Что движет солнце и светила

- Смирно! - скомандовала Люба и, взяв кочергу, ткнула его в бок. - А ну, Цыган, замри! Отделаю, как Бог черепаху...

От пережитых волнений её мучила жажда. Но только Люба поднесла ковш к губам, как скрипнула незапертая дверь и в дом кто-то ввалился.

Люба выглянула в коридор и обмерла: там стоял Саня и держал в руках топор.

- Ты зачем его у поленницы бросила? - спросил он. - Топор новый, острый, кто-нибудь обязательно позарится...

Люба, обессиленная борьбой с Цыганом, подумала, что натиска Александра ей не выдержать. Она решила, что беглый муж явился за срочно понадобившимися вещами или, не дай Бог, за телевизором, без которого его мамзели и жизнь не в жизнь.

Александр, однако, поставил топор в угол и принялся стаскивать ботинки. Только тут она заметила, что он был одет слишком легко, можно сказать, по-летнему: из тёплой одежды на Сане был лишь свитер, и тот какой-то странный, весь заиндевевший, будто седым пушком покрытый, а на спине темное влажное пятно.

- Что ты так на меня смотришь? - Александр, сняв сапожки, выпрямился и поискал глазами свои шлёпанцы. - Дала бы тапки, что ли...

В это время на кухне послышался грохот, и оттуда выскочил взъерошенный Мейсон. Его хвост торчал трубой.

Люба бросилась на кухню, решив, что Цыган выпутался из верёвок и снова пытается снять с головы ведро. Александр пошёл следом.

Увидев на полу опутанного веревкой человека с кастрюлей на голове, Александр растерянно присел на стул:

- Час от часу не легче! У меня сегодня сплошные приключения... Что случилось, Люба?

Люба, вооружившись кочергой, как хоккейной клюшкой, с решительным видом стояла над человеком - кулёмой.

- Скажешь наконец, что тут творится?

- Да вот, - выдохнула Люба, - этот стервец напал на меня. А я защищалась...

- Да-а, - покачал головой Александр и устало улыбнулся. - Мы сегодня оба, оказывается, защищались. Я вот тоже с разборки прибежал.

- С интеллигентшей своей поцапался, что ли?

- Если бы! На меня наехали какие-то бандюги, долго рассказывать... А кого ты оприходовала? И не пора ли с него стащить кастрюлю, а то ещё задохнётся - отвечать будешь...

- Он, сволочь, у меня сам за всё ответит! - с жаром ответила Люба и ковырнула "кулёму" кочергой. - У-у, чёртов Цыган!

Цыган и в самом деле, видимо, начал задыхаться, потому что его энергичные движения сменились резкими подёргиваниями, больше похожими на конвульсии, а громкий бубнёж плавно перешёл в чуть слышное поскуливанье.

Александру не сразу удалось стянуть кастрюлю с головы Цыгана: она сидела слишком плотно, и даже удивительно, как он не задохнулся под этой "шапкой".

- Ну, что будем делать? - спросил Александр Цыгана. - Сразу тебя убить или помучить немного?

Люба, ещё не утратившая воинственного пыла, замахнулась кочергой и с чувством, медленно, почти по слогам выговорила:

- Убила бы, и рука не дрогнула! Да мараться об тебя не хочется...

- Пусть он идёт отсюда подобру-поздорову, - сказал Александр. - Похоже, ты его здорово проучила. Надолго запомнит.

Цыган, не ожидавший от Александра такой снисходительности, воспрял духом и попробовал разжалобить его ещё больше:

- Я через неё слепым сделался. Она мне глаза чем-то выжгла. Ничего не вижу, поверь, братан!

Люба возмутилась и снова наскочила на Цыгана, потрясая кочергой.

- Ладно, пусть промоет глаза, - сжалился Александр. - Воды не жалко! А наперёд знать будет, как к серьёзным бабам приставать...

- Чего это ты тут раскомандовался? - вдруг опомнилась Люба. - Иди туда, где живёшь - там и командуй! А тут я пока хозяйка...

Александр, не обращая на неё внимания, распутал узлы верёвки, снял с ног Цыгана ремень и, толкнув его в бок, велел сполоснуть лицо водой.

- Ишь, командир выискался! - продолжала возмущаться Люба. - С разборки он, видите ли, - герой какой! - прискакал... А я тебя звала, что ли? Я этого урода, может, в милицию хочу сдать.

Александр опустился на стул и, только ощутив под собой опору, понял, как сильно устал - до дрожи в коленях и ватной слабости рук. Раздетый, он пробежал несколько километров, и этот стремительный бег вместе с потом выгнал из него весь алкоголь и не дал замёрзнуть.

Он не знал, что машина, на которой рэкетиры кинулись за ним в погоню, на всей скорости выскочила из-за поворота, угодила в полынью и скрылась под тёмной водой. Навряд ли кто-то из преследователей уцелел. Река в том месте была глубокой.

- А может, ты рылом не вышел для интеллигентши? - Люба продолжала свой монолог, не заботясь, слушают её или нет. Ей надо было выговориться выплеснуть всё, что накопилось на душе. - В чём был, в том она тебя и шуганула. А может, у неё новый хахаль объявился, а? Этой дамочке с одним и тем же мужиком скучно, ей разнообразие подавай! А с тебя - ни деньжат, ни вещей, ничего! Зачем ты ей такой нужен? Это только я, дура, тебя терпела. Ну что, отставку она тебе объявила, да? Среди ночи! И ты про меня сразу вспомнил? Мол, Любка всё стерпит, примет такого, как есть...

Александр, услышав последнюю фразу, подумал, что сильно виноват перед этой женщиной. Слов нет, по сравнению с Ларисой она простая, без всяких изысков, стыдливая, ничего не знает и книжек не читает, а слово "мачо" вообще может принять за какое-нибудь новое ругательство. И тем не менее эта обычная женщина притягивала к себе, заставляла тосковать и сильнее биться сердце, потому что незаметно стала частью Александра.

Возможно, он никогда бы этого не понял, не случись головокружительного романа с Ларисой - этого карнавала плоти, фантастически острых ощущений, полночных песен под гитару, сумасшедших разговоров, стихов, ироничных подначек и всего того, чего в его жизни не было и, возможно, уже никогда не повторится. Но постепенно Александр с каким-то запоздалым сожалением стал замечать: та жизнь, к которой его приучала Лариса, - это, конечно, интересно, захватывающе и необычно, но трогает, пожалуй, только тело, а не душу. Так бывает, когда смотришь, допустим, откровенный порнографический фильм: сцены, которые мелькают на экране, вызывают сильное возбуждение, и все эти раскованные женщины в кадре соответствуют твоему вкусу, и ты бы не прочь познакомиться с ними поближе. Но вот экран погас, и, поднимаясь с кресла, ты с удивлением обнаруживаешь, что даже твоё тело уже успокоилось, а душа, оказывается, вообще всё кино как бы продремала. Потому что ей, душе, наплевать на все эти позы, способы, ухищрения и приспособления - ей нужно сердце другого человека, и больше ничего.