолд, который представлял интересы первопоселенцев и в то же время сочувствовал африканцам (чему чиновникам еще предстояло учиться), знал, как трудно начинать с нуля и как нуждается этот край в семьях, сочетающих выносливость с капиталом. Взятые по отдельности, выносливость и капитал ничего не значили. Самому Пенфолду — как он успел убедиться — не хватало ни того, ни другого.

Завидев Пенфолдов, Хартшорн двинулся к ним — со свойской улыбкой на широком добродушном лице. Казалось, его рот никогда не закрывается. Глаза были широко распахнуты и немного выпучены, словно он во что-то вглядывался.

— Добрый вечер, милорд, леди Пенфолд.

— Хартшорн, — уронил Адам.

Сисси не откликнулась на приветствие. Однако за неимением других развлечений бросила на Хартшорна оценивающий взгляд. Его холеные, отполированные ногти вызвали у женщины раздражение. Потом она отметила оттопыренные уши и покатые плечи. Этому рыхлому, нездоровому типу чего-то не хватало. Чересчур экспансивен для гомосексуалиста — однако ни единого намека на мускулы. Зато она обнаружила в Хартшорне ловкость, заменявшую силу. Окончательный вердикт был таким: не Бог весть кто, но целеустремлен и не без претензии нравиться. Пройденный этап для самой Сисси. Чего-то он ждет от сегодняшнего вечера?

— Завтра — ваш великий день, — без особого энтузиазма произнес Пенфолд. — Посмотрим, насколько вы, парни из Министерства колоний, разбираетесь в местной специфике. Ваш план солдатских поселений либо спасет страну, либо угробит ко всем чертям.

— Правильно, милорд. Это — величайшая земельная лотерея в истории Африки. Мы поставили перед собой цель расселить полторы тысячи ветеранов на трех миллионах акров невозделанных земель — главным образом в буше, в сотне с лишком миль севернее «Белого носорога». Вам же станет веселее. Или нет?

— Возьмите орешек. Для новых поселенцев это будет та еще увеселительная прогулка. Им понадобится помощь.

В душе Пенфолд волновался: хоть бы Хартшорн не взял последний орех с одним ядрышком — симпатичный такой, пузатенький!

— Не нужно им ничьей помощи, — возразил Хартшорн (он таки не унизился до арахиса). — Им и так чертовски повезло. Сейчас Министерство по делам заморских территорий ставит во главу угла интересы дикарей. В Лондоне это называют «правом первородства».

— Смотря кого считать дикарем. Масаи, например, получили свой кусок. Пятьдесят тысяч нилохамитских бездельников слоняются по резервации больше Уэльса.

— И еще жалуются! А тем временем другие племена считают эту землю своей. Как прикажете работать с подобными троглодитами? Если бы не мы, они бы сожрали друг друга.

— Мы тоже хороши, — буркнул Пенфолд, вспомнив о кайзеровской бойне, и почесал трубкой орлиный нос. Хартшорн внимательно изучал свои ногти — растопырив пальцы ногтями вверх, а не сложив в кулак, как делают мужчины.

— Как ты можешь курить эту гадость! — не глядя в его сторону, упрекнула мужа Сисси.

Обычно женщины находят точку приложения своих сил в детях, незлобиво подумал Пенфолд, или в бренчании на пианино, а Сисси — в брюзжании. Ни дать ни взять Ксантиппа — сварливая супруга Сократа.

Неужели это та самая девушка, с которой он познакомился на развеселой вечеринке в Гемпшире, где они все, до одури молодые, встречали новый, 1900 год. Первый день Новой эры. Уже тогда в ее внешности было что-то лошадиное, но школьнице это даже шло — а в седле Сисси прямо-таки поражала изяществом. В канун Нового года они галопом пронеслись по тропе под яркой полуночной луной. В деревне ударили в колокола. Им никогда больше не было так хорошо вдвоем. А теперь и подавно нечего делить, разве что старческие невзгоды — и то в будущем. Возможно, если бы у них были дети…

Сисси услышала громкий голос с характерными американскими интонациями и посмотрела в сторону стойки.

— Двойное виски со льдом!

Это был Рэк Слайдер, белый охотник-янки. Долговязый и вездесущий. Он изогнул спину дугой, чтобы опереться на прилавок, и, постукивая по медной подставке для ног стоптанным каблуком ковбойского сапога, лениво разглядывал честную компанию.

— Побросаем кости, а, Губка? — оживился он, завидев Хартшорна.

Тот подошел к нему и, взяв кожаный стаканчик для бильбоке, покатал по столу.

— Ставки как всегда. Будь добр, называй меня Джеймсом.

В тот самый момент, когда из стаканчика на прилавок высыпались пять кубиков из слоновой кости, в дверях показалась смуглая женщина в сопровождении такого же бронзоволицего мужчины в сшитом на заказ белом костюме. Длинные ноги, густые темно-каштановые волосы и элегантное льняное платье, облегающее стройные бедра и всю соблазнительную фигуру португалки, приковали взгляды всех мужчин в баре и привели Сисси в раздражение: она почувствовала, как в ее апатичном муже шевельнулась звериная похоть. Адам был до того изумлен, что не пошевелился, даже когда красавица уверенно направилась к их столику, оставив своего спутника у стойки.

Опомнившись, Пенфолд поспешно встал и протянул руку. Анунциата Фонсека чмокнула его в щеку, оставляя след алой помады.

— Дорогая, — пробормотал покрасневший как рак Адам Пенфолд, — позволь представить тебе мисс Фонсека, моего боевого товарища с Португальского Востока. Моя жена, Сисси Пенфолд.

Он нервно пригладил брови. У стойки, за спиной Анунциаты, Васко Фонсека здоровался с Хартшорном. Что нужно этому мерзавцу в Найроби?

— Очень приятно, миссис Пенфолд. Ваш муж много сделал для пленных во время нескончаемого перехода.

— Не сомневаюсь, — сквозь зубы процедила Сисси. Она не преминула отметить гладкую, без единого изъяна, оливковую кожу португалки и темные бархатные глаза. Красотка явно создана не для бриджа и возни в саду. — Странная кампания, не правда ли? Хотите выпить?

— Благодарю, мне пора возвращаться к брату. Он ведет деловой разговор с приятелем.

Пенфолд беспомощно наблюдал за удаляющейся Анунциатой, гораздо более эффектной и обольстительной, чем ее образ, запечатлевшийся в его памяти. Он вспомнил, как впервые погладил ей ногу, когда она остановилась рядом с его носилками. И то, как, прежде чем склониться над ним, Анунциата расстегнула блузку. А теперь она сидит за маленьким столиком и деловито что-то обсуждает с братом и Хартшорном. Какого черта португальцы превращают клуб в офис? Пенфолд раздраженно выколотил трубку.